Мэри Роуз
Шрифт:
Маска Ланселота и вино, навязанное ему Анной, раскрепостили Сильвестра. Он всегда любил ходить на танцы, а придворным фигурам его научила Анна. Как и было запланировано, он встал в ряд пар с одной из придворных дам Анны, а оставшиеся в одиночестве четыре дамы сами выбрали себе партнеров.
Сама Анна, одетая королевой Гвиневрой, схватила своего избранника за руки и беззастенчиво оттеснила в сторону даму, которая только что собиралась танцевать с ним. Захваченный таким образом господин поднял брови, но скорее удивленно, нежели сердито. Это был Франциск Французский. Сколько времени ему потребуется, чтобы понять, что он только что обнял за талию для прыжка ту самую даму, которую оскорбляла и поносила его королева?
Другой мужчина давно разгадал маскарад красавицы. Король Генрих не отводил взгляда от пары, и по лицу его расплывалась одобрительная улыбка. Было очевидно, что Анна училась танцевать во Франции. Она применяла все свои таланты: элегантность, виртуозность и соблазнительную чувственность. Никто не догадывался, что полчаса назад она рыдала в объятиях Сильвестра.
«Она поставила на эту карту весь свой капитал, — думал Сильвестр, — и вот-вот сломается от напряжения затеянной ею игры. Но не сдастся, скорее будет танцевать до упаду». Он молился, чтобы она достигла своей цели, прежде чем ее оставят силы. Такой человек, как Анна, заслуживает мужчины, для которого она станет центром вселенной. Но поскольку она приняла твердое решение отказаться от этого, чтобы стать королевой Англии, ему хотелось, чтобы у нее получилось хотя бы это.
— Вы восхитительно танцуете, — похвалила его дама, когда музыка смолкла. — Искренне сожалею, что вынуждена уступить вас. — И она указала на даму слева, придвинувшуюся к ним вместе со своим партнером. Она была в чепце замужней женщины, но из-под бархата на плечи спадал водопад волос. Она грациозно протянула ему руку. Если бы мужчина отказался принять ее, разразился бы скандал.
— Добрый вечер, Сильвестр, — произнесла Джеральдина, поворачивая свое стройное, словно сосенка, тело в первой фигуре гальярды. Она танцевала не менее искусно, чем Анна, а возможно, даже еще совершеннее, но то, что у Анны было подобно череде безмолвных обещаний, для Джеральдины было лишь исполнением обязанностей. Она совершенно не казалась разгоряченной, каждая складочка платья оставалась на своем месте.
— Может быть, ты хотя бы пожелаешь мне доброго вечера? — поинтересовалась она. — Или я должна позволить тебе продолжать игнорировать меня на виду у всех, как ты делаешь на протяжении вот уже многих лет?
— Ты знаешь почему, — пробормотал Сильвестр, которому хотелось прижать сестру к себе, — как в детстве, зимой, когда она, будучи маленькой девочкой, поднимала плечики и дрожала всем телом. Но из них двоих сильной всегда была она и, сталкиваясь с множеством его слабостей, постоянно закатывала глаза. Но всякий раз, когда она мерзла, ему позволялось обнять ее.
В зале топился большой камин, таяли свечи на столах, но ему все казалось, что Джеральдина мерзнет.
«Я хочу тебя ненавидеть. Ты постоянно унижала меня. Мне было позволено греться в твоих лучах, пока я оставался слабым братом, мне было позволено петь для тебя, когда тебе аплодировали за танцы. Но как только я пытался расправить крылья, ты подрезала их. Затем появился Энтони, который сделал меня сильным, потому что увидел во мне что-то, что не видел никто другой. Потому что он захотел, чтобы его другом стал именно я, слабак Сильвестр, и я научился отделяться от тебя. Тебе это не понравилось, верно, Джеральдина? Если бы было по-твоему, он умер бы из-за трусости твоего мужа, а я бы снова остался один. Каждая клеточка моего тела хочет ненавидеть тебя. Но почему эта ненависть к тебе так похожа на ненависть к части самого себя?»
— Да, я знаю, почему ты меня избегаешь, — произнесла Джеральдина. — Потому что тебе безразлична судьба собственной сестры. Всякий раз, когда отец приезжает навестить меня, он суетливо передает от тебя приветы, но я вижу, что он может. Такой человек, как отец, благородство во плоти, не умеет лгать.
— Твоя судьба мне небезразлична.
Она колко рассмеялась.
— Ты, как и отец, не умеешь лгать. Ты хоть раз справлялся обо мне на протяжении двух последних лет?
— Нет, — признал он.
— И ко мне тогда ты пришел только потому, что боялся, что твоего неназываемого привлекут к ответу.
— Он не мой неназываемый! — вырвалось у Сильвестра так громко, что многие повернули головы, чтобы посмотреть, что происходит. — Он мой друг, и его не привлекали к ответу, а забивали до смерти. Я умолял тебя помочь мне, но ты и бровью не повела.
— У тебя какая-то противоестественная любовь к неназываемому, Сильвестр.
— Ах, вот как? Да что ты в этом понимаешь? — Никогда прежде он с ней так не разговаривал. — Может быть, ты считаешь, что любая любовь противоестественна? Тебе кажется, что люди, которые любят друг друга и идут ради этого на жертвы и лишения, больны или по меньшей мере не в своем уме?
Ее красивое лицо дрогнуло.
— Да, возможно, я так считаю. С этим нельзя не согласиться, правда?
— Меня можешь не спрашивать. Я один из таких больных и безумных. Мне не приходит в голову ничего, на что я бы не был готов ради своих друзей, и я не знаю, как бы жил без них.
— А меня ты на это обрекаешь, — заметила Джеральдина.
Музыка смолкла, чтобы тут же снова начаться — с барабанного боя и терпкого пения флейты. Многие пары перестроились, и, скосив глаза в сторону, Сильвестр увидел, что Анна и этот танец начала с королем Франциском. Казалось, она почувствовала его взгляд и улыбнулась ему теплой улыбкой. Поклонившись, он хотел было оставить Джеральдину, но сестра словно клещами вцепилась в его запястье.
— Не спеши так. — В ее голосе послышались угрожающие нотки. — Один-другой танец с ненавистной сестрой ты, пожалуй, стерпишь.
— Джеральдина, зачем ты так с нами поступаешь? — спросил он. — Я знаю, что безразличен тебе, так почему бы каждому из нас не пойти своим путем и не желать друг другу зла?
— Потому что это не по мне, — не колеблясь, ответила она. — И кто тебе сказал, что ты мне безразличен? Это ты меня избегаешь, а не наоборот. У меня есть все причины злиться на тебя, но для меня кровь — не водица. Я навязала тебе этот танец, чтобы предупредить тебя, ибо не хочу спокойно смотреть, как мой брат спешит навстречу своему несчастью.
— И в чем же мое несчастье?
— Не притворяйся дурачком! Думаешь, я не заметила, какие взгляды ты бросаешь на мою подругу Анну? Или следует сказать «мою бывшую подругу»? С тех пор как у нее появился ты, она отбросила меня в сторону, словно пустую скорлупу от ореха.
— Не говори глупостей!
— Я не склонна к этому, — возразила она. — Ты же не станешь отрицать, что графине Рипонской не нашлось места среди дам, которых Анна отобрала для своей игры с французским королем! До знакомства с тобой это было немыслимо! Она называла меня «моя подруга», «моя милая, единственная душа, к которой я неравнодушна». Скажи мне, Сильвестр, что ты рассказал Анне про меня, чтобы так настроить ее против меня? Что я приказала пытать твоего неназываемого?