Мегрэ в кабаре «Пикрат»
Шрифт:
— Ты знаешь, кто снабжал графиню?
— Она не рассказывала.
— Но ведь ты знаешь?
— Догадываюсь.
— Кто?
— Какой-то доктор.
— Он тоже из ваших?
— Да.
— Доктор Блош?
— Я не знаю его фамилию.
— Врешь. Ты был у него?
— Случалось.
— Зачем?
— Чтобы дал мне немножко.
— И он давал?
— Один раз.
— Ты обещал, что заложишь его?
— Я просто должен был получить дозу. Тогда целых три дня у меня ничего не было. Доктор сделал мне укол. Только один.
— Где ты встречался с графиней?
— В баре или у нее дома.
— Почему она давала тебе морфий и деньги?
— Она мной интересовалась.
— Я предупреждал тебя, чтобы ты для своей же пользы говорил правду.
— Графиня была очень одинокой.
— У нее кроме тебя никого не было?
— Она была совершенно одна.
— Вы занимались любовью?
— Я старался доставить ей удовольствие.
— У нее дома?
— Да.
— И вы вместе пили эту красную дрянь?
— Мне было противно, но…
— И вместе спали в ее берлоге. Ты оставался там когда-нибудь до утра?
— Иногда и на два дня.
— Вы не отдергивали шторы, не знали даже, когда день, а когда ночь? Было?
Мегрэ представил себе, как, уйдя наконец от графини, Филип бродил, как лунатик, по улицам в поисках новой порции отравы.
— Сколько тебе лет?
— Двадцать восемь.
— Когда начал колоться?
— Года четыре назад.
— Зачем?
— Не знаю. Начал, и все.
— Ты поддерживаешь отношения с родителями?
— Отец на меня давно… положил.
— А мать?
— Иногда потихоньку шлет мне посылки.
— Расскажи о графине.
— Я ничего о ней не знаю.
— Неправда.
— Она была когда-то очень богата. Вышла за старика, хотя не любила его. Этот граф не давал ей ни минуты покоя, нанял частного детектива следить за ней.
— Она тебе так сказала?
— Каждый день граф получал рапорт, в котором по минутам было расписано, что она делала в течение дня.
— Графиня уже тогда кололась?
— Нет. Не думаю. Потом граф умер, и все сговорились, как бы поскорее вытрясти из нее наследство.
— Что значит «все»?
— Все альфонсы на Лазурном берегу. И игроки из казино, и ее подружки…
— Она называла какие-нибудь фамилии?
— Не помню. Когда наширяешься, то несешь ерунду, да и не помнишь ничего…
Мегрэ знал об этом только теоретически, так как сам, естественно, никогда не пробовал наркотиков. Ему вполне хватало пары рюмок коньяку на ночь.
— У графини осталось немного денег?
— Если и осталось, то на самом деле немного. Она уже продавала драгоценности.
— Показывала их тебе?
— Нет.
— Не доверяла?
— Не знаю.
Филип покачивался на худых, как палки, ногах в обвислых брюках. Мегрэ жестом указал ему на стул.
— У нее был еще кто-нибудь, кому она давала деньги?
— Она об этом не говорила.
— Ты никогда не видел, чтобы кто-нибудь приходил к ней домой или подсаживался за столик в кафе?
Мегрэ чувствовал, что Филип что-то знает, но боится сказать.
— Н… Нет!
Комиссар сурово посмотрел на парня:
— Ты забыл, о чем я тебя предупреждал?
Но Филип уже опомнился:
— Я никогда никого с ней не видел.
— Ни мужчину, ни женщину?
— Никого.
— А не слышал ли ты случайно об Оскаре?
— Я не знаю никакого Оскара.
— Было похоже, что графиня кого-то боится?
— Она боялась, что умрет, когда останется одна.
— Вы ссорились?
Филип был слишком бледен, чтобы покраснеть. Лишь розовая тень коснулась его ушей:
— Откуда вы знаете? — ответил он вопросом на вопрос и добавил с всепонимающей, чуть пренебрежительной усмешкой: — Это всегда так кончается.
— Что ты имеешь в виду?
— А вы порасспрашивайте наших.
Он хотел сказать: «кого-нибудь из наркоманов». А потом неохотно заговорил:
— Когда у графини кончался морфий, а доктор не приходил, она бросалась на меня и кричала, что я спрятал от нее ампулу и, даже говорила, что я обокрал ее, клялась, что еще вчера в ящике оставалась по крайней мере, дюжина.
— Она давала тебе ключи от квартиры?
— Нет.
— Ты никогда не входил туда в ее отсутствие?
— Она всегда торчит дома. Иногда по нескольку недель не выходила из спальни.
— Ответь на мой вопрос, только правду. Ты заходил когда-нибудь в квартиру, когда ее не было?
И снова Мегрэ почувствовал едва уловимое колебание.
— Нет.
Мегрэ пробурчал беззлобно:
— Врешь.
Мегрэ казалось, что воздух в его кабинете медленно, но неотвратимо становится таким же смрадным и затхлым, как в квартире графини на улице Виктор-Массе.
Комиссар хорошо знал синдромы наркомании: в отрыве от наркотика Филип был готов получить дозу за любую цену. И тогда ему приходилось проделывать то же, что и сегодня ночью, когда, собирая деньги на билет, лишенный человеческого достоинства, он клянчил у всех подряд. На самом дне Парижа, куда скатился, это было непросто. А графиня всегда имела достаточное количество наркотика. И если она не хотела делиться, нужно было просто подождать, когда ее не будет дома. Это было логично. Наркоманы шпионят друг за другом, ревнуют друг к другу, не чураются воровства, а иногда и доносов. Уголовная полиция часто была не в состоянии отличить телефонные звонки людей, желающих помочь следствию, от тех, кто хотел страшно отомстить себе подобным.