Мертвец
Шрифт:
Сказал он.
Вот так так! Оказывается, дело в дровах!
Что? — Мне показалось, что я ослышался.
У нас один мужик лежит, — отец с каким-то облегчением улыбнулся, — он в гортопе работает, говорит, что в августе дрова подорожают.
Дрова? — тупо спросил я.
Дрова сильно подорожают. А у нас дровяник пустой совсем. Вот я чего и хочу тебе сказать. Вы с матерью выпишите машины две... а лучше три — горбыля, потом возьмите у Сухорукого за бутылку пилу...
Ты что, об этом хотел со мной поговорить? — перебил я.
Ну да, — кивнул отец. —
Он врал. Он явно врал. И мне обидно было, что отец меня за дурака держит. Он думает, что я не понял. А я ведь не был дураком, я понимал, что историю про дрова он придумал только что, у сосны.
А главного так и не сказал. И ещё я понимал, что если я сейчас буду его расспрашивать, то он и вообще ничего не скажет. Поэтому я сделал равнодушное лицо и сказал:
Дрова можно напилить. Только времени у меня мало, отработка у меня. А от Сеньки толку нету. А если дождь пойдёт? Погниют. Так что, может, не стоит выписывать?
Ну да... — Отец почесал подбородок. — Да, правильно. Молодец! Думаешь! Ну ладно с дровами, с дровами сам разберусь, хуже, если грибы пойдут...
Хуже, — согласился я.
Да... — Отец потянулся за табаком, но потом передумал. — Я в этом году думал лисичек килограммов сорок насушить... Ну, да потом уж. Как у вас дела?
Нормально.
Что вообще? Как Катерина?
Какая Катерина?
Да ладно, — улыбнулся отец. — Она хорошая девчонка.
Я промолчал.
У тебя как, серьёзные намерения? Или просто позажиматься?
Папаша лукаво мне подмигнул.
Уже небось тискаетесь? — ехидно спросил он.
Да нет... — зачем-то стал оправдываться я. — Мы вообще только ходим...
Да ладно. — Отец хмыкнул. — Ты знаешь, я в твои годы...
Мне пора. — Я остановил наметившийся было поток откровений. — Мне ещё надо там...
Отец улыбнулся. Я тоже улыбнулся. Сказал, что завтра зайду, и убежал. Прямо через парк ломанулся, башкой вперёд через две скамейки перепрыгнул. Бежал на остановку: возвращаться по Хлебопекарной улице мне совсем не хотелось, а вдруг там этот кретин оранжевый меня опять поджидает? А я сейчас зол, могу его ещё покалечить сильно.
К тому же я решил зайти к матери. Может, она что скажет? Её я хоть спросить смогу, ну, что на самом деле происходит.
А папаша молодец, лихо меня отшил. С Катькой. Чтобы лишних вопросов не задавал. Мастер.
Было уже два часа, и я как раз успел на автобус, добрался до «Дружбы» за пять минут. На ступенях скакали на горных велосипедах какие-то ребята, я их не знал, наверное, городские. Здорово скакали, как настоящие спортсмены. А один стоял перед доской с анонсом фильмов и снимал афишу на камеру. И хихикал.
Я пригляделся. У нас тут всяких шутников полно, любят афиши исправлять. Вместо «Город страха» получается «Хобот страха», вместо «Полночная жара» — «Полночная жаба», и всё в том же духе. А матери потом от департамента культуры втык.
Нет, всё в порядке, ошибок не было. И ничего
Этот работник культуры точно мысли мои просканировал, обернулся, подмигнул и тоже сфоткал. Я не знал, как на это реагировать, улыбнулся и направился в «Дружбу». Теперь окажусь на выставке. В Санкт-Петербурге. «Муроды России» — так выставка будет называться, спешите видеть.
В клубе было пусто. До вечернего сеанса ещё четыре часа, никого нет, лишь плёнкой горелой пахнет да где-то ведро железное брякает. Я пошёл на этот бряк и увидел мать. Она мыла пол. Зачем тут пол мыть? Всё равно приходит полтора человека. Но мать моет пол каждый день. Наверное, это ей значимости придаёт. Вообще пол должна обихаживать Сарапульцева, но у неё всё время что-то болит. Вот мать и моет.
Старается.
Привет, ма. — Я чуть не поскользнулся, пол был уж слишком чистым.
Привет. — Мать выпрямилась и сразу перешла к делу. — У отца был?
Был.
Ну и что? — Она поглядела на меня исподлобья. — Поговорили?
Значит, она специально к отцу сегодня не пошла. Чтобы не мешать нам, чтобы оставить нас, так сказать, наедине.
Поговорили.
И что?
Я думаю, справлюсь.
Ну и хорошо... Это хорошо. Конечно, это тяжело...
Да я справлюсь. Делов-то, машину дров перепилить. В прошлом году две перепилили...
Каких дров? — Мать остановилась.
Из-под швабры поползла грязная лужа.
Как каких? Горбыля соснового. Я даже один справлюсь...
Мать подняла швабру, сняла тряпку, бросила в ведро, окатила меня брызгами.
Значит, не сказал, — высморкалась она.
Значит, не сказал.
Может, ты тогда мне объяснишь?
Мать уронила швабру, взяла меня за руку и потащила к себе в кабинет.
Кабинетом это называется только, на самом деле давно это уже никакой не кабинет, а не поймёшь что. Ржавые проекторы, пыльные динамики, коробки из-под фильмов, кубки, баскетбольные мячи, много вообще неизвестных штук, свободного места почти и не было, только вокруг стола немного. На три человека. Мать уселась под полкой с кубками, я под древним аккордеоном. На аккордеоне потрескались мехи, я даже подумал, что в нём вполне могут обитать мыши. Почему-то я так подумал.