Мегрэ в кабаре «Пикрат»
Шрифт:
— Я не знала, что она мертва.
— Но все же вы вошли в квартиру.
— Я не хотела и никогда бы того не сделала.
— Расскажите подробнее.
— Сейчас мы на пятом этаже. Шестой занимает старый мсье инвалид. Я убираю у него и приношу продукты. Он был когда-то налоговым чиновником. Уже много лет живет здесь, а полгода назад у него умерла жена. Вы читали в газетах? Она попала под автобус, когда в десять утра переходила площадь Бланш, идя на рынок.
— В котором часу вы убираете у него?
— Около десяти. А как закончу, то подметаю лестницу сверху вниз.
— Сегодня утром вы тоже подметали?
— А почему нет?
— Но еще раньше вы поднимаетесь наверх с почтой?
— Старый мсье с шестого редко получает письма. Господа с четвертого оба работают, выходят из дому в полдевятого и тогда забирают всю почту в привратницкой.
— А если вас в это время нет?
— Даже когда я хожу за покупками, я не закрываю дверь на ключ. Далеко не ухожу, и дом всегда на виду. Вы не возражаете, если я открою окно?
Всем было душно. Они перешли в первую комнату, и только Жанвье, как утром на Нотр-Дам-де-Лоретт, просматривал ящики и шкафы.
— Так значит, около десяти вы шли на шестой этаж мимо этой двери…
— И, увидела, что она приоткрыта. Немного удивилась.
А когда спускалась, уже не обратила на это внимания.
Приготовила, что нужно, моему мсье, и только полпятого, так как всегда заношу ему обед в это время, пошла наверх. А когда спускалась, снова меня остановила открытая дверь, и против своей воли я позвала: «Мадам графиня!» Все так ее называли. Фамилия трудная, иностранная. Графиня, так проще. Но никто не отозвался.
— Квартира была освещена?
— Да. Я ничего не трогала. Лампа горела.
— А в спальне?
— Тоже, да вы видите и сейчас горит, я не выключала. Не знаю, почему, но мне стало как-то не по себе. Я просунула голову в дверь и еще раз позвала. А потом вошла, хотя было страшновато. Я очень чувствительна к запахам. Заглянула в спальню и сразу ее увидела. Тут же спустилась, чтобы вызвать полицию. Во всем доме был только один старый мсье, поэтому я пригласила консьержку из дома напротив. Я с ней в приятельницах А уж так не хотелось быть одной! Люди спрашивали, что случилось. А потом пришел этот инспектор.
— Спасибо. Как вас зовут?
— Обэн. По мужу.
— Спасибо, мадам Обэн. Вы можете вернуться к себе. А вот кто-то идет. Наверное, врач.
Это был не Блош, а медицинский эксперт, тот же, кто утром осматривал тело Арлетты. Он пожал руку комиссару, кивнул Лоньону, а когда переступил порог спальни, не мог удержаться от реплики: «Опять!»
Следы на шее графини доказывали, что ее тоже задушили. А бесчисленные синяки на бедрах свидетельствовали о степени ее зависимости от наркотиков. Врач понюхал один из шприцев и передернул плечами:
— Морфий, конечно!
— Вы ее знали?
— Никогда не видел. Но знаю на Монмартре несколько таких особ, как она. А сделали это, по-моему, с целью ограбления, — доктор показал на вспоротый матрац.
— Она была богата?
— Неизвестно, — ответил Мегрэ.
Жанвье, который уже долго ковырялся перочинным ножом в замке какого-то ящика, сказал:
— Здесь полно бумаг.
Кто-то быстро поднимался по лестнице. Это был доктор Блош. Мегрэ отметил, что судебный врач холодно кивнул головой в ответ на его приветствие, не подавая руки коллеге.
Глава IV
У доктора Блоша была тусклая кожа, подозрительно блестящие глаза, темные и жирные волосы. Видно, он не удосужился ни расспросить зевак на улице, ни побеседовать с консьержкой. Жанвье по телефону не сообщил ему, что графиню убили, сказал только, что она умерла и комиссар хотел бы поговорить с ним.
Он взбежал наверх, резво перепрыгивая через ступеньки и теперь беспокойно оглядывался. Может, покидая кабинет, Блош сделал себе укол? Он совсем не удивился, что коллега не подал ему руки, и сам не настаивал на этом. Он волновался. Видимо, чувствовал свою причастность к случившемуся.
Лишь только когда Блош зашел в спальню, он заметно расслабился. Графиню задушили. Его это не касалось. Появилась уверенность в себе, и он агрессивно произнес:
— Зачем вызвали именно меня? — он прощупывал почву.
— Консьержка утверждает, что вы лечили эту женщину.
— О, я был у нее только несколько раз.
Что ее беспокоило?
Блош демонстративно обращался только к своему коллеге.
— Вы, наверное, обратили внимание, что она была наркоманкой. Когда превышала дозу, у нее появлялись навязчивые идеи, и тогда она звонила мне. Боялась, что умрет.
— Вы ее давно знаете?
— Я начал практиковать на Монмартре три года назад.
Доктору Блошу было лет тридцать. Мегрэ мог бы поклясться этот человек холостяк, употребляющий морфий с самого начала своей врачебной практики, а может, даже со студенческой скамьи. Не случайно он обосновался на Монмартре. Легко было представить, какие у него пациенты. Без сомнения, его профессиональная карьера закончилась. Он уже был жертвой наркомании.
— Что вы знаете о погибшей?
— Фамилию, адрес — она числится у меня в картотеке. И то, что она наркоманка с пятнадцатилетним стажем.
— Сколько ей было лет?
— Сорок восемь — сорок девять.
Глядя на исхудавшее тело, лежащее поперек кровати, на редкие и бесцветные волосы умершей, трудно было в это поверить.
— Нечасто бывает, чтобы морфинистка еще. и пила, правда?
— Но бывает.
Его руки дрожали, как по утрам у пьяницы, а губы дергались в нервном тике.
— Вы, конечно, старались ее вылечить?
— Сначала, разумеется. Но это был совершенно безнадежный случай. Я ничего не Мог сделать. Она по целым неделям не выбывала меня.