Merry dancers
Шрифт:
— Николас, что вы еще знаете?
— О, всего крупицы. На ней была странная униформа: мы полагаем, что она могла быть пленницей, — колдомедик говорил не слишком уверенно, стараясь не вводить Дамблдоров в заблуждение домыслами. — На одежде были обнаружены следы ингредиентов какого-то зелья: белладонны, селитры и кусочки кожи бумсланга, — похоже, что целитель сам не понимал, о чем говорит. — Это странно, белладонна используется в приготовлении сонных зелий и некоторых ядов; селитра вообще нужна только для проявления колдографий, а кожа бумсланга…
— Для оборотного зелья, — задумчиво завершил старший Дамблдор. Он снял очки
— И если имелись другие следы, они, скорее всего, испарились. Никакого зелья, содержащего три оставшихся на одежде ингредиента, не существует.
— Может, зелий было несколько? — неожиданно вступил в разговор Аберфорт. — Это наводит на мысль, что над девочкой проводили эксперименты.
— Мы об этом тоже думали, — на выдохе произнес Николас. — Еще мы обнаружили следы чар, но думаем, что это эльфийская магия, хотя есть вероятность, что магия использовалась в зелье. В любом случае, все это очень странно.
*
Волосы были расчесаны и аккуратными прядями спускались по плечам. Миссис Хейли позаботилась о её внешнем виде перед встречей с возможными родственниками. Повязку с головы сняли сегодня утром, и чувствовала Джина себя хорошо. Пациентка искренне надеялась, что узнает посетителей и не могла скрыть предательского волнения. Совсем скоро она узнает, кто она на самом деле и, возможно, вспомнит свою жизнь.
— Не волнуйся, Джина, — приободрила её целительница, положив ладонь на плечо девушки. — В любом случае, они узнали тебя, а память может вернуться, когда ты попадешь в привычную для тебя среду.
Джина взглянула на неё с благодарностью.
— Вы так добры ко мне, миссис Хейли, я не знаю, что бы я делала, если бы не вы, — с улыбкой произнесла она.
— О, дорогая, обязательно нашлась бы другая такая миссис Хейли, — пошутила она. — Всё будет хорошо, не переживай.
— Так, всё, я не боюсь! — забавно и смело добавила Джина, сжав ткань покрывала — вставать ей пока запрещали.
Эмма улыбнулась в ответ трогательной и храброй девушке. Она прикипела к ней всей душой: все-таки не каждый день в больницу поступают такие пациенты. А Джина была доброй, действительно доброй: в её больших серых глазах не было ни капли иных эмоций. Чистота взгляда еще в первый день поразила пожилую целительницу. Дело было даже не в потере памяти, а в восприятии окружающего мира и поразительной энергетике девочки.
— Что-то Николас задерживается, — произнесла Эмма, затем подошла к двери и выглянула в коридор.
Джина посмотрела на прикроватную тумбочку, на которой стоял аккуратный букетик наколдованной мимозы. Палата сверкала чистотой, и ей каждый день приносили сладости и еще чего-нибудь вкусненького. Всё отделение «травм от рукотворных предметов» носилось с ней, как с маленьким потерянным ребенком. К ней часто заходили совершенно незнакомые целители и беседовали подолгу. Жалость — это не то, что порождало такое отношение. Нет, Джина действительно нравилась всем без исключения, даже ворчливой, старой как мир главной целительнице терапевтического отделения, которая никогда не церемонилась с пациентами. И её сердце оттаяло при виде белокурой девочки с амнезией.
Целительница обнаружила Николаса, беседующего в коридоре с двумя волшебниками: у одного была гордая осанка и слегка тронутые сединой тёмные волосы; как полная
— Она готова к встрече с вами, — сказала миссис Хейли, оглядывая опрятного пожилого мужчину и его спутника, выражение лица которого намекало, что маг вовсе не рад находиться здесь. — А кем вы приходитесь Джине?
Альбус взглянул на брата, тот выглядел совсем отчуждённо. Нет, он не был черствым сухарем, просто не мог поверить в происходящее.
— Джина, — называя это имя, Альбус добродушно усмехнулся, — родная внучка моего брата,— завершил он, глядя в глаза целительнице.
— А может быть и нет, — проворчал Аберфорт недовольно.
Эмма нахмурилась и довольно строго оглядела волшебников.
— Вы… Вы, что, не знаете еще, она ли это? — пораженно сказала женщина, начиная сердиться. — Я не понимаю, как вы могли не узнать её по фотографии. Нет, я не пущу вас к Джине, пока вы все не объясните, — настроение Эммы переменилось моментально.
Расправив плечи, целительница Хейли перегородила собой путь, словно груда камней. Её недовольный взгляд буравил волшебников. Альбус старался поменьше раздражать брата и уж тем более временную опекуншу девочки, он сделал шаг на сближение, но целительница подняла бровь вверх — этого жеста было достаточно, чтобы предостеречь его от неверных движений.
— Миссис Хейли, я прошу вас не делать поспешных выводов, мы сейчас всё объясним, но только наедине, — Альбус многозначительно посмотрел на Николаса, который не собирался двигаться с места, а добродушная улыбка колдомедика превратилась в непроницаемую маску. — Я вас очень прошу… Не думаю, что эта история окажется такой уж интересной, но, на всякий случай, мы не хотим огласки.
Эмма недоверчиво смотрела на волшебника. Николас всем своим видом показывал, что не оставит её наедине с посторонними.
— Полагаюсь на вашу врачебную этику, если угодно, — со всей серьезностью продолжил Альбус. — Мы склонны доверить сведения только вам, миссис Хейли.
— Но я лечащий врач Джины! — возмущенно перебил Уортли; можно было счесть эту агрессию проявлением нездорового любопытства, однако с точки зрения врачебной этики Уортли был прав.
Целительница уже остыла от первой вспышки недовольства. Она была главной после заведующей в этом отделении и имела право принимать решения, хотя была совершенно не готова к такому повороту событий.
— Пройдите за мной, — все еще настороженно попросила она.
— Но, целительница Хейли!
— Николас, иди к Джине, скажи, что мы сейчас подойдем. Иди уже! — скомандовала она, когда Уортли снова собрался возразить.
Молодой целитель взял себя в руки и, напоследок кинув недоверчивый взгляд на наглых пожилых мужчин, скрылся в палате. Эмма проводила посетителей в свой кабинет, профессиональную безликость которого разбавляла лишь рамка с небольшой семейной колдографией на стене возле календаря, открытого на феврале. Несмотря на сезон, форточка в кабинете была открыта, но не пропускала холодный воздух внутрь, лишь слегка проветривала помещение. Женщина волшебной палочкой удалила круги от чая на письменном столе, а заодно и кружку с остывшим напитком, и жестом пригласила гостей присесть на стулья напротив. Аберфорт помедлил: если бы не его реплика, то не пришлось бы устраивать этот разговор, отнимающий время.