Мерзавец Бэдд
Шрифт:
Папин глаз дернулся, а огромный кулак сжался.
– Я знал, что этот болван был скользким мерзавцем.
– Да, ты знал.
– И что теперь?
Я расстегнула плащ, сбросила его с плеч и отдала отцу.
– Теперь я могу напиться в стельку. А потом? Не знаю.
– Я топталась на месте, пытаясь развязать корсет, и умудрилась немного распустить его, чтобы дышать безболезненно.
Папа положил свои крепкие руки мне на плечи:
– Остановись, пупсик. Я поведу.
Я повернула руль вправо, заехала на бордюр и затормозила на парковке у аптеки. Мы в суматохе поменялись местами, и, когда я опустилась на пассажирское сиденье, папа опять тронул машину с места, но могу побиться об заклад, сделал он это намного мягче, чем делала я.
Он взглянул на меня:
– Расплачешься?
Я кивнула.
– Сильно. Пап, буду реветь до неприличия, что ты себе даже и представить не можешь.
Он засунул руку в задний карман и вытащил настоящий носовой платок. Отец в классическом проявлении. Он был не настолько стар, поскольку встретил маму, когда ему было девятнадцать, но вел себя, будто был из предыдущего поколения. Носовые платки, плащи, и я была глубоко уверена, что у него где-то была припрятана фетровая шляпа.
Я уставилась на носовой платочек.
– Ты вытирал им нос?
Он пожал плечами.
– Конечно, это же платок.
– Это отвратительно.
Отец убрал его обратно в карман.
– Как хочешь. Но, знаешь ли, он чистый. У меня их несколько, и я их стираю. Этот без засохших соплей двадцатилетней давности.
От этой фразы я хихикнула, потому что именно это я себе и представила. Но именно смех-то меня и сломал - я больше не смогла сдерживать чувств. Все началось с одной слезинки и хлюпанья носом, потом обернулось рыданиями и завершилось резко разразившейся уродливой истерикой, как и ожидалось.
Я взяла носовой платок, грязный, каким он и был, и вытерла им глаза, не беспокоясь о том, что могла размазать тушь.
Довольно быстро я завыла белугой, и слезы застилали глаза с такой силой, что ничего не видела, и я почувствовала, что отец съехал на обочину. Он отстегнул мой ремень безопасности и прижал к себе, крепко обняв своими мощными руками, пока я плакала. От него пахло чем-то отеческим, и мне было комфортно в его объятьях.
Он позволил мне плакать столько, сколько было необходимо, и когда я наконец-то выплакалась, он забрал у меня платок, вытер мое лицо и опять засунул его себе в карман.
– Тебе лучше?
Я тряхнула головой:
– Нет, нисколько. Но на данный момент с истерикой покончено. Пора напиться в стельку.
Отец повез меня в свою любимую забегаловку - бар для полицейских возле небольшого аграрного аэродрома на окраине Сиэтла. Под «небольшим» я подразумевала крошечный с почтовую марку. Самым большим самолетом на поле был двухмоторный винтовой самолет, который загружали деревянными ящиками; остальные самолеты были представлены одномоторными Сесснами, Пайпер Кабами, Бичкрафтами и другими одномоторными частными самолетами. Папа знал здесь всех, поскольку служил двадцать лет и ходит именно в этот бар еще больше времени; этот бар был даже не полицейским, а больше частным, в основном папиным и его друзей-полицейских.
Когда мы вошли, все головы повернулись в нашу сторону, поскольку это место принадлежало к таким, куда не ходят без приглашения. Поэтому когда парни увидели меня в платье, испачканном грязью от прогулки под ливнем, с размазанной от слез тушью... ну, те копы были близкими друзьями. Они сами заботились о себе. Им хватило одного взгляда на меня, чтобы поставить стулья в круг, посадить меня, достать бутылку самого лучшего виски в заведении и налить мне двойную порцию. Видите ли, я выросла с этими парнями. Их жены нянчили меня, пока папа работал на выходных или в ночную смену посреди недели. Они приезжали в середине ночи, когда отцу нужно было уехать на допрос подозреваемого. Они прикрывали меня, когда я сбегала на свидания с мальчишками в старших классах. Все эти парни были рядом всю мою жизнь.
Я выпила первую двойную порцию виски и выслушала, какие планы они строили по отношению к Майклу, а затем подождала, пока детектив Роландо не налил мне вторую порцию. Я посмотрела на каждого из них по очереди: Роландо, Уикерса, папу, Бенсона, Айерса, Майклсона... Очевидно, папа написал им, чтобы они встретились здесь с нами после того, как я сбежала со свадьбы.
– Никакой мести, парни.
– Я наградила их пристальным взглядом, пока они не поняли, что я была полностью серьезна.
– Он этого не стоит. Он может яшкаться с Тани, а она с ним. Никакой мести. Хотя, если вы поймаете его при превышении скорости, не отпускайте с предупреждением. Я больше не собираюсь тратить ни мгновения своей жизни на него, так стоит поступить и вам.
Я услышала хор согласия. Выпив вторую порцию виски, я начала вытаскивать шпильки из прически, как только волосы рассыпались по плечам, я уже была навеселе.
Я перешла со скотча на бурбон, с двойных порций - на шоты, за которыми пошли пинты местного крепкого пива.
Видите, я училась пить с копами... а эти парни умели напиваться.
На тот момент я потеряла счет, но, черт, подсчет для меня был не на первом месте.
В какой-то миг Майклсон включил в баре радио, на котором играла песня о разбитом сердце, и, учитывая до какой степени я была пьяна, я прониклась этой песней. Действительно, реально ею прониклась.
Отец с Айерсом в какой-то момент ушли, чтобы арестовать какого-то подозреваемого, за которым охотились, поэтому я осталась с Майклсоном, Бенсоном и Роландо - папиными самыми близкими друзьями в полиции, мужчинами, которые для меня были словно родственники.
Майклсон сидел рядом со мной и фонтанировал подвыпившей мудростью.
– Не падай духом из-за этого мерзавца, Дрю. Держи голову высоко, поняла? Он урод и балбес, и не достоин твоих слез. Поэтому просто забудь о нем, договорились?
– Точно, - ответила я, поскольку уже давно это и был мой план, но они продолжали упоминать в разговоре Майкла. Что, по моему опьяненному мнению, было неэффективно.
– Мне нужно начать все заново.
– Начать все заново. Прекрасный план. Ну его к чертям и начинай заново, - подбодрил Роландо.
Я встала и, пошатываясь, прошлась по бару к грязному окну. Самолет готовился к взлету, пытаясь воспользоваться временным затишьем дождя.
– Я всю жизнь прожила в Сиэтле. Нигде больше не была. Майкл... везде, куда бы я не пошла в этом гребанном городе, могу наткнуться на него. Я была с ним четыре года. Четыре чертовых года! Как долго он изменял мне? Или это было подобие какой-то дурацкой последней гулянки вместо холостяцкой вечеринки? Или, погодите, нет, у него была вечеринка. И я довольно-таки уверена, что они были в стрип баре. Поэтому... черт, какая разница. Я просто...
– В действительности я ни к кому не обращалась во время этого монолога.
– Не знаю, смогу ли остаться теперь в Сиэтле. Мне необходимо... мне необходимо выбраться отсюда.