Место под солнцем
Шрифт:
Надзиратель упер руки в бока.
— Что-то еще? Может, фен, щетку с натуральным ворсом и укрепляющий шампунь? А лак для ногтей тебе не нужен?
— Принесешь свой — или заберешь у младшей сестренки? Кстати, сколько ей исполнилось? Уже есть шестнадцать? Будет, с кем поразвлечься, когда я наконец-то отсюда выйду.
— Надеюсь, в постели она поискуснее, чем твоя младшая сестренка, с которой я развлекаюсь сейчас. Совсем скоро мне надоест, и я примусь за старшую.
Положив карты на пол, Халиф поднялся на ноги и подошел к решетке. Асад шмыгнул в сторону.
— Надеюсь, ты не обидишься, если я скажу, что ни одно слово, слетающее с твоего поганого языка, меня не задевает, сынок?
— Ты просидел здесь четыре с половиной года — и будешь сидеть еще шесть месяцев, Хиббинс. У меня есть все время на свете для того, чтобы выбить из твоей головы дурь. И будь уверен: я это сделаю. Ты забудешь про свой нож, перестанешь избивать других заключенных и выйдешь отсюда паинькой. Видал я и более крутых молодцов.
— Прости, забыл добавить. До того, как покувыркаться с твоей младшей сестренкой, я отымею твою мамочку. Помню, ты показывал кому-то из надзирателей фотографию, и я мельком увидел ее лицо. Кажется, мы с ней уже встречались. Только не могу вспомнить, где я ее видел. То ли в ливанском борделе, то ли среди дешевых потаскух, которых толкают заезжим европейцам. Скорее всего, второе. Европейцы любят восточных женщин. Экзотика.
— Эй, Халиф! — крикнул кто-то из соседней камеры. — Оттрахай его мамашу как следует, а потом пригласи нас в гости, чтобы мы тоже отведали!
Коридор наполнился громким хохотом. Надзиратель сделал шаг к решетке и положил руку на кожух дубинки, прикрепленный к ремню.
— Давно ты не отхватывал пару-тройку ударов по почкам, Хиббинс.
— Мечтаю о них сильнее, чем о раздвинутых ногах твоей мамочки. Думаю об этом двадцать четыре часа в сутки. Даже во сне.
— Какого хрена здесь происходит?
Второй надзиратель, ростом чуть пониже первого, но шире в плечах, подошел к приятелю.
— Хиббинс выкаблучивается, — последовал немедленный ответ.
— Он делает это каждый день на протяжении четырех с половиной лет, пора бы привыкнуть. — Второй надзиратель посмотрел на Ливия. — Заключенный номер D-489, на выход.
Халиф смиренно подождал, пока откроют дверь, отошел на шаг и протянул руки, ожидая, что на запястьях закроются наручники, но провожатый мотнул головой.
— Пошли, пошли. Сегодня обойдемся без браслетов.
— Мы с тобой еще не закончили, ублюдок, — пригрозил первый надзиратель. — Я припомню тебе и мать, и сестру.
— Уверен, сынок. Не забудь про обещанные удары по почкам.
— А чтобы и ты не забыл, вот тебе приятный сюрприз напоследок. Сегодня ты остаешься без ужина и в ближайший месяц не получишь ни одной сигареты.
Второй надзиратель взял Ливия под локоть.
— Хватит трепаться, заключенный номер D-489. Вас ждут.
— Эй! — ожил Асад. — Так что насчет еды, черт побери? Или без ужина оставили Халифа, а в итоге наказали всю тюрьму?!
Заключенные в других камерах дружно застучали мисками по решеткам, требуя ответа. Первый надзиратель прошелся по коридору.
— А ну заткнулись все! — гаркнул он. — Еда будет через полчаса! И если хотя бы одна миска еще раз ударит о решетку, останетесь не только без ужина, но и без завтрака!
Провожатый увел заключенного номер D-489 в большую комнату, где между сменами отдыхали надзиратели, и вручил ему прозрачный полиэтиленовый пакет.
— Двадцать минут для того, чтобы привести себя в порядок, Хиббинс. Причешись и надень нормальную одежду.
— Вы решили наградить меня за хорошее поведение и устроить свидание с красивой женщиной? — улыбнулся Ливий, изучая содержимое пакета.
— У тебя встреча со старшим надзирателем.
— Я думал, что он заканчивает смену около пяти после полудня.
— Верно, — подтвердил собеседник. — Я повезу тебя к нему домой.
Халиф озадаченно кивнул, размышляя о том, что может означать такой поворот событий.
— Я буду послушным мальчиком.
— Очень на это надеюсь, а поэтому, как видишь, не заковал тебя в наручники — и не планирую. Я работаю здесь десять лет, но на моей памяти еще никто такой аудиенции не удостаивался. О чем бы вы ни говорили, беседа будет важной. И сбрей чертову щетину.
— Щетину? — удивленно переспросил Ливий. — А она-то в чем провинилась?
— Двадцать минут, Хиббинс. Я жду за дверью.
***
Неприметная служебная машина выехала за ворота тюрьмы и начала петлять по ночным улицам, удаляясь от каменного здания, в стенах которого Ливий провел последние четыре с половиной года. Притормозил надзиратель лишь один раз: сунул под нос дежурившему на контрольно-пропускном пункте охраннику удостоверение и передал бумагу с отпечатанным на машинке текстом. Охранник внимательно изучил документы и кивнул, жестом предлагая водителю ехать дальше. Когда городские пейзажи сменились полузаброшенной ухабистой дорогой и тянущимися по обе стороны от нее пустырями, Халиф, гадавший, где же кроется подвох, расслабился.
— Ты тоже в пригороде живешь, сынок? — обратился он к водителю.
— Еще раз назовешь меня «сынок» — и отхватишь по зубам, Хиббинс. Я повез тебя на короткую ночную прогулку, но в лучших друзей мы не превратились и вряд ли когда-нибудь превратимся. Я предпочитаю держаться подальше от такой швали, как ты.
— Откуда столько агрессии? Я задал невинный вопрос. Нужно же поддерживать разговор. В тюрьме я растерял навыки ведения светской беседы.
Сосредоточившийся на дороге надзиратель не ответил. Свет фар выхватывал из темноты отмечавшие расстояние столбы и засохшие растения. Ветер швырнул под колеса перекати-поле, черная кошка шарахнулась в кусты. Ливий припомнил, что на востоке не разделяют европейские суеверия по поводу этих животных, кое-где черные кошки считаются чуть ли не талисманом.
— На месте старшего надзирателя я бы тоже поселился за городом. Тишина, красота, чистый воздух, одиночество. Можно творить все, что хочешь. — Халиф глянул на спутника. — Молчу.
***
Полчаса спустя надзиратель остановил машину возле высокого каменного забора, но двигатель глушить не стал.
— Выходи, Хиббинс.
— Я пойду один? — уточнил Ливий.
— Сотрудникам тюрьмы сюда входить запрещено.
— Звучит так, будто за воротами особо секретный объект. Может, вы решили меня по-тихому пристукнуть, а до этого помучить всласть? Подходящее место, криков никто не услышит, и труп закопаете неспешно и со знанием дела.