Мертвая тишина
Шрифт:
Кейн сжимает мне руку, вновь привлекая к себе мое внимание.
— Изабелла?
Поначалу я не уверена, разговаривает ли он с видением дочери или же спрашивает меня о ней. Затем понимаю, что его взгляд сосредоточен на мне и текущем моменте. Пока, во всяком случае.
— Кажется, я ее видела. Если это действительно была она, с ней все в порядке. — Я решаю не уточнять, что видела девочку среди протестующих — скорее всего, с матерью, бывшей женой Кейна, — требовавших отчета о трагедии, в которую мы оказались вовлечены. Не стоит ему представлять дочку в такой сцене. Несчастной,
Кейн кивает и расслабляется, спокойно и безмолвно смиряясь с судьбой. Со своей утратой. В реальности он, вероятно, принял тот факт, что больше никогда не увидится с дочерью, еще несколько недель назад, разуверившись в спасении или моем возвращении. Но сейчас, думаю, это произошло окончательно.
И его смирение вгрызается мне под кожу зудом, который никак не унять. Кейн, стольким пожертвовавший ради своего ребенка, окончательно сломлен. Он провел долгие недели в одиночестве, в условиях недоедания и чудовищного напряжения для психики — и выжил. И вот теперь, когда дом так близок, буквально на соседнем корабле, для него все кончено. И для Изабеллы.
Еще один ребенок, который больше никогда не увидит своего родителя, у которого не будет даже могилы, куда можно было бы наведываться. Только пустая и бессмысленная глыба мрамора с вырезанным именем, установленная в красивом и банальном парке где-нибудь на Земле.
Во мне снова вспыхивает ярость, стремительно разгораясь на щедро подкинутом Максом сухом хворосте. Одно дело — сдаться перед неминуемым мне. Но вот сдаться Кейну, оказаться сломленным, да еще по моей вине… это неправильно. Просто неправильно.
Меня переполняет бурная энергия, выметая смиренный покой и побуждая к движению. К действию.
Я отпускаю руку Кейна и встаю.
Он смотрит на меня со смешанным выражением надежды и замешательства.
Стиснув зубы, ковыляю по матрасам туда-сюда. Это нелепо. И даже бесполезно. Невозможно. В точности как я и выложила Риду. Ну, допустим, выберемся мы из номера — так бегством в спасательной капсуле выгадаем лишь несколько дополнительных минут жизни. Максимум час. Та же история и с ЛИНА.
Единственный корабль, на котором можно спастись от гребаного Макса, — это тот, на котором он сейчас и находится.
Я замираю, пытаясь ухватить какую-то мысль на периферии сознания. Медленно-медленно подбираюсь к ней, опасаясь спугнуть.
Корабль, на котором находится Макс. Практически в одиночестве, лишь с минимальным экипажем. В данный момент защищен он куда слабее, нежели «Аврора».
В голове у меня возникает образ моста между лайнером и «Аресом».
Если он по-прежнему наведен, перейти по нему будет вполне возможно.
А поскольку на «Арес» должны переносить тела и оборудование… мост еще не втянули. Теоретически. Более того, в скафандрах — при условии, что удастся отыскать подходящий и для Кейна, — мы не особо-то и отличаемся от безопасников.
А если удастся проникнуть на «Арес», у нас появится шанс.
Тем не менее сам замысел проблемы не решает. Точнее, проблем,
Если бы только найти какой-то способ отвлечь их, замедлить…
Я замираю на месте. Или свести с ума.
По словам Макса, оружие провоцирует паранойю, страх, галлюцинации. Призраков. Но я всю свою жизнь живу, считай, с полным набором таких побочных эффектов. И увидела на «Авроре» маму еще даже до запуска двигателей. Значит, ее появление было вызвано вовсе не устройством «Верукса».
Возможно, причиной некоторых моих видений на борту лайнера действительно послужила эта штуковина — например, той женщины под кроватью, призрака или галлюцинации, черт ее знает, — но вот другая их часть всего лишь… я сама.
Мне трудно угнаться за собственными мыслями.
Столкнувшись с загадочным воздействием на «Авроре», я оказалась подготовленной к нему лучше других. Даже пыталась наставлять Кейна и остальных. Как-никак мне было не в диковинку видеть то, что не открывается никому другому. Я давным-давно освоилась с восприятием неестественно измененной реальности. Возможно, менее подвержена я вибрациям и благодаря своему травмированному слуху — частичной глухоте левого уха. Но уверенной в этом быть нельзя.
Как бы то ни было, на моей стороне имеется преимущество. Хоть какое-то.
Но вдруг именно оно нам и поможет? И если Нис ради снижения оказываемого воздействия увеличил мощность гасителей шума, быть может, мне стоит поступить наоборот — отключить гасители совсем? Или же вибрации можно увеличить, разогнав двигатели на холостом ходу.
И внезапно ко мне возвращается воспоминание — у меня даже дыхание перехватывает.
— …Это должно быть что-то механическое. При увеличении скорости побочные эффекты обостряются. Никакие это не инопланетяне или призраки, — доносится до меня сквозь сумрак мостика шепот Ниса. Я лежу на полу, поле моего зрения сужено до гало вокруг источника скудного света. Каждый удар сердца отдается в голове болью, и по телу пробегают волны мучительной агонии. Рядом с собой я ощущаю какое-то присутствие, движение, вот только не могу заставить себя повернуть голову и взглянуть. Не только из-за боли, но еще из страха перед тем, что может предстать глазам.
— Что-то связанное со звуком или вибрациями. Поэтому-то гасители и работают на пределе, пытаясь справляться с дополнительной нагрузкой…
Воспоминание так же резко обрывается, и какое-то время я только и хватаю ртом воздух.
Они практически разобрались в происходящем… А я сбежала. По причине, до сих пор мне непонятной.
Но сейчас это не имеет значения. И ничто не будет иметь значения, в том числе и зачаток моего плана, если только мы не найдем способ выбраться отсюда.
Я возвращаюсь к Кейну, опускаюсь перед ним на колени и предупреждаю: