Миг и вечность. История одной жизни и наблюдения за жизнью всего человечества. Том 11. Часть 16. Странствия (2000–2002)
Шрифт:
Коробила русского писателя склонность французов к вольнодумству, их обожание Вольтера, глашатая свободолюбивых идей. Случившаяся вскоре революция вызвала переполох во всем российском правящем классе. Французские революционеры стали восприниматься как смертельно опасные враги, создававшие своими делами и словами угрозу устоям Российской империи. Российский трон загорелся фанатичной страстью не только отгородить подвластные народы от тлетворного влияния, но и задушить гидру французской революции на корню. А потом был Наполеон, его агрессия против России, и хотя аристократы продолжали изъясняться по-французски и пользоваться плодами французской цивилизации, они вместе со всем народом встали грудью на защиту отечества. Агрессоры не ожидали такого ожесточенного сопротивления.
Но вот Наполеона разбили, наступил мир, страсти поутихли. На протяжении остальной части XIX века между Санкт-Петербургом и Парижем, случалось, возникали и другие коллизии, порой крупные, кровопролитные (особенно Крымская война 1854–1856 гг.), но в целом русское дворянство продолжало упиваться плодами французской цивилизации. Юг Франции (Лазурный берег) с центром в Ницце постепенно превратился в вотчину нашей элиты. С 1856 года и вплоть до 1914 года (начала Первой мировой войны) на Лазурном берегу чуть ли не постоянно проживали все члены дома Романовых. Будущий царь Александр III провел там почти все свое детство. За императорской семьей тянулась остальная часть российской знати.
Приход к власти большевиков, конечно, внес серьезные коррективы в восприятие Франции в нашей стране. Ленинцы сполна заимствовали опыт революционного террора якобинцев и сделали Марата, Дантона, Сен-Жюста и Робеспьера своими героями. Что же касается более умеренных и трезвых персонажей французской революции, то они, по определению Ленина, всего лишь служили интересам буржуазии. Сталин, развивая мысль учителя, утверждал: «…Во Франции буржуазия использовала против феодализма известный закон об обязательном соответствии производственных отношений характеру производительных сил, низвергла феодальные производственные отношения, создала новые, буржуазные производственные отношения и привела эти производственные отношения в соответствие с характером производительных сил, выросших в недрах феодального строя».
Лозунги о свободе, равенстве и братстве, с точки зрения Ленина, Сталина и их последователей, служили лишь прикрытием, дымовой завесой для французских буржуа. На протяжении всего существования советской власти упомянутые оценки не менялись, и Франция оставалась, по сути, антагонистическим СССР империалистическим государством. Французы в свою очередь воспринимали коммунистический Советский Союз как тюрьму народов и потенциальную угрозу. Вместе с тем именно Франция приютила у себя половину из 900 тысяч русских эмигрантов, покинувших Родину после 1917 года.
Да и в Советской России, невзирая на все ее идеологические и политические противоречия с империалистической Францией, привязанность к этой стране, как это ни парадоксально, никуда не делась. В 1950–1960-х годах, в период наших с Наташей детства и юности, Франция оставалась весьма популярной страной. Затюканная убогой совдеповской действительностью с ее тотальным товарным дефицитом и кастрированной общественно-политической жизнью, советская молодежь боготворила экономические достижения и массовую культуру Запада. При этом Франция обладала в глазах нашего поколения особой изюминкой.
Увлекала классическая французская литература, полная романтики, тайн, приключений, отваги, благородства, удали. Волновали душу мушкетер д’Артаньян и граф Монте-Кристо, дерзкий Гаврош и прекрасная Эсмеральда. Книжные образы расцвечивались еще более яркими красками на киноэкране, благодаря таким «звездам», как Жан Маре, Жан Габен, Жерар Филипп, Бриджит Бардо, Ален Делон. А еще были упоительные развлекательные ленты с Фантомасом, Анжеликой, Луи де Фюнесом, Фернанделем и многими другими киногероями и исполнителями их ролей.
Покоряли юные сердца певцы – пронзительные Эдит Пиаф и Мирей Матье, романтичные Сальваторе Адамо, Далида, искрометный Джонни Холлидей, меланхоличный Ив Монтан, любвеобильный Шарль Азнавур.
Наташа уже в отрочестве приобщилась к французской живописи через Клуб юного искусствоведа (КЮИ) при Музее изобразительных искусств им. Пушкина в Москве. С тех пор, кстати, великолепно разбиралась в различных художественных школах.
Завораживали нас фотографии шедевров французской архитектуры – Лувр, Версаль, замки в долине Луары, монастырь на горе Мон-Сен-Мишель. Привлекали и более приземленные достижения французской цивилизации. В шестилетнем возрасте бабушка привезла Наташу из Баку в Москву к родителям. Наташа наслаждалась ароматом, исходившим от миниатюрного флакончика маминых духов «Фамм» (Rochas Femme), и потихоньку душилась сама. Потом полюбила (и на всю жизнь) пахучие французские сыры. А я с любопытством рассматривал в папином баре необычную бутылку французского ликера с грушей внутри. Вместе с взрослыми и сверстниками восторгались мы французскими модами – вычурной прической «Бабетта», изящными платьями, элегантной обувью.
Увлечению Францией не мешали и политические преграды. Президент де Голль взял курс на независимость от США и сближение с СССР, что, естественно, согревало сердца советских руководителей. Наша пропаганда нахваливала политику де Голля и преподносила Францию в благоприятном свете, не очень мешая советским гражданам приобщаться к достижениям французской цивилизации.
Не портило имидж Франции и эпическое произведение Л.Н. Толстого «Война и мир», которое штудировалось в школе. Под руководством учительницы литературы мы даже ставили спектакль о совете в Филях. Я играл Барклая де Толли. Все это было интересно, поднимало волну патриотических чувств, но не вызывало злобы к французам. Слишком давно случилась эта война, к тому же французы не вели себя в ней очень уж зверски. В довершение всего интервенты проиграли, они гибли от голода и холода, а потому вызывали скорее жалость, чем злобу.
Устраняя в нас последние сомнения в благонадежности Франции, советская пропаганда изображала ее в качестве чуть ли не вечного союзника России. Пропагандисты любили вспоминать, что в XII веке французский король Генрих I взял себе в жены дочь киевского князя Ярослава Мудрого. Анна Русская стала королевой Франции и, пока ее сын Филипп I рос, фактически правила французами. Особый же акцент в Кремле делали на то, что в обе мировые войны ХХ столетия французы находились по нашу сторону баррикад. Советскому народу постоянно рассказывали о французской авиационной дивизии «Нормандия-Неман», храбро сражавшейся на восточном фронте. Воспевались подвиги французских партизан, тем более что среди них преобладали коммунисты.
С удовлетворением отмечали в СССР и тот факт, что французская компартия играла важную роль в политической жизни своей страны, стимулируя сближение Парижа с Москвой. Газета французских коммунистов L’Humanitй («Юманите»), идеологически правильная и при этом, не в пример советским аналогам, красочная и живая, широко распространялась в Советском Союзе. Ею не брезговали даже сочинские девицы-модницы. Стремясь во всем подражать идолам французских кино и эстрады, они среди прочего попивали тогда еще диковинный напиток кофе в только что открывшихся и чрезвычайно популярных кафетериях и демонстративно, на виду у всех листали пухлые экземпляры «Юманите». Это считалось высшим шиком.