Мегрэ в кабаре «Пикрат»
Шрифт:
— Когда ты видел графиню последний раз? — спросил Мегрэ.
— Позавчера утром.
— А не вчера?
— Вчера с утра мне было плохо, и я весь день не вставал с постели.
— Что с тобой было?
— Я не принимал два дня.
— И графиня с тобой не поделилась?
— Клялась, что у самой ничего нет.
— Вы поссорились?
— Оба были в плохом настроении.
— И ты ей поверил?
— Графиня показала мне пустой ящик.
— Когда она приглашала доктора в последний раз?
— Не знаю точно. Звонила, кажется, и он обещал прийти.
— И больше ты к графине не возвращался?
— Нет.
— А теперь послушай: вчера, около пяти вечера мы нашли труп графини. Вечерние газеты уже были набраны, и информация о ее смерти была опубликована только сегодня. А ты провел всю ночь в поисках денег, чтобы сбежать в Бельгию. Откуда ты знаешь, что графиня мертва?
Филип хотел было запротестовать, но стушевался под тяжелым взглядом комиссара.
— Я подошел к ее дому и увидел людей на тротуаре.
— Во сколько это было?
— Вроде, в полседьмого.
Это было как раз в то время, когда Мегрэ находился в квартире графини, а один из полицейских стоял у парадного, чтобы держать зевак на расстоянии.
— Вынь все из карманов.
— Я уже вынимал… Инспектор Лоньон просил об этом.
— Вынь еще раз.
Филип достал грязный носовой платок, два ключа на колечке — один от чемодана, перочинный нож, кошелек, какие-то таблетки, бумажник, блокнот и шприц в упаковке.
Мегрэ взял в руки истрепанный пожелтевший блокнот со множеством адресов и телефонов. Фамилий было мало, в основном, имена или инициалы. Оскара не было.
— Когда ты узнал, что графиню задушили, то подумал, что подозрение может пасть на тебя?
— Так всегда и бывает.
— И ты решил удрать в Бельгию. У тебя там кто-нибудь есть?
— Я много раз бывал в Брюсселе.
— Кто дал тебе денег на билет?
— Друг.
— Кто именно?
— Я не знаю его фамилии.
— Знаешь.
— Доктор.
— Доктор Блош?
— Да. Я не мог нигде найти, а было уже три часа ночи, я все боялся, что меня арестуют. И позвонил ему из бистро на улице Коленкур.
— Что ты ему сказал?
— Что я — друг графини и что мне нужны деньги.
— И он сразу согласился дать денег?
— Когда я добавил, что, если меня арестуют, то у него будут неприятности.
— Значит, ты еще и шантажист. Ходил за деньгами к нему домой?
— Нет. Он ждал меня у подъезда.
— Ты ничего больше не просил?
— Доктор дал мне еще порцию.
— И ты сразу в воротах сделал себе укол. Это все? Ничего не скрываешь?
— Я ничего больше не знаю.
— Доктор — педераст?
— Нет.
— Откуда ты знаешь?
Филип развел руками, считая вопрос наивным.
— Ты голоден?
— Нет.
— Хочешь пить?
Губы Филипа дрожали. Он хотел, он очень хотел, но только совсем другого.
Мегрэ с усилием поднялся, еще раз открыл дверь в комнату инспекторов. Торранс, высокий, мускулистый, с ручищами, как у мясника, был на месте. Люди, которых допрашивал этот инспектор, не подозревали, что он и мухи не обидит.
— Иди сюда! — позвал его комиссар. — Закроешься с этим парнем и отпустишь его только тогда, когда он расколется. Неважно, завтра или через три дня. Когда устанешь, пусть тебя кто-нибудь сменит.
Филип испуганно запротестовал:
— Я рассказал все, что знаю! Вы хотите меня… — и внезапно истерически закричал: — Мсье — негодяй! Плохой человек! Вы… Вы…
Мегрэ отодвинулся от двери, подтолкнул верещащего Филипа к инспектору и незаметно подмигнул Торрансу. Они пересекли просторную комнату инспекторов и вошли в помещение, которое в шутку называли «уголком грешников».
По дороге Торранс громко крикнул Лапуэнту:
— Пусть мне принесут пива и бутербродов.
Когда дверь чулана закрылась за Торрансом и его «жертвой», Мегрэ с облегчением расправил плечи. Сейчас ему больше всего на свете хотелось проветрить свой кабинет.
— Как дела, ребята? — поинтересовался комиссар.
Он только сейчас заметил, что Люка уже пришел из морга.
— Дама вернулась и хочет с вами поговорить.
— Тетя из Лизьё? Как она там себя вела?
— Как старуха, которая с удовольствием ходит на похороны. Не понадобились ни нюхательная соль, ни нашатырный спирт. Спокойно осмотрела труп с головы до пят и просто подскочила от возмущения: «Зачем вы выбрили ей это место?» Я сказал, что мы здесь не при чем, и она замолчала. Потом показала родимое пятно на стопе: «Вот оно, но я бы и без этого ее узнала». А выходя, поставила меня перед фактом: «Я иду с вами, молодой человек. Мне нужно поговорить с комиссаром». Она в приемной. Думаю, что так легко вы не отделаетесь, патрон.
Молодой Лапуэнт поднял трубку, но слышимость, похоже, была очень плохая.
— Ницца?!.. — кричал он в телефонную трубку.
Жанвье еще не было. Мегрэ вернулся к себе и позвонил дежурному, чтобы тот препроводил даму из Лизьё.
— Я слышал, вы хотите мне еще что-то сообщить?
— Не знаю, заинтересует ли это вас. Я вспомнила по дороге в морг одну вещь. Часто так бывает, помимо воли возвращаешься к воспоминаниям, хотя я не люблю сплетничать.
— Я внимательно слушаю вас, мадам.
— Это касается Анн-Мари. Я рассказала вам утром, что она уехала из Лизьё пять лет назад и что ее мать не хотела даже слышать о дочери. Но ведь это же ненормально, это не по-людски.
Мегрэ терпеливо ждал. Торопить разговорчивую женщину не имело смысла.
— Разумеется, все об этом знали. Ведь Лизьё — небольшой городок, в нем ничего не скроешь. У меня есть приятельница, которую я глубоко уважаю. Она раз в неделю ездит в Кань по торговым делам. Так вот, эта дама клялась здоровьем своего мужа, что незадолго до исчезновения Анн-Мари видела ее в Кане. Девушка выходила от врача.