Мгновение - вечность
Шрифт:
женщину.
– Женщину, товарищ капитан?.. Не то!..
– Товарищ капитан пожелали женщину, - ввязался в разговор Лубок.
– Не в том дело, пожелал.
– Ниже безгубого рта Авдыша прорезалась острая складка, будто на подбородок наложили и туго натянули нитку, придавая лицу капитана выражение скорбное и назидательное.
– Война, мужчин нехватка, вторую единицу для боевого экипажа могут зажать. Шутите, поднять численный состав штурмовой авиации против нынешнего вдвое?
– Вы какого года рождения?
– спрашивает Авдыш истребителя.
– Лет сколько? Двадцать.
.
– Вы, старшина, еще пешком под стол ходили, а я уже летал, теперь вы же меня поучаете.
– На ошибках учатся как раз не все, - клял себя Венька в ожидании расправы, с которой
– Большинство их повторяет, за что и платится...
Складка на подбородке Авдыша углубилась, он оборвал разговор.
Молча, не удостоив злобного истребителя ответом, Авдыш направился к соседям, где Баранов развивал интересную тему.
Баранов сидел так, что Гранищев со своего места за столом, поставленным на время ужина для гостей конференции, оставаясь в полумраке, видел его хорошо. "Прощай, водочка, здравствуй, кружечка", - приговаривал старший лейтенант, уверенно и безошибочно производя разлив. Понюхав смазанную горчицей корку и всем своим видом показывая, что у него ни в одном глазу, Баранов активно включился в общий разговор. "Напрасно я с этой "бочкой" вылез", - думал Павел, стыдясь Баранова, всей душой желая, чтобы Баранов ничего о "бочке" не знал. "Бочкой" ничего никому не докажешь, тем более - старшему лейтенанту. "Если бы Егошин меня раньше просветил!.. Не только Егошин. Не только меня..." Все разговоры вокруг были вызваны конференцией, и многие, видимо, как и он, Гранищев, испытывали тот прилив уверенности в себе, какой в обычной жизни приходит с годами, а на фронте - по прошествии дней и даже часов. Егошин - так показалось Павлу - исчерпал себя. Неожиданно открывшись, отдал все. "Больше он меня ничему не научит. А Баранов глубок..."
– Кто рядом, кто сзади идет - вот что важно, - говорил между тем Баранов.
– От верных людей слышал: у Чкалова, когда в Америку летели, кровь носом хлестала, Егор Байдуков пилотировал, Егор кашлял... Угадал Чкалов напарника, не промахнулся. Напарник - щит героя. Тем более у нас, в истребиловке... Говорят: "гамузом" воюем, "роем". Как посмотреть! Теснота, скученность наша оттого, что поневоле жмемся друг к дружке, ищем локоть, плечо товарища, а как же: ватагой все веселее. На людях и смерть красна.
– Объединить колхозы!
– формулирует задачу, дает лозунг летчик-штурмовик. Обсуждение все тех же вопросов по второму, третьему кругу - без регламента, без списка ораторов, под наркомовскую стопку - превращает вечернее застолье в подобие сельского схода.
– Объединить колхозы, сплотить в одну боевую артель истребителей и штурмовиков!
Неотделимые от судьбы Сталинграда, побратавшиеся с ним кровью, горем потерь, жаждой отмщения, сжигающие в огне над Волгой свою молодость и в нем же мужающие, летчики сообща, как издревле на Руси, ищут, вырабатывают лучшую защиту от врага и смерти. Дух конференции и здесь, в столовой, побуждает их к сближению, да и как иначе, если на всех ярусах воздушной битвы в явной выгоде оказывается тот, кто действует бок о бок с другом, товарищем, просто приятелем...
И капитан Авдыш уже не дичится, - подает голос, вносит свою лепту в разговор, вспоминая учения, проходившие до войны под знаком опыта испанских боев, с надеждой ожидая, не отзовется ли Баранов...
– При чем здесь Испания!
– возражают ему.
– Между Испанией и Сталинградом - ничего общего.
– Крайности вредят, - говорит Авдыш.
– "Ничего общего"! Испания опыт дала...
– Дала Испания опыт, но кому? Бомбардировщикам, кто на "СБ" летал. Истребителям на "чайках", на "ишаках"... А мы - штурмовая авиация. С какой высоты "СБ" бомбят? Полторы, две, три тысячи метров. А мы? На "ИЛах"? Миллерово прошлый раз штурманули, механик докладывает: товарищ командир, гондолы шасси забиты конским волосом... вот какая высота!.. Немцы в небе господствуют, навели "мессеробоязнь" - как быть? Ходить "клином"? Бомбить залпом?.. Думать надо, самим что-то изыскивать.
– Опытные летчики нужны, - стоит на своем Авдыш.
– Их умело использовать, привлекать... Когда в строю один горох, - и косится в сторону Баранова, ища поддержки или понимания.
– Уж не знаю, какая причина, -
– Питание летчиков поставлено плохо..." - "Калорийность пищи соответствует норме! Я проверял!" "Калорийность, может, и соответствует, а в глотку ничего не лезет. В обед первого никто не ест, на второе каша да макароны. Один компот идет. Оно и понятно: жара плюс нагрузка. Очень большая нервная нагрузка... Когда на твоих глазах живая душа в светлую сторону отлетает, товарищ генерал, аппетит, говорю, - не очень. Три-четыре боя подряд в таких условиях быка свалят. Поэтому нужна разрядка. Боевой день кончился, летчик остался жив, нагрузку надо снять. И подкрепиться... Сто грамм с устатку - отдай и не греши... Он и поест, и развеется, и поспит лучше..." - "А для кого ваш командир дивизии затребовал двойную норму спиртного?.. Каков радетель! Это же, слушайте, спаивание! Мы так воздушных бойцов превратим в алкоголиков!" - "Командир дивизии, - говорю, - просил двойную норму для меня..." Генерал - тигром: лицо красное, волосы рыжие: "Собутыльник, что ли?" Я опешил. Кто собутыльник? Кому? "Никак нет, товарищ генерал, двойную норму - за сбитые мной самолеты..." "Цистерну вам лакать за сбитые?" - "По приказу наркома... Сегодня провел три боя, вчера четыре... За два дня убрал троих. Триста грамм..." - "Каким нарядом сбили?" Так спросил: "Каким нарядом?" Это у конников, возможно, наряды, в авиации нарядов нет. "Один; товарищ генерал".
– "И как вы их? На мушку?" Такие понятия: "наряд", "на мушку"... "Навскидку, - говорю, - товарищ генерал, навскидку. Глаз-то прищуривать некогда, такое дело".
Летчики заулыбались: молодец, Баранов, хорошо отбрил!
– Он слушает. Руки за спину, голову склонил... тигр! Потом: "Патриарх Алексий о Боге - спрашивал? Божественная тема - обсуждалась?.." - "Нет. Спросил бы, я б ответил. У меня, товарищ генерал, своя религия..."
Оживление за столом сменилось тишиной: раскрасневшиеся труженические лица посерьезнели; двое новичков, из тех, что побойчее, топчутся в дверях, не сводят глаз с Баранова, с его товарищей; изба красна пирогами, а сходка головами: летчики внемлют Баранову.
– "Братолюб я, - говорил Баранов, будто бы не замечая отшельника Лубка, к нему обращаясь тоже.
– В братскую поддержку верю, взаимопомощь - вот моя религия. Как сам ты поступил с другим, так, будь уверен, поступят и с тобой... Друг друга понимаем, друг за друга бьемся, - значит, победим". Генерал слушает... Потом: "Я с вами согласен!" - и пошел...
– По такому случаю, товарищ старший лейтенант, - подхватывает Пинавт...
– Я свое принял!
– Хлебнем ликера "Шасси"?
– Этиленгликоль с амортизационных стоек не сливать!
– с шутливой строгостью предупредил Баранов.
– Я, говорю, свое выбрал, разве вот адъютант расщедрится" Как, адъютант?
Адъютант склонился над плечом Баранова.
– Тем более, - отозвался старший лейтенант.
– Где он? Не каждый день, надо отметить. Штурмовик-сержант, как? Гранищев?.. Гранищев?
– дважды переспросил Баранов, всматриваясь в ту сторону, куда показывал адъютант.
– Да мы знакомы... Встренулись, как говорится... Сержант Гранищев на "ИЛ-втором" сбил "сто девятого" - новость, которую не мешало бы проверить, - так прозвучали его слова.
– Давай-ка из тьмы на свет, сержант Гранищев! Как "ИЛ" кабину "ЯКа" сечет, я знаю, интересно послушать, как иловцы управляются с "мессерами".
– Управляются, управляются, - подтвердил Авдыш, наконец-то услышанный Барановым: старший лейтенант глянул на бритоголового незнакомца, решая, стоит ли его слушать...
"Не мешкай, сержант, не мешкай, тебя!" - подтолкнул Авдыш Гранищева.
– Вообще-то я истребитель, - улыбнулся Павел, подходя к столу.
– Правду говорит, - пояснил капитан.
– Формировались в спешке, хватали, что под руку попадет, ну, и замели сержанта... А так он - истребитель.
– Даже из одного училища с вами, товарищ старший лейтенант.