Мэри Роуз
Шрифт:
— Но ты не женщина. К моему счастью.
— Почему?
— Потому что тогда я окрутил бы тебя своей ухмылкой и вынужден был бы обмануть свою Фенхель. А теперь иди в дом и сиди там, пока я не вернусь.
— Энтони!
Друг вопросительно поднял брови.
— Если Кранмер не сможет выхлопотать для меня разрешение, я все равно должен буду пойти к ней. Я рассказывал ей о том времени, когда приходил к тебе в тюрьму, и она сказала: «Если однажды я буду лежать в темнице, как животное, мне хотелось бы, чтобы вы пришли и заверили меня, что я по-прежнему
— Да, — спокойно ответил Энтони, — тогда ты пойдешь, и я не стану удерживать тебя. Но сначала давай попробуем по-другому.
Разрешение Сильвестр получил. Два дня спустя констебль Тауэра прислал барку, которая отвезла его по реке к воротам, через которые в крепость проводили пленников. На дне барки лежала алебарда с коротким древком.
Один из гребцов заметил, что Сильвестр глядит на оружие.
— Мы ставим ее впереди на носу, когда везем на процесс обвиняемых, — усмехнувшись, пояснил он. — Лезвием вперед от шеи бездельника. Если его оправдают, он может идти на все четыре стороны. Если же выносят приговор, мы отвозим его обратно и поворачиваем алебарду так, чтобы лезвие указывало на его шею. Так народ на берегу понимает, что человека в лодке привлекли к ответу.
Ответить Сильвестр не успел, поскольку в этот самый миг они подплыли к Тауэру. Решетку подняли, и ему пришлось пригнуться, когда лодка прошла под каменным сводом. Затем решетка опустилась и Сильвестр оказался отрезанным от всего мира и чьей бы то ни было помощи. Сквозь толстые стены не проникнет крик, зов о помощи, прощальное слово.
Уильям Кингстон, констебль, отвечавший за пленников Тауэра, не имел ничего общего с коварным мастером де Вером, начальником тюрьмы Клинк. Он был примерно одного возраста с отцом Сильвестра, и волосы у него были такие же седые. С Сильвестром он обошелся осторожно и сочувственно, словно с близким родственником.
— Королеве будет оказано подобающее уважение, — заверил он его. — Ее не бросили в темницу, она живет в тех же покоях, где три года назад ждала коронации.
— Я могу попасть к ней немедленно?
Констебль с сожалением покачал головой.
— Вы можете пройти в ее комнаты и подождать ее там, но увидеть сможете лишь тогда, когда стражники приведут ее обратно. Они с братом сейчас предстают перед судом.
Сильвестру показалось, что он видит перед собой алебарду с поворачивающимся лезвием.
— И ее брат тоже? — переспросил он. Неужели прилизанный Джордж Болейн не успел вовремя отойти в сторону и попал в ловушку вместе с сестрой?
Констебль с грустью кивнул и больше головы не поднял.
А Сильвестр решил его больше ни о чем не спрашивать.
Комната в Уайт Тауэр, куда провел его Кингстон, находилась в конце королевской галереи. Там было темно и не чувствовалось того волнующего шика, который придавало любому помещению присутствие Анны, однако комната была достаточно удобной. Одна из камеристок Анны спросила его, не принести ли ему прохладительного. Сильвестр
Когда привели Анну, за окнами уже настал вечер, один из ясных звездных майских вечеров. Она остановилась в дверях, показавшись гораздо ниже, чем помнилось ему, некоторое время недоверчиво глядела на него, а затем ее усталое лицо посветлело.
— Сильвестр Саттон! Как чудесно, я даже молиться об этом не смела.
— Я ведь обещал вам.
— Вы непостижимы, милорд. Вы провели при дворе почти три года, но так и не поняли, что обещания даются для того, чтобы их нарушать?
Это становилось невыносимо. Он поднялся и обнял ее.
— Не нужно шутить ради меня. Вы по-прежнему человек, Анна. Вы моя королева и самая мужественная женщина из всех, кого я знаю.
Она прижалась к нему.
— Вам стоило бы видеть эту самую мужественную женщину из всех, кого вы знаете, когда ее привели сюда. Ей хотелось бы взять пример с вашего друга Энтони, гордо и храбро молчать, однако вместо этого она упала на колени в своем нарядном платье, рыдала и скрежетала зубами.
— Я бы тоже так поступил, — произнес Сильвестр. — Даже сейчас, и мне все равно, если вы повторите то же самое.
Она подняла взгляд.
— Вы можете остаться, Сильвестр? Еще немного?
— Я останусь, сколько вы пожелаете. Даже на всю ночь.
Анна покачала головой.
— Слишком опасно, сокровище мое. Из-за меня пятеро мужчин в самом цвету, и среди них мой брат, были приговорены к тому, что их протащат по улицам, оскопят, повесят живыми, а затем четвертуют. Как-то ваша сестра предупреждала меня, что я не должна играть в игры, из-за которых вам может грозить нечто подобное.
— Мне безразлична сестра.
— Я вам не верю, — ответила королева. — Но даже если бы это было так, моей совести и без того достаточно тяжело. Я не позволю, чтобы самый очаровательный мужчина, рожденный этой страной, лишился жизни из-за меня.
Она отодвинулась от него, обернулась к одному из слуг:
— Лорд Саттон побудет здесь некоторое время, чтобы утешить меня в этот тяжелый час. Принесите нам вина, а затем оставьте наедине. Вы голодны, Сильвестр?
Тот покачал головой.
— Это хорошо. Так что будем пить.
Когда принесли вино и слуги удалились, она села вместе с ним за стол и налила вина, как четыре года назад на «Милости Божьей».
— Тогда мы пили за любовь, помните?
Сильвестр кивнул.
Анна подняла бокал.
— За дружбу. Спасибо, что вы научили меня тому, что значит это слово.
— Я горжусь тем, что вы считаете меня своим другом, — ответил Сильвестр и перестал сдерживать слезы. — Алебарда, Анна… на носу барки…
Она криво улыбнулась.
— Что ж, хотя бы от барки с алебардой мой супруг меня избавил, — заявила она. — Мой процесс проходил в зале Тауэра. Но да, мои судьи сочли меня виновной, и среди них была милая любовь всей моей юности, Гарри Перси, который в конце концов рухнул в обморок.