Мгновение - вечность
Шрифт:
Лидер свое дело знает.
Выступить за справедливость не удалось.
Гранищев пристыженно оглядел строй.
Лена о его провале, естественно, не подозревает.
Глаз с лидера не спускать! На юге все разлилось, зацепиться не за что...
И все-таки "ЯКи", тянущиеся за лидером, взывают к состраданию.
Солдат-сталинградец, прошедший школу Баранова, знал не только могущество, но и неизреченную прелесть, поэзию строя, когда согласным, смычковым трудом сотво-ряют летчики в небе боевой порядок, отвечающий интересам боя и вместе несущий в себе красоту и силу взаимопонимания.
"Маленькие" же, поднятые лидером, были обречены на галерный труд.
Флагман то уводил их влево, принуждая одних
– подумал Павел.
– Дескать, ну-ка, бывший учлет Бахарева, продемонстрируй нам свое искусство, свою фронтовую выучку! Покажи работу боевого летчика-истребителя в строю! А она и рада..." "Справа встанет никаких забот, - вспомнил он Баранова.
– Орлица..." Инструктор Дралкин, должно быть, это понял, почувствовал, какую хватку выработал у Лены фронт, и мог, мигнув своему штурману, - нет, ты полюбуйся, какова привязанность! скользнуть, легонько вспухнуть, придавить нос "пешки": что бы флагман ни предпринимал, самолетик Бахаревой оставался с ним рядом. Нитяной просвет между ними не изменялся... В Чепурниках, уже распрощавшись с Леной, он увязался проводить ее до машины.
"Всех помню, все прекрасные ребята", - говорила ему Лена о бывших своих сослуживцах, и - в утешение, чтобы позолотить пилюлю?
– взяла его за руку, и тридцать - сорок метров, на виду стоянки двух полков, прилетевшего и уходящего, они шли, помахивая сплетенными - кисть в кисть - руками: он ждал, ловил возникавшее в такт шагам прикосновение ее плеча, заволжский окопчик, родник его радости, источник страданий, всплывал перед ним, примолкшая Лена, казалось ему, думала о том же; повзрослев на целую жизнь, Павел и теперь чувствовал, знал: обмануть ее доверие не посмел бы... "Говорят, в Котельникове - клуб, по вечерам бывают танцы", - говорила Лена. "Я танцор неважнецкий... А ты?" - "Ух!
– улыбнулась Лена.
– И тебя вытащу, и тебя растрясу!.." Не вытащила. В Котельникове они не встретились. В Котельникове погиб Баранов... Те тридцать - сорок шагов рука об руку вспоминались Павлу, когда он смотрел на самолетик, преданно державшийся "пешки", как она ни колбасила.
Страстотерпец Гранищев, не сводивший с головы колонны глаз, знал ее состав лучше, чем экипаж флагмана, но догадки, рисовавшиеся его воображению, были верны лишь отчасти.
– Чтобы не рыпались, спесь свою поуняли, - сказал Степан Кулев, удобней усаживаясь на тарелке штурманского сиденьица, поглаживая ладонью, расправляя бортжурнал.
– Им только волю дай, на шею сядут. Командир справа - до того настырный, не знаю, как за консоль не заденет. Так в форточку и лезет...
– Передай, чтобы не жался.
– Радиообмена с группой нет.
– Почему?
– Рабочую волну не дали.
– Ты же бегал звонить?
– Специально бегал!
– подтвердил возмущенно Кулев, вспомнив последний разговор с Дусей.
– Никто ничего не знает... "Гвардию", видишь, отмечают.
– Косарьков, - запросил Дралкин по внутренней связи стрелка-радиста, "маленьких" слышишь?
– Вижу, но не слышу.
– А Ростов?
– И Ростов молчит... "Маленькие" рассыпались, как картошка, одна пара держится прилично. Да ведущий...
– Справа?
– На своем месте, справа. Предельная дистанция, предельный интервал. Силен мужик, цепко держится.
– Осади ведущего, - сказал Дралкин штурману, не отвлекаясь от приборов. Дай знак рукой.
– Брысь под лавку!
– скомандовал Кулев, взмахом руки отводя "ЯК" назад. Со штурманского сиденья он лучше летчика видел, что происходит справа от них. Понятливый, - доложил он Дралкину.
– И покорный. Даже удивительно: такой настырный и такой покорный... Курс сто шестьдесят градусов, - бросил он летчику.
– Сто шестьдесят,
Бланк бортжурнала, вправленный для удобства в дюралевый держатель, после отхода от Р. не заполнялся. Теперь следовало задним числом восстановить пройденный путь, закрепить его в строках типографского листка. "Для кого? подумал Кулев.
– Кто будет проверять? На хуторе, перед стартом, ни одна душа его не потревожила, а в Ростове - кому он нужен? Дозаправимся и - домой. "Жду!"..." Бесконтрольность казалась ему независимостью, такой желанной, удачливость - мастерством; знать и чувствовать себя единственным, кому доверяют ответственные задания, было приятно. "Как бог!" - вспомнил он. В полку его не признают, а мнение дивизии другое - как бог!.. "Дусе оставаться в полку не надо, - думал Степан.
– Я ее оттуда заберу..." Предупредила насчет Кашубы, уберегла от неприятностей... Себя - тоже, сама того не ведая. Хорошо бы перевести ее в свой полк. Или в штаб дивизии. "Определюсь - тогда", - думал он об устройстве своего и Дусиного житья по уже имевшимся походным образцам.
"Извлекай урок из ошибки, иначе головы не сносить!" - Баранов с его призывом стоял перед Павлом, как живой, когда нарезной торт жилого массива из света и теней внизу растаял. Перевернув карту, Гранищев расправил подошедший лист и с новой энергией вперился в "поднятый", то есть расцвеченный, проработанный, проштудированный накануне маршрут, который собирался покрыть в одиночку. Волей судеб он следовал по нему рядом с Леной; тем строже, тем повелительней был наказ Баранова: "Извлекай урок из ошибок!" Вдоль черной нити маршрута цветным, красным, карандашом были выделены высотки, голубым - речушки и озера, коричневым - гряда, отсюда невидная. Где-то слева катит воды Дон, где-то справа - линия фронта. По широкому коридору между тихим Доном и опасным фронтом пролегает путь истребителей на Ростов. А вот и населенный пункт, получивший под его старательной рукой расцветку в виде креста. Районный центр...
В долгом перелете, случается, находит на летчика затмение: отвлекся, упустил нить, смотрит в планшет, на землю и не понимает: где он?
А тут Павел определился сразу.
Как будто для того только и перевернул карту, чтобы его увидеть, крест. Вот он, районный центр, вот он, крест, с белой колоколенкой посередке. И также с первого взгляда увидел: "пешка" отходит, смещается от креста в сторону... вправо... теснит, теснит Елену... Ожегшись на молоке, дуешь на воду: он строго себя перепроверил. Самостоятельность, развитая в летчике Барановым, чувство достоинства подсказали ему: проверь себя трижды. Лидер секся над маковкой церкви районного центра. Только это установил лейтенант, с пристрастием пытая карту. Штурман флагмана - стреляный волк. Скорость, правда, у него пляшет. Скорость у него барыня... В Ростове, когда сядут, вместо публичных сцен и обличений он покажет Лене свой планшет. Ничего не говоря, молча. Вот как колбасил, вон куда уматывал хваленый лидер. А вот линия его, Гранищева, пути. И эта барановской строгости струнка все ей скажет.
Въедливость, с которой Павел приступил к раскрытому листу хорошо проработанной карты, открыла ему в полосе движения нечто новое, прежде от него ускользавшее. Районный центр с белой церковью, распланированный на местности в виде креста, имел двойника. Зеркально ему подобного, но без церкви. Как будто местные братья Карп и Исай, повздорив и разойдясь, возводили свои деревни, руководствуясь сложившимся до распри планом, и теперь один порядок домов, с церквушкой, уплывал под крыло, а другой, точная его копия, маячил впереди. И на этот дальний, в стороне от маршрута, держал курс, по нему счислял свой путь лидер. Накрывая церквушку, флагман был и точен в данный момент и в то же самое время начинал свое очередное, для строя, правда, пока неощутимое, микросмещение вбок.