Месть
Шрифт:
На Арене воцарилась ошеломленная тишина, словно зрители не знали, как приветствовать результат поединка. Паво приготовился к очередному потоку нападок от толпы. Вместо этого тишину нарушили громкие возгласы.
– Он победил Амадокуса! - взревел зритель.
– К химерам фракийца! Да здравствует Паво! - закричал другой.
Аплодисменты распространились по галереям, пока каждый зритель не стал скандировать его имя. Паво преисполнился презрением к непостоянству толпы. Он уставился на Амадокуса, сморгнув кровь с глаз, едва веря, что победил. Он выжил в боях со зверями, а теперь и в групповом бою - достижение, на которое мало кто из гладиаторов мог претендовать. В конце своих предыдущих схваток он чувствовал себя неловко из-за подхалимажа толпы, но теперь, сразив Амадокуса, он почувствовал, что полностью заслужил их похвалу. На мгновение он задумался о своем долгом пути от тощего рекрута в Пестуме до одного из титанов Арены в Риме.
Теперь ему оставалось совершить только одну вещь.
Его меч показался тяжелым в его уставшей руке. Он отбросил его в сторону, затем прошелся взглядом по галерее в поисках Ланата. В ряду сенаторов, глядящих на окровавленный песок, того не было видно. К настоящему моменту Аппий должен был быть выведен из Императорского Дворца и ехать в Остию и к новой жизни с Букко. Паво испытал укол сожаления при мысли, что никогда больше не увидит своего сына. Странно, но теперь он был так близок к завершению своей миссии и убийству Клавдия, что его вдруг охватило сомнение. Он задался вопросом, может ли он довериться Ланату в выполнении его части сделки.
Паво быстро отбросил эту мысль. Он был слишком близок к тому, чтобы сдаться и отказаться от своей задачи. Жизнь его сына зависела от того, сразит ли он Императора.
Звук открывающихся ворот прервал его оцепенение. Паво перевел взгляд в сторону восточных ворот и медленно осмотрел сцену перед собой. Картина бойни предстала перед молодым гладиатором. Комок плетений отрубленных конечностей и искромсанных туловищ. Лучи солнечного света пронзали серые тучи, согревая холодный песок, мерцая над трупами и окровавленными лезвиями мечей. Очерченная мелом линия была едва видна среди последствий битвы. Запах крови душил воздух, смешиваясь с потом, мочой и дерьмом опорожняемых кишок. Паво остановился, потрясенный тем, сколько крови было пролито во имя Императора Клавдия.
– Полное безумие, - пробормотал он про себя.
Он горько покачал головой. В очередной раз он почувствовал отвращение к толпе. Они упивались этим групповым боем. Несомненно, их аплодисменты приведут ко многим подобным зрелищам в предстоящих Играх. Он подумал, чем все это может закончиться.
Нерва вышел из ворот и поплелся к Паво. Он выглядел расстроенным, когда пробирался через массу мертвых гладиаторов. Служащие и охранники последовали за ним из коридора. Слуги начали изымать мечи и щиты из рук окоченевших трупов, в то время как охранники проверяли наличие признаков жизни среди тел, тыкая в них кончиками своих мечей. Они быстро переходили от одного упавшего гладиатора к другому. Позади них оба германских варвара были уложены друг на друга на деревянную тележку.
– Посмотрите на этот бардак, - проворчал Нерва. Он в смятении отбросил отрубленную руку.
– У нас уйдет полжизни, чтобы разобрать и очистить эту кучу.
– Где их похоронят? - тихо спросил Паво.
– Эти никчемные подонки? Большинство из них будут брошены в могилу. Хирург попытается сохранить как можно больше крови от этих трупов. На продажу, конечно. Какая тебе разница?
Паво указал на Амадокуса. Под фракийцем образовалась большая лужа крови. - Я хочу, чтобы мой выигрыш пошёл на похороны этого человека. По крайней мере, он заслужил подходящего памятника.
Нерва выгнул бровь, глядя на Паво, и вздохнул. - Ну, и гладиаторы пошли! Вы не перестаете меня удивлять. В какой-то момент режете, друг друга на куски, а в следующий, покупаете друг другу надгробия. Я никогда этого не пойму.
– Это потому, что тебе никогда не приходилось сталкиваться с оголенной сталью перед воющей толпой, - подумал Паво, сопротивляясь искушению добавить тело чиновника к разбросанным по Арене трупам. Нерва бросил взгляд на гладиатора и пососал свои десны.
– Тебе придется разобраться с этим.
– Он указал на рану на груди Паво.
Паво опустил взгляд. Порез был неглубокий, но кровь из раны струилась по его лицу. Боли не было. В его голове все еще крутились мысли о победе и об опасной задаче, стоящей перед ним.
Нерва кивнул на восточные ворота: - Пошли в лазарет и сделаем это побыстрее. Император ждет.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Странное спокойствие охватило Паво, пока он шел по коридору. Лазарет был переполнен ранеными, и Нерва провел его в соседнюю комнату, скудно обставленную носилками и койками, для уже перевязанных раненых. Сквозь тонкие стены Паво слышал мучительные крики раненых гладиаторов, находившихся под скальпелем хирурга. Раны на его руке и груди теперь болезненно пульсировали, но его мысли были сосредоточены на другом. Он закрыл глаза и старался представить свое неминуемое покушение на жизнь Императора. Когда он снова открыл глаза, то увидел худощавую фигуру, стоящую в дверном проеме. Глубокие черты его лица были освещены мягким мерцанием масляных ламп в коридоре.
– Ах, гладиатор! Поздравляю с победой! – торжественно объявил Ланат , приближаясь. Походка сенатора стала пружинистой, и он с трудом сдерживал ликование. - Как приятно видеть, что благородный римлянин выходит победителем в бою с гладиаторами. Не то, что те аристократические бродяги, которых мы видели вчера, гоняющихся за зайцами и страусами , на потеху публики.
Паво непонимающе посмотрел на сенатора: - Где Аппий?
Ланатус нервно оглядел комнату, глядя на лица других раненых гладиаторов. Он наклонился вперед и прошептал на ухо Паво: - Ради бога, парень, говори потише! Если нас кто-нибудь услышит, нам конец. Мы не можем позволить себе оступиться. Только не сейчас. Судьба Рима зависит от нас с тобой.
– Возможно, для вас это так. - У Паво стало свирепое выражение лица.
– Но меня волнует только мой сын. Мы же договорились.
– Все будет в порядке, - прошептал Ланат, собираясь с мыслями.
– Ты должен быть благодарен за предоставленную тебе возможность, Паво. Ты скоро войдешь в историю как человек, положивший конец жизни диктатора и вернувший Риму его истинное величие. Я тебе даже завидую, если хочешь знать.
– Тогда пойди и убей Клавдия сам.