Мертвый Пинкертон
Шрифт:
Стефан уже различал отдельные слова. Гигантская тень метнулась у него между ног, накрыла его. Стефан обернулся и увидел следовавшую за ним тень человека. Стефан не успел разглядеть тень конкретно. Но он не мог ошибиться, это была не его собственная тень, не произведение напряжённых нервов. Он слышал шаги, они не совпадали с его собственными. Лучи света, струившиеся из раскрытой двери, через которую вышел преследователь, били ему в спину, очерчивали фигуру, отбрасывали ту чрезмерную тень, что скользила по полу, потолку и стенам, гналась за Стефаном. Нечто вроде просторной робы окутывало фигуру неизвестного. Полы одеяния развевались. Обострённый
Стефан добежал до поворота, повернул направо. В широком атриуме располагалась шахта лифта. Стефан нажал кнопку. Ему повезло, кабина стояла в подвале. Стефан нажал на пятнадцатый этаж. Двери двинулись к центру. Через почти сомкнувшуюся щель Стефан увидел тень преследователя, легшую из-за поворота на пол.
Стефан специально набрал не свой этаж. Он опасался, что его ухода хватились, что на его этаже могут ждать. Лифт раскрылся. Площадка пятнадцатого этажа была пуста. По тёмной лестнице он пошёл вниз. На лестничных клетках стены разрывали окна. За ними виднелся синий в предрассветном мраке город. Мигали поворотники одиноких автомобилей. В небе пульсировали красные сигналы самолётов, относительно недалеко находился аэродром. В здании царила абсолютная тишина. Стефан заглянул на один из этажей. В обе стороны тянулся нескончаемый коридор. На посту медсестры горела мертвенно-голубая лампа со стеклянным абажуром похожим на шляпку гриба. На столе лежала раскрытая книга. Всполохи ультрамарина ложились на стол и стенку за ним. В холле напротив стоял работающий телевизор. Медсестра видимо, перешла туда. Стефан не видел её. Она что-то смотрела или спала убаюканная почти отсутствующим звуком фильма.
На своём этаже медсестры вовсе не было. Крадучись Стефан прошёл мимо ординаторской. Опять через не полностью прикрытую дверь он заметил двух врачей, Антона Валерьяновича и Анатолия Леонидовича, и двух больных. Опять смеялись, слышался звук и запах разливаемого спирта. Стефан вошёл в палату, опустился на постель.
– Что они там? Веселятся? – послышался довольно бодрый голос ветерана.
Стефан вздрогнул. Старик зашевелился, передвинул вместе с подушкой голову. В синем пятне света от окна Стефан мог разглядеть его морщины, щетину, чёрные глаза.
– Дело молодое. Это почти в каждое дежурство Балюбаша или Сергачёва случается. Если один дежурит, то и второй приходит… Призовут молодых девок – больных, от чего они тут лечатся не знаю, и проказничают. Я тут тоже раз ходил, подсматривал. Выдумщики! Притащили старый разряженный аккумулятор от автомобиля, прицепили проводки, девка ноги раздвинула, они ей в клитор ток пускают. Все ржут. Девка хохочет, подруга её на пол со смеха упала…- старик хитро засмеялся.
Стефан почувствовал озноб.
– А в мертвецкую не спускался? – продолжал пытать ветеран. – Что молчишь? Я ходил. Интересно. Там в холодильнике трупы лежат до вскрытия.
– Там замки на дверях, - сказал Стефан.
– Эх ты, невнимательность! … Не на всех дверях замки. Где замки, там что-то ценное хранят, а где замков нет, там трупы. Толкни дверь, она откроется.
– Крики там какие-то, - заметил Стефан, осознав, что нет смысла скрывать от старика свой разведрейд
– А это спецэффект!... На первом этаже психушка – суицидальный центр. Самоубийцы по ночам кричат, жить не хотят, а врачи заставляют. Крики как – то в подвал, по трубам что ли, передаются…
Стефан чувствовал, что уже не уснёт. Он хотел перевести разговор на другую тему.
– Николай Степанович, ты воевал?
– А как же…у Рокоссовского. Брал Кёнигсберг, освобождал Варшаву, - оживился дядя Коля, по ночам он спал плохо, поэтому был рад собеседнику.
– Кёнигсберг Рокоссовский отдал на три дня на разграбление. Заходишь в квартиру, дверь открыта, а немка раком стоит.
– Зачем?
– Чтоб не убили. Бери что хочешь, жри, стол накрыт, еби её, только детей не тронь. Вот так. Война. А на четвёртый день маршал объявил приказ, кто на том же самом будет пойман, расстрел. Три дня можно, потом крышка. Это фрицам за упорство их дали, очень уж упорно они воевали. Много наших там полегло, друг мой Славка. У него тоже вторая ходка была, по одной мы статье…
– Так ты, дядя Коля, сидел? – удивился Стефан.
– Так у Рокоссовского все сидели. Маршал и сам сидел. Его армия самая отчаянная была, одни головорезы, уголовники. Немцы очень армию Рокоссовского боялись.
– Я про это не слышал.
– На зону наборщики приезжали. Кто хочет досрочно освободиться, статью смыть, те могли в армию Рокоссовского записаться. Тоже отсев был, не всех брали, кто хотел, потому что ежели бандит, так тот бежать с оружием мог и опять в тылу грабить… Я записался в десант. У меня два прыжка с парашютом было, а потом на фронт.
– Дядь Коль, по какой же ты статье проходил?
– Медвежатник я, - с гордостью сказал Николай Степанович.
– По сейфам?
– Большой специалист.
– Навыки с годами не растерял, дядя Коля?
– Мастерство не пропьёшь…Я до сих пор связку отмычек с собой таскаю, - дядя Коля запустил руку под матрац, извлёк из замшевого мешочка, аккуратно затянутого бечевкой, завязанной бантиком, набор ключей.
– Не шутишь?
– Эти отмычки в сороковом году знали два банка в Киеве и один в Виннице, не считая квартир…А тебе что, помощь нужна? – сообразил дядя Коля.
– Может и потребуется, - неуверенно сказал Стефан.
– Ты-то вроде молодой, а от ревматизма тут лечишься?
– Нет, я на обследовании.
– А я тут завсегдатай. Меня в этой больнице каждая собака знает. Я здесь лет двадцать лечусь… Ты квартиру ещё не завещал?
– Нет ещё. А что, надо?
– Отношение сразу будет лучше, и лекарства импортные, германские. Если надо они сами предложат. А если хочешь, возьми инициативу на себя. У тебя квартира есть?
– Есть.
– А я свою отписал.
– Кому?
– Медсестре Цветковой, Елизавете.
За окном светила луна.
Через пару дней Данила пришёл к Полине в комнату общежития, где она жила. Полина так была занята подготовкой к последнему экзамену, что сдержала восторг по поводу нового костюма Данилы. " Большевичку" он сменил на " Версачи", " Красную зарю" на " Гуччо". Будто случайно Данила отодвинул на сторону дорогой галстук, показывая лейбл Джанни Армани над белоснежной сорочкою. У Данилы появилась новая привычка – воображаемо тыкать в грудь собеседника пальцем, чтобы сверкала в свету огромная печатка на указательном пальце с выгравированными вязью буквами ДС- Данила Сухоруков.