Мэри Роуз
Шрифт:
— Возможно, для твоего здоровья было бы полезнее, если бы я отвез тебя в Йоркшир, — сказал супруг. С тех пор как Роберт был отстранен от должности, он говорил ей об этом неоднократно. — Я никогда не хотел жить там, но временами задумываюсь о том, что, может быть, у нас даже был бы ребенок, если бы мы не принесли в жертву двору свои лучшие годы.
Над ней нависла угроза: жизнь в ледяной пустоте Йоркшира, по сравнению с которым даже Портсмут казался плавильным котлом, средоточием культуры и прогресса. Если она потеряет место при дворе Анны, Роберт воплотит в жизнь свой жестокий план.
День был безоблачным, а на свежем гравии дорог плясали солнечные зайчики. Придворные были одеты в легкие наряды ярких цветов, но Джеральдина мерзла в своем платье цвета голубого льда.
За несколько недель до события бургомистр Лондона нанял народ, который должен был стоять вдоль улиц и, ликуя, приветствовать свою королеву, но собравшаяся толпа вела себя до ужаса тихо.
И только когда процессия вошла в бурлящий жизнью торговый квартал Чипсайда, стоявшие по краям дороги люди оживились.
— Свергнуть великую шлюху! — закричал мужчина в камзоле плотника, которого тут же схватила стража.
— Да защитит Господь нашу добрую королеву Екатерину! — будто эхо, послышался крик женщины, которой на вид было лет восемьдесят.
Из строя вырвались стражники, повергли наземь выкрикивавшую порочащие слова старуху, но крикунов было слишком много, и заткнуть полгорода было просто невозможно. Джеральдина должна была бы ликовать, но она видела только Анну, сидевшую в паланкине в белоснежном белом платье с гордо поднятой головой. Что бы ни делала толпа — то ли ликовала, то ли ругала ее, называя шлюхой, — все взгляды были устремлены на нее.
Анна достигла того, чего хотели они обе. Она была на вершине власти, и теперь ее жизнь никогда не будет банальной и пустой. Кроме того, она получила и то, что не могла представить себе Джеральдина: любовь, то самое чувство, вокруг которого, казалось, вертится весь мир. Джеральдина обхватила себя руками, но не могла совладать с собственной дрожью. Закрывая глаза, она видела перед собой руку, гладившую худую смуглую щеку, и вынуждена была снова открыть их, чтобы не закричать.
— Вам нехорошо? — поинтересовалась насмешливая Мэри Говард, вышедшая замуж за королевского бастарда и воображавшая, будто она воплощает в себе божественный ответ на все молитвы мужчин.
Джеральдина посмотрела на нее, но подходящие слова застряли в горле.
После коронации был прием в Вестминстерском дворце. Надежды Джеральдины на то, что можно будет придумать отговорку и удалиться, разбились. Муж, ждавший в коридоре, взял ее за руку.
— Ты, как всегда, прекраснее всех, ангел мой, — произнес он. Джеральдине показалось, что он не говорит, а повизгивает, словно щенок.
— Мне нехорошо, — начала она, но на этот раз Роберт не дал ей договорить.
— Я завтра же пошлю за другим врачом, — произнес он. — Но сегодня вечером мне нужна твоя помощь. В процессе коронации несколько человек будут возведены в дворянство. Один из них — твой брат. Ты знаешь, что он отказывается разговаривать со мной, но я считаю своим долгом поздравить его от имени нас обоих.
— Если он отказывается разговаривать
— Ангел мой. — Муж прижался к ней, словно ребенок, которого, к ее огромному облегчению, у нее никогда не будет. — Я хотел бы покончить с этой злополучной враждой и попросить у твоего брата прощения, если бы знал, что он не останется глух к моей просьбе.
— Ты — просить прощения? — возмутилась она. — Но ведь это Сильвестр ведет себя недопустимо!
— Джеральдина… — Роберт потупи лея. — Я не могу избавиться от видений, и с той ночи, когда был арестован Уолси, они преследуют меня все сильнее. Я очень хо'хел бы обрести мир. Друг твоего брата, который попал из-за меня в тюрьму, тоже в этом зале…
— Почему это?
— Да что случилось, ангел мой? Король возвел его в рыцарское сословие — и это неудивительно, это более чем заслуженно, поскольку он отвоевал у шотландцев «Мэри Уиллоуби» и совершил несколько вылазок на то неспокойное побережье.
— Прекрати! — набросилась она на него. — Скажи, чего ты хочешь, и отпусти меня. Я больная женщина, я не переношу волнений.
— Мне жаль, ангел мой, но я прошу тебя о мелочи, которую можно сделать очень быстро. Ты не могла бы пойти в зал, прежде чем позовут к столу, и пожелать им обоим счастья от моего имени? И, Джеральдина, ты не могла бы передать им, что твой супруг готов на многое ради того, чтобы получить прощение и восстановить мир?
— Да ты спятил! — раздраженно воскликнула она. — Ты, граф норманнского происхождения, поджимаешь хвост перед грязным портовым рабочим, который даже не знает, кто его отец! Ну ладно, он ничего не знал о запрещенном труде, из-за которого с ним несколько грубовато обошлись в Клинке. Но за сколько преступлений, о которых он прекрасно знает, ему не пришлось нести наказание? И вообще, что ему сделалось за годы в Клинке? Разве он не стоит сейчас среди людей, которые тысячекратно превосходят его, не воображает, будто он им ровня? Его защищает рука, которая сильнее всякого оружия, каким его могли бы ранить.
— Господи, Джеральдина, ведь речь идет о человеке!
— Нет, — заявила она. — Говорят, будто под самыми жестокими пытками он не произнес ни слова. Но разве ты присутствовал при этом? Видел ли, чтобы под пытками у него пролилась хоть капля крови? И если ты наказывал его за непослушание, то он в ответ только пожимал плечами, разве не так? В таком случае скажи, есть ли у тебя доказательства того, что он может испытывать боль, холод и страх, как обычный человек?
Она не успела договорить, как он схватил ее и зажал ей рот ладонью.
— Приди в себя! — произнес он. — Тебе не к лицу задумываться о таких вещах. Мы оба, и ты, и я, поступили несправедливо по отношению к человеку, и это нас не отпустит. Иногда мне кажется, что именно поэтому тебе и грезится злая сила, и кто знает, возможно, в этом кроется причина твоей болезни. Лично я болею — с тех самых пор, как это произошло. Давай же обретем мир. С тобой они оба не откажутся разговаривать, ты знакома с ними с детства…
— Отпусти меня! — Джеральдина вырвалась, пнула его, но невысокий мужчина держал ее поразительно крепко.