Мэри Роуз
Шрифт:
Рыжеволосый Томас Сеймур снова расхохотался.
— Если я не ошибаюсь, лорд Саттон входит в число закадычных друзей архиепископа Кентерберийского, — заметил он. — А именно он считает, что слишком хорош для нашего грязного воздуха.
— Катитесь, провинциал. — Король махнул рукой, словно гоня его. — Но пришлите нам взамен вашего черного как ночь приятеля, ясно вам? Довольно он уже напугал шотландцев, теперь мы пошлем его в пролив — гонять пиратов. Кто же лучше подходит для этой цели, чем пират?
— Это тот козлоногий, который рисует каракки в молитвенниках? — насторожился Томас Сеймур.
Генрих Тюдор усмехнулся и отослал Сильвестра прочь из зала.
По пути домой Сильвестр запел. Он несколько недель не прикасался к лютне, но сейчас, глядя на мартовские ручьи, на зацветающие гиацинты, он достал из заплечного мешка свой инструмент. Он ехал, отпустив поводья, и сочинял одну песню за другой, которые сыпались на него, словно с неба. Медлительные, неспешные фигуры уступали место внезапному крещендо, мощной и бурной череде звуков, двухголосой мелодии, гармоничной, словно пара влюбленных. Откуда к нему вдруг пришла такая музыка?
Когда он въезжал в Портсмут через канал, весеннее солнце как раз опускалось за горизонт, и Сильвестр счел, что его город трогательно прекрасен. Запах водорослей, ряды низких, побледневших от морского ветра домов, череда солончаков, на которых пестрели яркие весенние цветы, и Солент, разлившийся, словно озеро. Сердце вдруг забилось удивительно глухо, радость сменилась необъяснимой тоской.
Скорее домой! Увидев, что там все по-старому, давление в груди отступит.
Белый дом находился в конце переулка. Перед воротами рядом с верфью стояла повозка, которую они купили Фенелле, чтобы она развозила хлеб. На пустыре рядом с садовым забором пасся вороной жеребец Энтони, при виде которого Сильвестр улыбнулся, поскольку тот становился все больше и больше похожим на своего владельца. Значит, Фенелла и Энтони дома. Наконец-то они снова втроем. Дети верфи. Трое в своем собственном мире, в котором они могут выздороветь и откуда могут черпать силы.
Поставив лошадь, он ворвался в кухню, где тетушка ссорилась с Карлосом из-за распределения топленого масла по фазаньей грудке. Увидев его, она выронила кисточку и раскрыла объятия.
— Моя треска! Неужели ты вырвался из львиного логова и вспомнил, что у тебя есть дом?
Волосы у нее в ушах поседели и топорщились больше обычного. Он поцеловал ее в один из кустиков.
— Если ты будешь продолжать звать меня треской, я буду называть тебя дикой кабанихой.
— А если ты будешь по-прежнему пытаться окрутить свою старую тетушку, получишь по заднице, хоть и вымахал уже.
Кожа у нее под глазами влажно поблескивала. Вернулось ощущение неловкости.
— Где остальные, Мика? Отец, дети, Энтони и Фенелла?
— На самом деле тебя интересуют только двое последних, да? А про бедную Ханну и вовсе позабыл.
— Только ей не говори, ладно? Я хочу знать, где каждый из них!
— У маленькой Лиз опять кашель. Крабик слишком много работает, ему бы поберечься, но разве молодежь слушает старую тетушку? Ханна и мальчик с ней. А твой отец лег прилечь после заседания совета.
— Отец? В это время? Он ведь не заболел?
— Он устал, Сильвестр. — В ее голосе прозвучала нотка упрека. — Мы оба временами посмеиваемся над тем, что вы зовете этих троих, что наверху, миссис Клэпхем, склочного дьявола и молчунью — «стариками». А мы с Джеймсом ни на день не моложе их.
— А вот и нет, тетушка! Вы вечно молоды. — Он хотел подхватить ее за талию и закружить, но она удержала его руки.
— Твой гребешок и морская звезда в саду. Занимаются итальянским. Если хочешь знать мое мнение, они могли бы заняться чем-нибудь другим, но кто же меня спрашивает? Иди уже. Тебе ведь не терпится с того самого момента, как ты ворвался сюда, а мне нужно научить этого Cocinero [4] , которому мы явно платим слишком много, как запекают птицу, не засушив ее окончательно.
4
Повар (исп.)
Сильвестр снова поцеловал ее в ухо и ушел. «Все в порядке», — успокаивал он себя. У Лиззи кашель, но он у нее часто бывает, а новая грудная мазь, которую он купил у королевского лейб-медика, наверняка поможет. То, что его неутомимый отец лег полежать до ужина, было необычно, но тетушка Микаэла права: они уже не молоды, они заслужили отдых.
«Я останусь здесь, — решил он. — Не стану больше возвращаться в Лондон. Пусть Энтони сражается, пока не очистится рана на сердце, а я пока буду беречь семью, верфь и дом. Отец занимался этим достаточно долго».
Выйдя через переднюю дверь в весенний вечер, он увидел их. Отцовские розы еще не распустились, потому что зима была бесконечной, но они образовали над аркой зеленую крышу. Они оба сидели на каменной скамье, которой не было здесь, когда Сильвестр уезжал. У их ног стоял фонарь, заменяя собой свет угасающего дня. Они склонили головы над книгой, про которую на Рождество Фенелла сказала Энтони: «Она у меня вот уже три года, а мы прочли всего несколько страниц. Я забываю итальянский. Не дари мне новой книги, подари мне время».
Очевидно, Энтони принял ее пожелание близко к сердцу. Может быть, сэкономил время на стрижке, поскольку его черная шевелюра отросла достаточно, чтобы спадать вперед и касаться пепельно-русых волос Фенеллы. Есть ли в мире что-то, что может ярче выражать любовь и исключительность, чем это смешение волос? Сердце Сильвестра вдруг подпрыгнуло. Только прыжок получился немаленький и сердце никак не хотело успокаиваться. Ему пришлось прижать обе руки к груди, поскольку он ужасно испугался, что сердце вот-вот разорвет ему ребра.
Энтони склонился еще ниже над страницей и прочел своим звонким, отточенным голосом, который словно был создан для итальянского:
Noi leggvamo un giorno per diletto Di Lancilloto, come amour lo strinse: Soli eravamo e senza alcun sospetto.Сильвестровы знания итальянского давным-давно погибли, но это место из «Божественной комедии» он помнил прекрасно: среди адских грешников Данте встречает молодую дворянку Франческу да Римини, и судьба прелюбодейки — единственное, что трогает его до глубины души. Та Франческа была замужем за Гвидо Малатестой, но пока супруг занимался делами, ей составлял компанию его брат Паоло. И Паоло же сидел с Франческой в саду и читал.