Мэри Роуз
Шрифт:
Теперь король расхохотался во весь голос. Взял салфетку, которой господа закрывали грудь во время еды, скомкал ее и швырнул в Сильвестра.
— Вы нас развлекаете, мастер Саттон. Да, поистине, вы нас развлекаете. Такой симпатичный мужчина выделяется среди всей этой толпы перекошенных рож, к тому же, судя по всему, вы разбираетесь в любви. Леди Анна дала нам понять, что хотела бы видеть вас при дворе, и мы думаем, что присоединимся к ее желанию. Что скажете, мастер?
— Я не из благородного сословия, Ваше Величество.
— Вы только послушайте! — подмигнул ему король. — А вам не кажется, что за этим дело не станет? Наш первый министр, покойный кардинал, был бастардом мясника, а пройдоха Кромвель, которого он нам навязал, ведет свой род от чресл трактирщика. Сыну рыцаря нет нужды оставаться в стороне от подобных людей. Вы немного застали нас врасплох, и пока что нам еще предстоит сразиться в Риме. Но что скажете — мы оба можем пообещать леди Анне подумать о ее пожелании?
Сильвестр вспомнил о Саттон-холле, о смехе своего отца, тетушкиной брани, о шуме моря и о Фенелле.
— Конечно, Ваше Величество, — произнес он, молясь про себя: «Господи, да минует меня чаша сия. Но если это необходимо, оставь при мне этого парня, который на своих полутора ногах не колеблется и не шатается».
— А теперь перейдем к вам, устраивайтесь поудобнее.
Сильвестр встал, его рука выскользнула из ладони Энтони.
Король тоже поднялся и почти грациозно потянулся.
— А кто это у нас тут? Такое лицо не забывается, мы знакомы, не так ли?
— Полагаю, что так, мой король, — ответил Энтони.
— Ты из Портсмута?
— Если вам так угодно.
— А если нет?
— Тогда тем более.
Король рассмеялся.
— Язык словно длинный лук, так мне и запомнилось. Я думал, что тебе изрядно досталось, но, судя по всему, это не повлияло на твой язык. Но вот имя свое тебе придется мне напомнить. Как там тебя зовут, говоришь?
— Флетчер, — ответил Энтони. — Но про это можете спокойно забыть. Портсмута достаточно.
— Так, так… — Король почесал подбородок. — А позволено ли мне будет узнать, что в этом твоем Портсмуте такого особенного? Что отличает его от Дувра, от Гастингса или Хита?
— Его сухой док, — ответил Энтони. — Там был построен ваш самый драгоценный корабль.
— «Генри Грейс э’Дью», что ли? — насмешливо поинтересовался король.
— «Мэри Роуз», — ответил Энтони;.
Некоторое время они молча рассматривали друг друга. А затем король поинтересовался:
— Скажи-ка, Флетчер из Портсмута, ты мне ничего не должен?
— Возможно. Я из тех людей, которые что-то должны половине мира.
— Неужели твой король — это пол мира, парень?
— Пожалуй, это вопрос точки зрения, — ответил Энтони. Громко топая, король обошел стол, спустился с подиума, приблизился к Энтони. Дойдя до него, сжал руку в кулак и замахнулся. Сильвестр вскрикнул. Королевский кулак опустился, замер в воздухе, разжался и мягко коснулся щеки Энтони.
— А ты не трус. Немного воспитания — и стал бы отличным малым. Что скажешь, расплатишься со своим долгом, чтобы мы все могли выпить еще по бокалу того, от чего лучше спится?
— С удовольствием попытаюсь, — ответил Энтони. — Если Ваше Величество изволит сказать мне, в чем он состоит.
— Так, так, значит, попытаешься! — рявкнул Генрих. — Ты обязан мне жизнью, парень! Вместо того чтобы великодушно отпустить тебя из Клинка, я мог разжечь под твоей задницей костер. А ты просто забыл, что должен быть мне за это благодарен?
Сильвестр похолодел.
— Я никогда не благодарю, — произнес Энтони.
— Ого. Это еще почему?
Энтони поднял голову.
— Потому что подарок, достойный благодарности, нельзя уравновесить парой слов.
Генрих Тюдор, возвышаясь над Флетчером, упер руки в бока.
— А если я прикажу тебе поблагодарить?
— Возможно, я сделаю это, — ответил мужчина. — По крайней мере если ваши пощечины станут сильнее. Но вам не противно будет получить такую благодарность?
В наступившей тишине Сильвестр услышал, как король фыркнул.
— Вставай, — произнес он.
Энтони остался стоять на коленях.
— Вставай! — закричал на него король.
Энтони отставил изувеченную ногу в сторону и поднялся, не прибегая к помощи рук.
Лицо короля перекосилось, превратившись в гримасу.
— При этом дворе никто не считает себя слишком хорошим для того, чтобы произнести в мой адрес слова благодарности, — зашипел он Энтони прямо в лицо. — Может, скажешь, что тебе есть предложить мне взамен получше?
— Да, мой король.
— Пощечинами с твоей дерзостью не совладать, — решил Генрих. — Но знаешь, что мне в тебе нравится? От тебя не пахнет страхом. Так что говори, что ты мне предлагаешь?
— Ваш корабль, — произнес Энтони. — Маленькую каракку, которую захватили шотландцы.
— «Мэри Уиллоуби»? Да, жаль его. Эта штука была лучшей из того, что сделал этот фальшиволошадник Рипонский.
— Вы можете вернуть корабль.
— Так, так, значит, могу. И кто из тех рыхлых скупцов, которые пятнают себя славой там, наверху, в Шотландии, сделает это для меня?
— Я, — ответил Энтони.
19
Джеральдина
Уайтхолл, 1533 год
В феврале из Рима наконец поступила булла, превратившая бывшего капеллана Томаса Кранмера в примаса английской Церкви. Джеральдина узнала об этом, как всегда, задолго до официального сообщения. Она поддерживала свои источники без всякого труда. Давид, светловолосый и кудрявый нидерландец, жаждал обследовать ради нее все кушетки страны, поскольку все еще надеялся очутиться за это в ее собственной постели. Но она никогда не давала ему больше пары крошек, чтобы подстегнуть аппетит.