Мегрэ в кабаре «Пикрат»
Шрифт:
— Сколько вам лет?
— Двадцать восемь. Для профессии акробата это уже много, поэтому я и стала танцевать.
— Вы замужем?
— Была когда-то, за жонглером. Но он меня бросил.
— Это вы вышли с Арлеттой вчера ночью, после закрытия кабаре?
— Да, как обычно. Мой дом в двух шагах отсюда, и мы с Арлеттой расстались на углу Нотр-Дам-де-Лоретт.
— Она не пошла сразу домой?
— Нет. Так уже бывало. Она притворялась, что идет направо, а когда я заворачивала за угол, то слышала, как она возвращается, чтобы зайти выпить еще в бистро на де Дуэ.
— Зачем она это скрывала?
— Пьющие люди обычно не любят, когда другие видят, что им нужно добавить.
Она много пила?
— Перед выступлением два коньяка со мной и море шампанского с клиентами. Она прикладывалась и до работы.
— У нее существовали какие-то проблемы?
— Даже если и существовали, то она все равно бы не рассказала. Думаю, в ее жизни всякого хватало.
Судя по всему. Бетти относилась к своей судьбе точно так же, ибо говорила весьма неохотно, голосом бесцветным и монотонным.
— Что вы о ней знаете?
В это время в кабаре вошла пара, мужчина с женщиной, и Дезире широким жестом пригласил их за столик. Увиден пустой зал, они заколебались, переглянулись, и мужчина сказал извиняющимся голосом:
— Мы зайдем попозже…
— Люди ошиблись адресом, — спокойно заметила Бетти. — Такие клиенты не для нас. — Она попробовала улыбнуться. — Только через час, а может, еще позже начнет собираться наша клиентура, хотя иногда нам приходится выступать и перед тремя зрителями.
— Почему Арлетта выбрала эту профессию?
Бетти пристально посмотрела на комиссара и прошептала:
— Я сама часто ее об этом спрашивала. Но до сих пор не знаю и уже не узнаю никогда. Может, ей это просто нравилось? — она взглянула на висящую на стене фотографию. — Вы знаете, в чем заключался ее номер? Все вроде бы легко, каждая из нас пробовала. Но нужно признаться, это чертовски трудно. Потому что если это делать, лишь бы поскорее закончить и уйти со сцены, то с каждым разом это будет все банальнее и скучнее. А должно выглядеть так, будто ты раздеваешься для собственного удовольствия.
— Арлетта делала именно так?
— Я себе не раз говорила, что именно поэтому она и занимается стриптизом. Не от похоти. Мне кажется, Арлетта стремилась распалить мужчин до потери сознания. После выступлений мы обычно уходим на кухню, вроде как за кулисы, а оттуда — наверх, переодеваться. Так она не поднималась сразу, а через щель в дверях смотрела, как реагируют зрители. Актеры так подглядывают через дырку в занавесе.
— Она любила кого-нибудь?
Бетти ответила не сразу.
— Может быть, и любила. Еще вчера утром я бы ответила отрицательно. Но прошлой ночью, когда ее парень ушел, она была такая взволнованная… Сказала мне, что она — просто дура. Я спросила, почему. Она ответила, что все может измениться, если она захочет. «Что именно?»— спросила я. «Всё! Хватит с меня!» — она почти кричала. «Ты хочешь уйти из кабака?» Я попросила ее говорить тише, чтобы Фред не услышал. «На кабаках свет клином не сошелся!»— ответила Арлетта. Да, она была под шафэ, но не настолько, чтобы нести ерунду. Я спросила: «Он обещал, что возьмет тебя на содержание?» Она пожала плечами: «Ты этого не поймешь». Еще чуть-чуть, и мы бы поссорились. Я выпалила: «Нечего принимать меня за идиотку!»
Кузнечик ввел очередных посетителей: троих мужчин и женщину. Мужчины были иностранцами; туристы, а может, участники какого-нибудь конгресса. С женщиной они явно только что познакомились, наверное, в каком-нибудь кафе, и она чувствовала себя не в своей тарелке.
Фред, покосившись на Мегрэ, предложил им занять четвертую ложу и подал карту вин со всевозможными марками шампанского. В баре не было и четвертой части списка. Любезный хозяин порекомендовал гостям какой-то совершен но неизвестный сорт, который продавал с огромной выгодой.
— Мне пора готовиться к выступлению, — вздохнула Бетти. — Номер у меня так себе, но для наших клиентов сойдет. Им лишь бы посмотреть, как ноги задирают!
Зазвучал джайв, Таня спустилась с эстрады, и Мегрэ жестом пригласил ее подойти. Она вопросительно взглянула на Фреда. Хозяин утвердительно кивнул.
— Мсье хочет поговорить со мной?
Кроме имени, в ней не было ничего русского. Она сообщила, что коренная парижанка, а родилась на улице Муфетар.
— Что вы знаете об Арлетте?
— Мы не ладили.
— Почему?
— Мне не нравились ее манеры, — прямо ответила Таня. Она явно знала себе цену и совсем не боялась комиссара полиции.
— Вы ссорились?
— Нет.
— Но хотя бы разговаривали?
— Как можно меньше. Она ревновала.
Кого и к кому?
— Всех ко мне. Она считала, что самая сексапильная женщина — это она, но на меня тоже обращали внимание. Она и танцевать-то как следует не умела, никогда и нигде этому не училась. Только и могла, что раздеваться. Номер ведь заключался только в том, что вся выставлялась напоказ.
— Вы — танцовщица?
— Я с двенадцати лет занимаюсь классическим балетом
— И здесь, в кабаре, исполняете классику?
— Нет. Русские танцы.
— У Арлетты был любовник?
— Скорее всего, был. Но она это скрывала, так как, видимо, хвалиться было нечем. По-моему, это был старик.
— Откуда вы это знаете?
— Мы обычно переодеваемся все вместе, там, наверху. И я частенько замечала, что она вся в синяках. Замазывала их, запудривала, но у меня хорошее зрение.
— Вы говорили ей об этом?
Один раз сказала. Она ответила, что упала с лестницы. И стала регулярно «падать» каждую неделю. И «ударялась», как назло, так, что синяки оказывались на самых видных местах! Только старики имеют такие мерзкие привычки!
— Когда вы заметили это в первый раз?
Я здесь полгода. Как пришла, сразу же заметила.
И часто вам приходилось это видеть?
— Я не рассматривала ее регулярно, но синяки бывали. У вас есть еще вопросы, мсье? Мне пора за инструмент.