Меняю курс
Шрифт:
Затем выступил Кальво Сотело. Он яростно нападал на Народный фронт, приписывая ему преступления, совершенные реакцией. Меня особенно поразила та часть его выступления, где он хвалил НКТ - анархические профсоюзы.
В своей речи дон Сантьяго Касарес дал отпор Кальво Сотело, обвинив его в антиреспубликанской деятельности. И наконец, от коммунистов выступила Долорес Ибаррури.
Я впервые присутствовал на ее выступлении, и мне было интересно, что она скажет.
Внешность этой коммунистки произвела на меня сильное впечатление. Она была по-настоящему привлекательна. Ее простая, но сделанная со вкусом прическа подчеркивала тонкие и правильные черты лица. Долорес Ибаррури была женственна и в то же время производила впечатление энергичного человека.
Коммунисты вновь удивили меня. Долорес Ибаррури оказалась совершенно не такой, какой я представлял ее себе по описаниям в газетах.
У нее был исключительно приятный голос, и говорила она свободно и легко. Ее выступление, четкое и ясное, простой и понятный язык произвели в конгрессе большое впечатление.
В своей речи Долорес Ибаррури упрекала правительство в пассивности перед лицом открытого наступления реакции. Приведя множество доказательств и неоспоримых фактов, свидетельствовавших о неминуемости восстания, она прямо обвиняла его в попустительстве заговорщикам.
Я почувствовал прилив сил и энергии. Слова Долорес Ибаррури совпали с моими мыслями о положении в стране.
Выступление Долорес Ибаррури было самым сильным. После окончания заседания в баре конгресса к нам присоединился Прието. Он очень хвалил Ибаррури, но все же не удержался, чтобы не высказать свою антипатию к коммунистам. Очень жаль, сказал Прието, что такая талантливая и выдающаяся женщина находится в рядах коммунистической партии. [329]
Через несколько дней мне позвонил Гонсалес Хил и сообщил, что фалангисты убили лейтенанта Кастильо, чья фамилия стояла второй в том списке, о котором я говорил. Лейтенант Кастильо, беззаветно преданный республике офицер, командовал особой группой «Гвардиа де асальто». Казарма, где она располагалась, находилась недалеко от моего дома, поэтому я часто видел его.
Сообщение об убийстве лейтенанта Кастильо вызвало во мне гнев и стыд. Я почувствовал неодолимое желание действовать. Позволять этим сволочам безнаказанно убивать казалось мне трусостью. Я жаждал немедленно принять меры, пусть даже самые жестокие, чтобы раз и навсегда покончить с подрывной деятельностью правых.
Я знал, что некоторые офицеры-летчики поддерживают тесный контакт с механиками и сержантами. Среди них были два моих хороших друга: лейтенант Эрнандес Франк и капитан Гонсалес Хил. Но они никогда не говорили мне о своих политических взглядах. Я всегда считал их хорошими республиканцами, и только. Их сдержанность, как мне стало известно позже, объяснялась тем, что оба они были коммунистами, а коммунистическая партия подвергалась преследованиям и при первом и при втором республиканских правительствах, находясь фактически в подполье. Зная о моей большой дружбе с Прието, Марселино Доминго и другими республиканскими деятелями, входившими в состав этих правительств, они, естественно, предполагали, что я их единомышленник.
Решив действовать, я подумал, что Гонсалес Хил - тот человек, который поможет мне. Я отправился к нему домой, застав там сержанта и двух механиков с аэродрома «Куатро виентос». Увидев меня, они стали прощаться, но я попросил их остаться. Мне хотелось узнать мнение этих людей о злодейских убийствах и возможности восстания.
Вначале чувствовалась некоторая стесненность, но когда я откровенно рассказал о своей реакции на убийство Кастильо и желании немедленно действовать, даже в обход министра, и к тому же они увидели, что Гонсалес Хил доверяет мне, лед растаял. Состоялся интересный и искренний разговор. Гонсалес Хил вполне откровенно дал мне понять, что у него имеются связи с коммунистами и социалистической молодежью. Но он ни слова не сказал о своей принадлежности к коммунистической партии. [330]
Собравшиеся откровенно рассказали о созданной в военно-воздушных силах организации для наблюдения за фашистами, которая готова в любой момент сорвать попытку мятежа. В эту организацию, действовавшую в авиации с 1934 года, входили капитан Гонсалес Хил, лейтенанты Эрнандес Франк и Луис Бургете и еще три или четыре офицера, а также механики, сержанты и солдаты. Почти все они были членами коммунистической партии и Союза объединенной социалистической молодежи. Поскольку Гонсалес Хил и его друзья преследовали те же цели, что и мы, находившиеся на руководящих постах, нам было нетрудно договориться о совместных действиях.
Не теряя времени, Гонсалес Хил и я отправились в «Куатро виентос» к полковнику Рианьо, командиру базы, преданному республиканцу. Уже в течение четырех дней встревоженный Рианьо не покидал базы, опасаясь мятежа реакционно настроенных офицеров, которых довольно много еще оставалось на этом аэродроме.
Вместе с Рианьо, Гонсалесом Хилом и его механиками мы создали в ротах небольшие группы из надежных офицеров и сержантов, которые в случае необходимости могли бы помочь Рианьо подавить любую попытку восстания на базе.
Иначе говоря, мы приняли самые элементарные меры безопасности, но предотвратить мятежа они, разумеется, не могли. Тем не менее мы стремились привлечь к защите республики младших командиров и солдат.
Затем мы направились в Хетафе. Там дежурили капитан Каскон и лейтенант Эрнандес Франк. Оба были весьма обеспокоены. Они получили сведения о том, что в соседнем артиллерийском полку происходит совещание офицеров и отмечено весьма подозрительное движение.
Каскон, Эрнандес Франк, Гонсалес Хил, два вызванных им механика и я собрались в ангаре, чтобы обсудить создавшуюся ситуацию. Проинформировав о принятых нами мерах на «Куатро виентос», договорились немедленно приступить к созданию такой же системы наблюдения и в Хетафе.
Выполнение этой задачи внутри базы оказалось относительно легким. Трудность заключалась в организации эффективного наблюдения за артиллерийским полком. Для этого требовалось много людей, а мы не решались выводить с аэродрома свои группы, чтобы не ослаблять местные силы. [331]
Разрешить эту сложную проблему помог Гонсалес Хил. Вместе с Эрнандесом Франком он отправился в деревню Хетафе. Вскоре они вернулись в сопровождении двух ее жителей. Эти люди оказались членами Союза объединенной социалистической молодежи и коммунистической партии. Они рассказали, что в их деревне создан отряд примерно в 40 человек, состоящий в основном из рабочих, которые уже в течение нескольких недель ведут наблюдение за артиллеристами. Им удалось установить контакт с сержантами и солдатами этого полка, от которых они и узнали о подозрительном сборище офицеров.
Договорились, что Каскон и я проведем ночь на аэродроме. Эрнандес Франк с небольшой группой вооруженных механиков и солдат присоединятся к тем, кто наблюдает за казармой, а Гонсалес Хил отправится в гражданский аэропорт Барахас, где у него было несколько друзей, чтобы предупредить их.
Я еще раз убедился, каких возможностей лишался, не состоя членом ни одной политической партии или организации.
Возвращаясь на следующий день домой, я испытывал чувство удовлетворения и, кажется, впервые за много недель спокойно заснул. В Мадриде аэродромы были в наших руках.