Мертвые души
Шрифт:
В нос им ударили ароматы грязных подгузников.
– А вы кто? – с подозрением спросила хозяйка.
Доусон представил их обоих, и в это время младенец громко и с удовольствием срыгнул, после чего немедленно заплакал.
– Мы можем войти? – спросил Брайант, чтобы заставить полячку поскорее закрыть дверь. Иначе ребенок умрет от холода.
Женщина отошла на шаг, и им навстречу заковылял еще один малыш, только что начавший ходить. Он врезался в коленку матери, упал на пол и зарыдал. Хозяйка дома подняла его на ноги, ухватив за кисть своей
– Niech to szlag [37] , – выдохнула женщина, оттаскивая его от двери.
Малыш прекратил рыдать и отправился в глубь дома, наступив по дороге на пеленку. Среди кубиков, книжек и мягких игрушек, покрывавших пол, выделялся ярко-зеленый горшок.
Тут раздался еще один крик, и Брайант обнаружил, что в комнате есть второй грудной младенец, близнец первого, – он лежал в колыбели возле дивана.
Женщина положила младенца № 1 на диван, потом туда же из колыбели вытащила младенца № 2, после чего переместила младенца № 1 в колыбель, а младенца № 2 – к себе на колени и, приподняв свою кофту, дала ему грудь.
37
Черт бы тебя побрал (польск.).
Брайант почувствовал, что краснеет, и стал смотреть ей прямо в лицо.
Доусон откашлялся.
– Садитесь, садитесь, – предложила хозяйка.
Кевин остался стоять, где стоял, и напарник хорошо его понял. Почти вся софа была занята одеялом, испачканным в джеме, и свернутой использованной пеленкой. Он сдвинул их в сторону и присел.
– Мы были у Хенрика, – начал он.
На глаза миссис Ковальски мгновенно навернулись слезы, но ей удалось их сдержать.
Младенец № 1 захныкал. Нога женщины непроизвольно сдвинулась, и она стала качать колыбель. Слезы в ее глазах высохли; на смену им пришло выражение враждебности.
– Значит, понадобилось почти убить его, чтобы вы обратили на нас внимание? – спросила она.
– Простите? – переспросил Брайант, стараясь не смотреть на темное пятно сырости, которое расползалось по стене.
– Мы звонили много раз, у нас много проблем, но никто не хотел помочь.
– А что за проблемы? – уточнил сержант.
– Вандализм, угрозы, оскорбления… – Голос полячки стал громче.
Старший ребенок посмотрел на нее, оторвавшись от игрушки, которой он колотил по софе.
Брайанту захотелось успокоить женщину. Иначе помощи от нее не дождешься.
– Симпатичный у вас дом, – сказал он, игнорируя трещину в стене над камином. – И сколько вы уже здесь живете?
– Дерьмовая нора, – отозвалась хозяйка, оглядываясь. – Но домовладельцу на это наплевать. Не интересуется. Не слушает.
Брайант видел, что его собеседница прилагает все силы, дабы содержать дом хотя бы в относительно пристойном состоянии. На голых
Сержанту показалось, что эта женщина устала от того, что на нее никто не обращает внимания.
– Продолжайте, – терпеливо произнес он.
– Мы с Хенриком переехали сюда семь лет назад. Хотели создать семью, но не в Польше, – пояснила хозяйка. – И меня, и его ждала работа в строительной компании моего дяди. Хенрик работал строителем, а я – в офисе. Мы зарабатывали деньги и платили налоги. – Казалось, что она оправдывается.
Брайанту стало грустно, когда он подумал каково это – вот так оправдываться. Они ведь не сделали ничего плохого. Легально въехали в страну и жили по ее законам…
– Вы просто молодцы, – улыбнулся сержант.
Миссис Ковальски быстро улыбнулась в ответ, и под маской ее гнева Брайант смог разглядеть женщину.
– В первые годы нас иногда оскорбляли, – она пожала плечами, – но мы не обращали на это внимания. Потом стали рождаться дети. – Оглядела комнату. – Мне пришлось оставить работу, да и бизнес был не так чтобы очень. Год назад компания разорилась, и Хенрик потерял работу. Сначала он не стал обращаться за пособием. Мы проживали наши сбережения и продавали некоторые вещи.
Брайант только сейчас обратил внимание на то, что в комнате нет ни телевизора, ни музыкального центра, ни каких-либо следов других гаджетов.
– Постепенно мы продали все, и Хенрику не оставалось ничего, кроме как обратиться за пособием, – рассказывала хозяйка. – И вот тогда начались настоящие оскорбления и угрозы. Соседи кричали нам вслед гадости и требовали, чтобы мы возвращались домой, забрав с собой своих ублюдков.
Миссис Ковальски с трудом сглотнула, и Брайант почувствовал, как его охватывает гнев.
Женщина загрустила, и ее лицо стало мягче.
– Оскорбления писали на наших дверях. Каждый день что-то новое. Кирпичом нам разбили окно, а Хенрика оплевывали, когда он проходил по улице.
Брайанту захотелось извиниться, но он не знал, от чьего имени это сделать.
– Вы сообщали об этом в полицию? – задал Доусон никому не нужный вопрос. Было ясно, что, конечно, они сообщали.
Миссис Ковальски утвердительно кивнула.
– А два дня назад мы получили письмо.
– Какое письмо? – уточнил Брайант.
Женщина оторвала младенца от груди и одернула кофту. Встав, она протянула руку к единственному клочку бумаги, лежавшему на камине, и передала его Брайанту.
Сержант развернул его и стал читать:
«Уе…вайте, польские ублюдки. Убирайтесь домой и прекратите забирать наши деньги и нашу работу. Мы тебя предупреждаем. А то трахнем твою жену и порежем детей».
– И вы не знаете, кто мог это послать? – спросил полицейский.
Полячка отрицательно покачала головой.
– Это прилепили к двери без конверта, – устало ответила она.