Меж двух океанов
Шрифт:
— Так что, Мирек, спросим его еще раз?
— А как? Ведь он спит вовсю, полюбуйся-ка!
Таможенник в гамаке храпел, надувая щеки.
— Грохни-ка чемоданом! Сильнее! Ну и спит! Тут надо было бы… погоди, я сейчас брошу инструмент вон на те десятичные весы.
Таможенник щелкнул языком во сне, проснулся и стал протирать глаза.
— Доброе утро! Сигарету? — предлагает Иржи.
— Gracias, — отдуваясь, говорит тот.
И, словно бы только теперь проснувшись, садится в гамаке, спускает босые логи и осведомляется: — Здесь никого не было?
— Нет, нет, это мы поправляли вещи. Вам они еще нужны?
— Мне? — зевает он во все горло. — Мне? Вообще не нужны.
— Так почему же мы сидим тут?
— Я жду приказа лейтенанта.
— Это можно делать как с порожней, так и с нагруженной машиной. Скоро начнется дождь, — куем мы железо, пока оно горячо.
— Что ж… грузите с богом, мне-то какое дело?
— Еще один вопрос, раз уж вы заговорили об этом. Не могли бы вы вызвать лейтенанта по телефону?
— Отчего бы не вызвать?
В трубке раздался сладчайший зевок.
— Мы находимся здесь уже шесть часов. Зачем вы еще держите нас?
В трубке опять замолчало на некоторое время.
— Э-э-э, у меня, так сказать, нет приказа.
— Разве для оформления каждого приезжего требуется специальный приказ? Поставьте нам печать, и мы поедем.
— Дело в том, что две недели назад я имел приказ, чтобы вам… гм… приказ, одним словом. Но теперь он, наверное, потерял силу.
— Послушайте, господин лейтенант, поставьте печать нам в паспорта, чтобы мы успели до вечера попасть в Манагуа. Уже поздно. Оружие мы оставим у вас, а завтра явимся в военное министерство и покажем там ваше подтверждение о конфискации у нас оружия. Там наверняка знают, что с ним… с приказом.
— Мне все равно. В таком случае заходите ко мне!
Карта мира порой создает впечатление, что вся Центральная Америка находится здесь только для того, чтобы между Северной и Южной Америкой вообще что-то было. В школьном атласе эта полоска земли и без того слишком узкая, да ее еще разрезали на такие крошечные кусочки, что в них не умещаются даже названия. О каждом из тех кусочков в школьных учебниках говорилось полабзаца, и у ребят в памяти из всего вместе взятого оставалось лишь то, что в Центральной Америке есть бананы, кофе и индейцы. Наиболее известной была Панама благодаря каналу и шляпам-панамам.
И все же на этой кажущейся маленькой полоске земли разместилось шесть государств, отличающихся друг от друга, как огонь от воды.
В Никарагуа, самой большой из шести центральноамериканских стран, согласно недавней переписи проживает всего миллион с четвертью человек, и это на территории, которая на двадцать тысяч квадратных километров больше нашей республики. По плотности населения Никарагуа — самая последняя из стран Центральной Америки. И за исключением Панамы — самая теплая и самая влажная, по крайней мере на побережье Атлантического океана. Местами здесь выпадает до семи с половиной метров осадков в год.
Стало уже привычным зачислять Никарагуа в ранг банановых республик. Но если бы мир оценивал эту страну по тому, что она дает ему, то республика Никарагуа должна была бы быть прежде всего страной золота и кофе. Золото составляет здесь целых шестьдесят процентов экспорта, за ним по статистике идут кофе и какао.
Во время войны союзники воскресили тут традиционный сбор каучука. Люди бросились в леса, и в скором времени Никарагуа заняла второе — после Бразилии — место среди мировых экспортеров каучука-сырца.
Вот что, следовательно, даст Никарагуа миру. Но никто пока еще не знает, что она могла бы дать — и себе и другим странам мира.
Вряд ли на западном полушарии найдутся еще две соседние страны с такими различными историческими путями, как Никарагуа и Коста-Рика. В первый и последний раз их объединило на рассвете истории имя Христофора Колумба. В Никарагуа он тоже приставал во время своего последнего плавания к Новому Свету. Когда индейцы рассказали ему о большом пресном озере, он счел его устьем реки Ганга. На склоне своей несчастной жизни он напоследок ухватился за надежду, что попал в Индию.
Спустя двадцать лет сюда вторглись конкистадоры. Их было пятьсот, но сто пятьдесят тысяч индейцев не сумели противостоять им. Самым мощным оружием захватчиков были… бороды. В глазах индейцев это было признаком сверхъестественных существ. Гонсалес де Авила, предводитель первой экспедиции завоевателей, приказал всем своим компаньонам отрастить бороды. Те, у кого волосы росли недостаточно быстро, получили фальшивые бороды. Это было неплохое «капиталовложение». От индейцев племени никоя, первого из числа покоренных, конкистадоры унесли четырнадцать тысяч золотых слитков. Это была официально установленная плата за крещение шести тысяч индейцев.
Двести лет хозяйничали в этой стране испанцы, уничтожая индейцев и выжимая из них золото. Но затем на них с тыла напали британцы. В конце XVII века они объявили восточную часть Никарагуа своим протекторатом. И вновь здесь текли реки крови. Обе стороны воевали сто лет и были способны продолжать борьбу дальше, до последнего индейца. Этой игре помешали североамериканцы, вначале как посредники, потом как интервенты.
Еще не кончилась гражданская война, когда к берегам Никарагуа пристал авантюрист Уокер из Теннесси с пятьюдесятью шестью пиратами, возмечтавший сделаться императором Центральной Америки. И опять Никарагуа первой была затоплена кровью. Уокер провозгласил себя здешним президентом. Только в сентябре 1860 года в Гондурасе его схватили и застрелили. Но в Никарагуа кровь продолжала литься рекой.
За два года до начала первой мировой войны Соединенные Штаты приняли на себя роль жандарма, послали сюда военный флот и оккупировали Никарагуа. Дело тогда было не в золоте и не в том, чтобы разнять местных самодержцев. США не хотели удовлетвориться лишь панамским вариантом соединения двух океанов. Двадцать лет потрясали основы их власти в Манагуа народные восстания, следовавшие одно за другим, пока в 1933 году они не ушли отсюда с потерями. Однако большинство золотых приисков осталось в руках американцев. А что же было дальше?