Мертвая зыбь (др. перевод)
Шрифт:
А кто-то еще работает. В полиции, например, в окне свет.
Она остановилась у продуктового магазина, купила молоко, хлеб, по маленькой упаковке нарезанной ветчины и сыра. На счету оставалось всего несколько сотен крон, а деньги из страховой кассы придут не раньше чем через неделю. И что? Единственно разумное, что она могла по этому поводу предпринять, – не думать об этом.
Она вышла из магазина. Окно по-прежнему светилось. Юлия вспомнила рассказ Астрид про Леннарта Хенрикссона. У каждого своя трагедия. Сунула пакеты с едой в «форд», заперла, перешла улицу и постучала в дверь
17
– Я все валила на мать, – сказала Юлия, глотая слезы. – Как она могла заснуть? И на отца… на Герлофа… пошел, видите ли, сети чинить. Если бы Йенс был с ним, он бы ни за что не ушел из дома. Йенс обожал деда…
Она достала носовой платок, вытерла слезы и высморкалась.
– Много лет я все валила на них, а на самом деле… на самом деле только я во всем виновата. Оставила Йенса и поехала в Кальмар. На встречу с мужчиной. И ведь знала, что это пустое. Он даже не появился. – Она помолчала. – С отцом Йенса. Микаелем. Мы разъехались. Он жил в Сконе, но все говорил, что вот в один прекрасный день сядет в поезд и приедет со мной встретиться. Я-то думала, мы попытаемся наладить отношения, а он ничего такого даже в мыслях не имел. – Она снова высморкалась. – И даже если бы он приехал… короче, он не приехал, остался в Мальмё… Боже мой, что я натворила… во всем, во всем виновата только я.
Леннарт молча слушал. «Он замечательно слушает… – подумала Юлия. – Не прерывает, и глаза добрые и внимательные».
– Вам не в чем себя упрекнуть, Юлия, – сказал он твердо, когда она замолчала. – Это… как говорят у нас в полиции, неудачное стечение обстоятельств. Несчастный случай.
– Да… если бы это был несчастный случай…
– Что вы имеете в виду?
– Я имею в виду… если бы Йенс не встретил кого-то, кто его похитил.
– Да… но кто?
– Не знаю… маньяк? О таких вы куда больше меня знаете. Вы же полицейский.
Леннарт медленно покачал головой.
– Для таких дел человек должен быть не в себе… сильно не в себе. А раз он не себе, он и раньше бы себя как-то проявил. Полиция бы о нем знала. Тогда таких типов на Эланде не было. Что же вы думаете, мы не искали? И по домам ходили, и все криминальные регистры перелопатили.
– Я знаю… Вы сделали все, что в ваших силах, – вспомнила Юлия расхожую полицейскую формулу. Наверное, и в самом деле так.
– Мы, в полиции, считали, что мальчик пошел к воде. Там же всего несколько сот метров, а в таком тумане и взрослому заблудиться немудрено. А пролив… не знаю почему… Кальмарский пролив утопленников отдает неохотно. Очень многих не нашли. И до этого так бывало, и после… – Он внезапно замолчал и с беспокойством посмотрел на Юлию. – Вам, наверное, тяжело об этом говорить. Зря я…
– Нет, ничего… странно, я не хотела приезжать. Думала, приеду, опять все увижу, только разбережу… Но ошиблась. – Она помедлила и добавила: – Только теперь я понимаю: Йенс не вернется. И с этим надо примириться. Жизнь должна продолжаться.
Сделала усилие, чтобы унять дрожь в голосе и сказала:
– А я же должна продолжать жить, правда?
В Марнесе уже вечер. Юлия собиралась заглянуть к Леннарту на минутку,
– Никаких дел сегодня? – спросила она, поздоровавшись.
– Попозже… я член строительной комиссии, будет заседание, – он посмотрел на часы, – в половине восьмого. Время еще есть.
Юлия собралась было спросить, какую политическую партию он представляет, но воздержалась: не хотела, чтобы он назвал какую-нибудь из несимпатичных ей партий. И еще: ее все время подмывало спросить, женат ли он, но по тем же причинам не спросила. Боялась, что ответ ее огорчит.
– Можно заказать пиццу в «Моби Дике», – предложил Леннарт. – Хотите?
– Еще бы. – Она улыбнулась.
В конторе была даже маленькая кухня – мойка, двухконфорочная настольная электроплита, кофейная машина. Все было идеально чисто. Нержавеющая сталь мойки блестела, точно ее начистили пять минут назад. Вообще у Леннарта было уютно, насколько может быть уютно в казенном помещении, и тем более в полиции: красные лоскутные коврики, даже пара картин на стене. Низкий журнальный столик с креслами в углу, там они и присели поесть. Пиццу принесли через десять минут, не больше.
И разговорились. Странно, разговор почти сразу стал очень личным, даже интимным, ничем не напоминал вежливую болтовню двух малознакомых людей.
Юлия потом не могла вспомнить, кто из них первый начал откровенничать – Леннарт или она. Скорее всего, она.
– Я должна жить дальше. Если Йенс утонул – значит, утонул. Тело не нашли – значит, не нашли. Я могла бы с этим примириться. Такое и раньше бывало, вы правильно сказали. Пролив не отдает своих утопленников. Только почему… – Она помолчала, обдумывая, как сказать. – Почему он пошел к морю? Йенс же боялся воды, даже на берегу не любил играть. И как избавиться от мысли, что он пошел в другую сторону? В альвар? Я знаю, звучит надуманно, но Герлоф, например, уверен, что к морю он не подходил.
– Мы и в альваре искали, – тихо сказал Леннарт. – Искали везде.
– Знаю, знаю… Я все пытаюсь вспомнить – а мы встречались тогда? Вы и я?
Полицейских тогда было много, и все они слились в памяти в безымянный ряд мундиров. О чем-то они ее спрашивали, она механически отвечала. Неважно, кто они, какие они, молодые, старые, красивые, уроды – лишь бы нашли Йенса.
Прошло довольно много времени, прежде чем она осознала, что тоже была в числе подозреваемых. А не убила ли она собственного сына? Скажем, в припадке безумия? Убила и спрятала тело…
Леннарт покачал головой и виновато улыбнулся.
– Нет, мы с вами не встречались… и уж точно не разговаривали. Все контакты с вами и вашей семьей взяли на себя другие полицейские, а я руководил одной из групп поиска. И добровольцы помогали – чуть не весь Стенвик. Они прочесывали берег, а я на машине исколесил все окрестные дороги, альвар… не нашли. – Он вздохнул. – Жуткие были дни. Для меня особенно, я ведь тоже в жизни столкнулся… ну, может, не с точно такой ситуацией, но похожей, похожей… Мой отец… – Леннарт опять замолчал, и по всем признакам, продолжать не собирался.