Мегрэ в кабаре «Пикрат»
Шрифт:
— И ты искал его до утра?
— Знаю места, где мы могли бы пересечься. У Филипа не было денег на дорогу, и он заходил во все кафе, где мог встретить знакомых. Как только собрал деньги, вернулся за чемоданом.
— Откуда ты узнал, что он собирается уезжать именно с Северного вокзала?
— От одной ночной пташки, которая призналась, что ее приятель сел в автобус на площади д’Анвер. Я нашел его в зале ожидания.
— А что ты с ним делал все утро?
— Доставил на свой пост, чтобы допросить.
— Результат?
— Ничего не знает или говорит, что ничего не знает.
Мегрэ вдруг показалось, что инспектор спешит, но совсем не для того, чтобы улечься спать
— Я вам его оставлю?
— Ты написал рапорт?
— Отдал своему комиссару.
— Значит, это Филип снабжал графиню наркотиками?
— Или она его. Их часто видели вместе.
— И давно они знакомы?
— Несколько месяцев. Если я вам больше не нужен…
Лоньон явно что-то скрывал. Или Филип все-таки проговорился, или сам инспектор во время ночного патрулирования получил новую информацию, что открыло перед ним очередную возможность отличиться, и сейчас Растяпе не терпелось бежать, чтобы другие опять не перешли ему дорогу.
Мегрэ тоже знал Монмартр и мог себе представить «веселую» ночь инспектора и Филипа. Чтобы найти денег на билет, мальчишка должен был встретиться с несколькими десятками таких же, как он, опустившихся на самое дно людей. Он приставал к девушкам, торчащим у ворот подозрительных гостиниц, мучил слезными просьбами обслугу и портье ночных кабаков. А когда наступала глухая ночь, пробирался в притоны, где ловили наркотический кайф его приятели, такие же безденежные, как и он.
Раздобыл ли Филип хоть немного зелья для себя? Если нет, то сейчас у него может начаться ломка.
— Я могу идти? — нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, спросил Лоньон.
— Спасибо, ты славно поработал.
— Я не думаю, что это Филип убил графиню.
— Согласен.
— Вы арестуете его?
— Вполне вероятно.
Лоньон наконец ушел, и Мегрэ отворил дверь в комнату инспекторов. На столе лежал открытый чемодан. Филип стоял рядом. Его лицо цветом и какой-то странной студенистой консистенцией напоминало растопленный парафин. Когда к нему приближался кто-то из инспекторов, он вскидывал руки, будто боялся, что его начнут бить.
Взгляды окружающих выражали только отвращение.
В чемодане комиссар увидел стопку изношенного белья не первой свежести, носки, стеклянные капсулы с каким-то порошком. Мегрэ открыл одну и понюхал лекарство. Он хотел убедиться, что это не героин. Там же лежало несколько тетрадок. Комиссар перелистал их. Это были стихи, а точнее, невнятные заумные верлибры, явно написанные в состоянии наркотического делириума.
— Пойдем со мной, — приказал Мегрэ.
Филип сгорбился, будто ожидая удара в спину. Наверное, он уже привык к этому. И на Монмартре встречаются люди, которые не терпят подобных выродков и при первой же возможности охотно выражают свое отношение кулаками.
Мегрэ сел, а парень остался стоять, шмыгая носом с раздраженно подрагивающими ноздрями.
— Графиня была твоей любовницей?
— Она опекала меня, — ответил Филип с кокетливой интонацией гомосексуалиста.
— Неужели ты с ней не спал?
— Ее интересовала моя поэзия.
— Она давала тебе деньги?
— Поддерживала меня материально.
— И много она тебе давала?
— Графиня не была богата.
На парне был хорошо скроенный, двубортный, но невероятно изношенный и грязный плащ, когда-то он был голубого цвета, и явно чужие лакированные полуботинки, которые следовало носить со смокингом, а не с этой хламидой.
— Почему ты хотел удрать в Бельгию?
Филип не отвечал, косясь на дверь в соседнюю комнату. Он боялся, что Мегрэ сейчас кликнет двух рослых инспекторов и те кинутся учить его уму-разуму. Может, с этим сталкивался во время других приводов в полицию?
— Я не сделал ничего плохого. Зачем меня арестовали? — пролепетал парень.
— Тебя очень тянет к мужчинам?
Как все «голубые», Филип был очень горд своей принадлежностью к этому клану, и мимолетная усмешка исказила его красные, как у девушки, губы. Кто знает, может быть, внимание настоящих мужчин тоже доставляло ему удовольствие?
— Не хочешь отвечать?
— У меня много друзей.
— А подружки тоже есть?
— Это не одно и то же.
— Как я понял, мужики — для удовольствия, а старухи — для денег?
— Они любят мое общество.
— И много их у тебя?
— Несколько.
— И все тебя опекают?
Мегрэ приходилось сдерживать свое отвращение, и он пытался разговаривать на эти скользкие темы спокойно и буквально заставлял себя относиться к этому отвратительному юнцу как к нормальному человеку.
— Иногда они помогают мне, — продолжал жеманиться Филип.
— И все они сидят на игле?
Филип потупился. Вдруг Мегрэ осенила неожиданная мысль. Комиссар не стал вскакивать, хватать этого педераста за грязный воротник, а наоборот, заговорил глухо и размеренно:
— Слушай, у меня нет времени с тобой цацкаться. Я — не Лоньон. Или ты сейчас же расколешься, или надолго угодишь за решетку. Но сначала мои парни с тобой порезвятся.
— Они будут меня бить?
— Сделают все, что я им прикажу.
— Не имеете права!
— А ты имеешь право разносить заразу? Отвечай по-хорошему, давно знаком с графиней?
— Полгода.
— Где познакомились?
— В маленьком баре на улице Виктор-Массе. Прямо напротив ее дома.
— Ты сразу понял, что она колется?
— Это легко вычислить.
— И ты стал преследовать ее?
— Я хотел только, чтобы она со мной поделилась.
— А у нее было, чем делиться?
— Да.
— Много?
— Недостатка она почти никогда не испытывала.