Михаил Кузмин
Шрифт:
Получение письма отмечено в дневнике Кузмина 13 июля.
Вы так пишете, будто я какой-то поклонник и единомышленник Белого. Конечно, совершенно конечно, что Вяч<еслав> Ив<анович> и как поэт и как личность незыблемо высок и дорог, важно только принять во внимание дипломатическую сторону статьи Белого, вдруг потянувшего меня и Городецкого, так недавно ругаемых им [715] . В корректурах, когда временно Брюсова не было в Москве, было: «К сожалению, он напечатал плохо отделанный, очевидно наспех написанный роман „Крылья“». После прибытия Валер<ия> Як<овлевича> это обратилось в скобки («Мне не нравятся его „Крылья“»), поставленные, как объясняют, в оправдание перемены Белого сравнительно со статьей в «Перевале» [716] . Из «Перевала» я получил вторичное приглашение и не отказался [717] . Был у нас Филиппов из Киева, знакомящийся в Москве и Петербурге с декадентами, говоривший, что Брюсов — один из главных моих защитников. Этому нельзя верить, но верно то, что эту позу он считает теперь наиболее выгодной [718] . Сам Филиппов 26 л<ет>, вид тантический, но неинтересен, помесь Рафаловича, нашего «фанэ» и увы! Судейкина [719] . Сережа очень счастлив, что Вы его не послали в «пуп земли». Я начинаю скучать, но, вероятно, проживу здесь до половины августа, хотя бы потому, что раньше этого времени не будет в городе Званцевых [720] , у которых я собираюсь жить и к которым уже перевез свои вещи. М<ожет> б<ыть>, я мог бы устроиться и удобнее. Я с нетерпением жду осени, всех вас увидеть, заниматься. Надеюсь, Вы пишете Ваш дневник. Письма Н. странны ужасною спутанностью, недоговариваньем, намеками; если бы я был самоуверен, я мог бы подумать, что он питает ко мне род влюбленности. Другая моя Элоиза пишет, к сожалению, более ясно и собирается скоро к нам. Я говорю, конечно, о Лемане [721] . Сегодня у меня болит голова, и Вы простите пустоту моего письма. Целую Сомова.
Ваш
715
Первоначально Андрей Белый резко отрицательно отнесся к повести Кузмина «Крылья» (см. его рецензию: Перевал. 1907. № 6. С. 50–51), однако впоследствии тон отзывов о новых произведениях Кузмина заметно изменился. Подробный комментарий см.: Литературное наследство. Т. 92, кн. 3. С. 288.
716
См. письмо 42, примеч. 3 (в файле — примечание № 676 — верст.).
717
См. в дневнике 7 июля: «От Грифа вторичное приглашение в „Перевал“. Согласился». Впервые С. А. Соколов («Гриф») приглашал Кузмина в новый журнал (подробнее о нем см.: Лавров А. В. «Перевал» // Русская литература и журналистика начала XX века. 1905–1917: Буржуазно-либеральные и модернистские издания. М., 1984. С. 174–190) осенью 1906 г., однако после письма Н. П. Феофилактова,
718
См. запись о визите А. И. Филиппова в дневнике 13 июля: «Утром приехал Филиппов, 26 лет, помесь Рафаловича, Кены Помадкина, Штейнберга и, увы! Судейкина. Он нам значительно надоел, будучи целый день, говоря о журнале etc. <…> Мы вздохнули облегченно, когда господин уехал. Завтра за обычные занятия. Могут быть еще письма. Самое важное было то, что Фил<иппов> вынес впечатление от Брюсова, как благоволящего ко мне».
719
Рафалович Сергей Львович (1875–1943) — поэт; «фанэ» — прозвище Г.М. фон Штейнберга (см. в статье «Литературная репутация и эпоха»); восклицание «увы» перед фамилией С. Ю. Судейкина вызвано воспоминаниями о печальной развязке его романа с Кузминым.
720
Званцева Елизавета Николаевна (1864–1921) — художница, владелица художественной школы, которая размещалась на Таврической, 25, в том же доме, где жил Вяч. Иванов. Кузмин жил в ее квартире с осени 1907 г. См. в дневнике 10 июля: «Антон мои вещи перевез к Званцевой — me voil`a retabli „…> Вот я утвержден несколько у Званцевой“. В недатированном письме Кузмину Е. Н. Званцева сообщала ему: „Многоуважаемый Михаил Алексеевич, квартиру свою и ключи я поручила моей знакомой, живущей по след<ующему> адресу: Эртелев пер., д.11, Надежда Федотовна Любавина. Вот к ней и пошлите Вашего швейцара, и она все устроит. Мне же это нисколько не трудно и места, должно быть, теперь много. <…> От Вас как от жильца не отказываюсь, только сама приеду в конце августа, но Елена Ив., которая будет числа 15 в Питере, заменит меня. Надеюсь, что мы настолько познакомимся зимой, что будущее лето Вы приедете ко мне сюда на новоселье…“» (РГАЛИ. Ф. 232, Оп. 1. Ед. хр. 201. Л. 1–2; письмо было получено 10 августа).
721
См. в дневнике 12 июля: «День, как все дни, ничего особенного; письмо только от Лемана; писал какие-то стихи; целый день то дождь, то солнце; <…> Теперь лунные ночи, я рад, что приедет Леман».
вероятно, Вы уже поспели вернуться из Москвы, забыв меня окончательно. Я Вам писал 16 июля, но знаю, что некоторые простые письма не доходят. Теперь все мои помышления направлены на осень, на которую я возлагаю большие надежды и которой приближению очень радуюсь. Но пробуду еще здесь, вероятно, не менее 2-х недель, так что в Петербурге буду не ранее 15–20 августа. Не знаю, хорошо ли мне будет так, как я думаю устроиться, т. е. у Званцевой. Я очень устал от летнего отдыха, гораздо более, чем от зимнего сезона, т<ак> что теперь я почти совсем не пишу и только читаю По и Лукияна [722] в утешение от всех нападок и неприязни, забвения и холодка друзей с другой стороны. Вы как-то говорили, что моя некоторая известность лишает меня части интереса, но в защите я нуждаюсь теперь более, чем когда-нибудь и кто-либо. И тем более мне грустно, что друзья меня забывают. Кого Вы видаете в Петербурге? Вернулся ли Вяч<еслав> Ив<анович>? один ли или с семьей? Что милый Сомов? маленькие студенты? [723] Как все это давно и далеко! Самая опасная вещь — разлука. Когда-то я «полечу по улицам знакомым»? [724] Я написал ряд стихотворений XVIII в. «Ракеты», посвятив их В. А. Наумову [725] , и крошечный плохой рассказец «Похороны мистера Смита» [726] . Неохотно и плохо написал немного музыки. Какие плохие стихи Городецкого в «Руне», а Блок, попав в «Знание», прямо с ума сошел, и читая его статью в том же «Руне» то слышишь Аничкова, то Чулкова, то, помилуй Бог, Луначарского [727] .
Целую Вас, до свиданья.
Что Москва?
722
См. в дневнике 20 июля: «…перечитывал Рое»; 22 июля: «Читаю По; все-таки это — не из любимейших, хотя отлично и остро»; «Что еще? Читал По…»; 29 июля: «…читал целый день По <…> У По известная начитанность, которая так пленяет и влечет быть книжником. Жалко, что у меня плохая память, требующая выписок»; 31 июля: «Читаю По, убеждаясь в его общности с Уайльдом и с французскими романтиками. Но он предвосхищает и позднейшее. Читал Лукиана, и ясность, бодрость, улыбка снова вливались в меня».
723
Вероятно, сочетание образовано по модели выражения «маленькие актрисы» (театра В. Ф. Коммиссаржевской), часто употреблявшегося в переписке и дневниках того времени. Кто конкретно имеется в виду, сказать трудно: возможно, участники студенческого «Кружка молодых», заседания которого Кузмин нередко посещал.
724
Цитата из «Каменного гостя» А. С. Пушкина.
725
См. в дневнике 6 июля: «…у Солюс <соседи по деревне> был фейерверк жалкий, но самый факт его меня восторг и поднял необыкновенно. Любовь к радугам и фейерверкам, к мелочам техники милых вещей, причесок, мод, камней, „сомовщина“ мною овладела». 16 июля: «Написал романс на слова Брюсова и кончил цикл стихов XVIII века». Цикл опубликован: Весы. 1908. № 2.
726
Рассказ, сколько нам известно, опубликован не был, и текст его неизвестен.
727
24 июля Кузмин записал в дневнике: «„Руно“, стихи Городецкого, очень слабые, рассказ Ремизова, статьи Иванова и Блока (очень странная, хвалящая от Горького до Каменского, до Сергеева-Ценского вплоть, кем вдохновленная: Аничков<ым>, Чулковым?)». В пятом номере «Золотого руна» был опубликован цикл стихов С. М. Городецкого «Стихи о святой любви» и статья А. А. Блока «О реалистах». Более подробный комментарий к этой фразе см.: Литературное наследство. Т. 92, кн. 3. С. 291.
Вот уже почти две недели, что я в Москве, и послезавтра уезжаю наконец в Петербург. Не писал Вам до сих пор и даже не ответил на последнее письмо, т. к. был очень занят и, кроме того, чувствовал себя все это время отврати<те>льно.
Видел Брюсова и Белого, просидевших у меня целый вечер. В редакции «Весов» познакомился с Ликиардопуло, Поляковым и Эллисом [728] , встретил Феофилактова. Разумеется, все москвичи ругательски ругают петербуржцев. Вы составляете почти единственное счастливое исключение. Ярость направлена главным образом против Чулкова, Блока, Вяч. Иванова, Леонида Андреева, Лидию Дмитриевну <так!> [729] и Городецкого. Я всячески защищал Вяч. Иванова, оправдал Блока — глупостью, сам набросился на Чулкова, выругал Леон. Андреева и не пощадил Зиновьевой-Аннибал. Зато мужески отстаивал молодежь — Городецкого, Потемкина и др.
Брюсов поругивает Вяч. Иванова [730] , но кто не говорит о нем иначе как с пеною у рта, так это Эллис [731] . У меня был с ним горячий спор, из которого выяснилось, что этот кипяток ни что иное, как дионисианец и бодлерист, живущий исключительно «бездной» [732] . Брюсов очень мил, корректен, академичен. Вас очень хвалит. Впрочем, даже Белый при чтении Вас — «отдыхает» [733] . Белый тоже очень мил, но вести с ним продолжительную беседу — утомительно. Все время боишься: возьмет да и выпрыгнет в окно [734] .
Итак, все Вас любят и всем Вы пришлись по вкусу, за исключением З. Гиппиус, Леонида Андреева, Буренина, Боцяновского и др<угих>, им подобных [735] . Много шуму здесь наделало известие о поступлении в «Знание» Чулкова, Блока и Ауслендера. Уверяют, что Блок написал последнюю статью в «Руне» специально для того, чтобы получить приглашение в «Знание» [736] . Вообще злословят немало.
«Руно» и «Перевал» скоро погибнут естественною смертью. Это факт достоверный [737] . Останутся одни «Весы».
Слышал, что Вы собираетесь в Москву. Верно? [738] Когда же Вы будете в Питере? Пишите мне туда, и поскорее. А когда думаете совсем переехать?
Брюсов Вам кланяется.
Ваш
728
Сергей Александрович Поляков (1874–1942) — владелец издательства «Скорпион», меценат, переводчик. Эллис (Лев Львович Кобылинский, 1879–1947) — поэт, критик, переводчик.
729
Л. Д. Зиновьева-Аннибал.
730
Литературная ситуация, описанная в письме, отчасти совпадает с той, что обсуждалась в переписке Кузмина с М. Ф. Ликиардопуло и с Брюсовым (см. в разделе «Вхождение в литературный мир»). О взаимоотношениях Брюсова и Вяч. Иванова в это время см. письмо Брюсова к Иванову от конца июля 1907 г., а также Иванова к Брюсову от 4 августа (Литературное наследство. Т. 85. С. 500–504).
731
Скорее всего, как указывают комментаторы «Литературного наследства», имеется в виду статья Иванова «О веселом ремесле и умном веселии» (Золотое руно. 1907. № 5), однако не исключено, что речь идет об общем впечатлении как от устных выступлений Эллиса, так и от его статьи «Пантеон современной пошлости» (Весы. 1907. № 6. С. 55–62), где содержатся резкие нападки на Иванова как автора альманаха «Факелы».
732
Выразительный портрет Эллиса этого времени см. в кн.: Валентинов Н. Два года с символистами. Stanford, 1969. Определение «бодлерист» связано как с переводами Эллиса из Бодлера, так и с его постоянным интересом к французскому поэту. См., напр., его рецензию на перевод «Цветов зла», выполненный А. А. Пановым (Весы. 1907. № 7. С. 75–77).
733
Ж. Шерон справедливо указывает параллель к этим словам в рецензии Белого на «Приключения Эме Лебефа» и «Три пьесы»: «Но мы так уютно отдыхаем, читая его легкие, слегка пикантные, всегда неподдельно остроумные, добродушные строки» (Перевал. 1907. № 10. С. 52). Ср. там же: «Я должен сознаться, что последнее время неизменно отдыхаешь на Кузмине после чтения претенциозных, крикливых и пестрых „глубинных“ произведений».
734
Намек на ситуацию из комедии Н. В. Гоголя «Женитьба».
735
Имеются в виду статья З. Н. Гиппиус «Братская могила» (Весы. 1907. № 6), устные высказывания Л. Н. Андреева, отразившиеся в переписке (см.: Литературное наследство. М., 1965. Т. 72. С. 309, 528), пародии и критические статьи В. П. Буренина и других авторов «Нового времени», а также названные в примеч. 1 к письму 42 (в файле — примечание № 674 — верст.).
736
О ситуации, в которой оказался Блок после появления статьи «О реалистах» (см. письмо 47, примеч. 6 [в файле — примечание № 727 — верст.]), см. тексты и примечания, опубликованные в кн.: Литературное наследство. Т. 92, кн. 3. С. 291–293.
737
Слухи о закрытии этих журналов распространялись довольно регулярно (см. в публикации писем М. Ф. Ликиардопуло), но они оправдались лишь частично: «Перевал» действительно закрылся в октябре, после выхода № 12. «Золотое руно», однако, просуществовало до конца 1909 г.
738
Эта поездка не состоялась.
Письмо получено Кузминым 4 августа, о чем записано в дневнике: «Нувель прислал мне из Москвы утешительные новости о Брюсове и т. д., про себя мало». Многочисленные параллели к этому письму см. в письме Нувеля к Л. Д. Зиновьевой-Аннибал от 22 августа 1907 (см. Приложение 1).
Пересылаю Вам письмо Диотимы, по ее просьбе [739] .
Теперь, кажется, уж Вы меня забыли. Получили мое письмо из Москвы? Когда, наконец, приедете? Приближается осень, а с нею la rentr'ee des amis. Приятно.
К сожалению, я чувствую себя довольно скверно и только и делаю, что лечусь. У меня объявился артрит, другими словами собачья старость, и я боюсь, что от renouveau [740] скоро останется только одна развалина.
Прочел изящный рассказ изящного Ауслендера [741] и нахожу, что это один из самых изящных образцов прославления онанизма или полового бессилия. Если не считать смутившее меня немного деепричастие «жаждая», рассказ написан очень хорошо и оставляет много простора для пылкого воображения юного читателя. Ваши стихи, конечно, восхитительны, хотя вся эта глава, собственно, ни к селу ни к городу, если ее не озаглавить, напр<имер>, «Hommage `a Kousmine».
Однако я должен сказать, что все эти Вафилы и прочие дафнисоподобные юноши мне немножко надоели, и хочется чего-то более конкретного, ну, напр<имер>, современного студента или юнкера. Вообще удаление вглубь Александрии, римского упадка или даже XVIII-го века несколько дискредитирует современность, которая, на мой взгляд, заслуживает гораздо большего внимания и интереса. Вот почему я предпочитаю Вашу прерванную повесть и «Картонный домик» (несмотря на «ботинку» [742] ) «Эме Лебефу» и тому подобным романтическим удалениям от того, что сейчас, здесь, вокруг нас.
Жалею, что не знаю еще Ваших последних стихов и рассказов: «Кушетки тети Сони» и пр. Надеюсь, Вы сохранили вторые экземпляры. И дневник меня очень интересует, хотя Вы и находите его однообразным.
Приезжайте скорее. Подумайте, что с Вашим приездом связано многое, напр<имер>, встреча (моя) с Н.
Не забывайте меня!
Ваш
739
Это письмо см. в Приложении 1.
740
Игра слов, основанная на буквальном значении гафизического прозвища Нувеля — «обновление».
741
Речь идет об «идиллической повести» С. А. Ауслендера «Флейты Вафила» (Перевал. 1907. № 8/9. С. 5–13), к которой Кузмин написал стихотворение «Серенада» (включено также в его книгу «Сети»), Эпитет «изящный» употреблен Андреем Белым в суждении об Ауслендере: «Неуместен изящный Ауслендер в этой книге < альманах „Проталина“. — Н.Б.> манерного производства» (Весы. 1907. № 7. С. 73).
742
См. в повести: «Демьянов широко перекрестился и, опустясь на пол, поцеловал ботинку Мятлева».
См. запись в дневнике Кузмина от 12 апреля: «Письмо Диотимы, пересланное мне Нувелем, живо напомнило мне петербургских друзей и захотелось их видеть и быть в городе. Письмо самого Нувеля — какое-то кисленькое».
простите, что долго Вам не писал, отнюдь не забывая Вас. Мой переезд в город, к которому я стремлюсь всею душою, замедляется отчасти этой глупой Званцевой, возвращающейся только 23-го [743] , отчасти сестрой и Сережей, уезжающими 22–24 и которые просят меня ехать с ними [744] . Очень жаль, что Ивановы медлят в своем уединении, хотелось бы их обнять и посмотреть на образовавшийся «экстракт» из Диотимы от ежедневных 20-минутных ее плаваний [745] . К стыду, я музыки к «Ослу» не писал еще и летом вряд ли буду [746] . «Вафилл» мне нравится меньше всех рассказов Ауслендера. «Кушетка тети Сони» пойдет в 9 № «Весов», а стихотворения «Ракеты», посв<ященные> Наумову, в начале 1908 г. (февраль, вероятно), там же [747] . Наумов с 20 июля до последних дней был в Петербурге, расстроен, мрачен, кто-то у него умер, добрая половина писем к нему не доходит, теперь его везут куда-то на завод по Ю<го->В<осточной> ж<елезной> д<ороге>, где он пробудет до конца августа, остановившись дня на 2 в Москве. Все не весьма утешительно, как видите [748] . «Кушетка тети Сони» — современна. Там как раз 2 студента, институтка, старый генерал и старая дева. Но все мои планы — на «удаления», как Вы их называете, и начатый современный «Красавец Серж» без аппетита отложен. Планов куча, «Путешествие», «Разговор о дружбе» (ряд рассказиков), «Александр», «M-me Guyon» «Орест» (пьеса; вероятно, первое, что буду делать, готовясь в то же время к сэру Фирфаксу) и что-нибудь из юнкеров [749] .
Гиппиус совсем меня зацарапала [750] . Ваше письмо чем-то кисленькое, лето всех утомило, по-видимому, кроме Диотимы. Если попаду в Москву, то в конце октября. На днях неожиданно получил письмо от Сапунова с Кавказа. Полон планов и предприятий, попадет, м<ожет> б<ыть>, в Петербург, сватает мне какого-то грамотного танцора из очаровательных учеников, пленившегося заочно (опасно это пылание заочно для меня) моими «Курантами» etc. и россказнями обо мне. И кучу других мечтаний [751] .
Скоро, скоро я полечу к Вам, милые друзья, надеюсь, все такие же ко мне, как и я к Вам. Только не очень шпыняйте меня за «Эме Лебефа» (malgr'e tout et tous лучшее мое) и не влеките временно не расположенного к тому, что «сейчас и вдруг». Изящный Ауслендер шлет Вам привет. Целую Вас
743
См. письмо 46, примеч. 6 (в файле — примечание № 720 — верст.). 10 августа Кузмин записал: «Званцева приезжает только 24-го, хотя и предлагает мне поселиться без стола и прислуги, что не очень-то меня устраивает».
744
Кузмин уехал из Окуловки 23 августа.
745
См. письмо Зиновьевой-Аннибал в Приложении 1.
746
Музыка к «Певучему ослу» написана никогда не была.
747
«Кушетка тети Сони» и «Ракеты» были действительно опубликованы в «Весах», только рассказ — не в № 9, а в № 10.
748
См. в дневнике Кузмина за 11 августа: «Письмо от Наумова, смутное и тревожное; куда-то его везут, несколько писем не получал, скучает, надоело. Если не драма, то какие-то пертурбации явно чувствуются».
749
Из этих планов Кузмина осуществились, хотя и значительно позднее, лишь повести «Путешествие сера Джона Фирфакса по Турции и другим замечательным странам» (Аполлон. 1910. № 5) и «Подвиги великого Александра» (Весы. 1909. № 1). Все остальное не было написано. См. в дневнике за эти дни: «Зимою напишу „Сержа“, „Фирфакса“, „Ореста“ и „Разговор о дружбе“, кроме стихов» (2 августа); «„Сержа“ не пишу, помышляю об осени, о работе, о друзьях; какими-то я их встречу? И милый „Фирфакс“, и „Орест“, и музыка, и все» (4 августа); «С какою радостью осенью буду писать „Ореста“ и „Путешествие“, посвящаемое Брюсову» (5 августа); «Что же это я ленюсь, в самом деле. За „Сержа“ приниматься большое отсутствие аппетита; если бы я был достаточно осведомлен, сейчас же принялся за „Ореста“, хотя главные мои aspirations к „Фирфаксу“. Пересматривая „Эме“ вижу, что „Сержа“ писать не хочется, другого не могу. Все до осени. Покуда подчитаю к „Фирфаксу“, буду писать „Ореста“» (7 августа); «„Сержа“ писать не хочется, другого не могу. Все до осени. Покуда подчитаю к „Фирфаксу“, буду писать „Ореста“» (12 августа). Планы «Красавца Сержа», «Ореста» и материалы к повести о m-me Guyon сохранились: ИРЛИ. Ф. 172. Ед. хр. 321. Л. 97 об. — 99, 102, 104 об. — 105 об.
750
Речь идет о статье З. Н. Гиппиус «Братская могила» (Весы. 1907. № 6).
751
См. дневниковую запись от 8 августа: «Письмо от Сапунова меня подбодрило и даже, я скажу, взбудоражило: полон планов etc., нашел какого-то Амура, дружествен. Как вспомнилась зима. Павлик пишет, что видел того студента в Павловске». Письмо Н. Н. Сапунова опубликовано Дж. Малмстадом (Letters of N. N. Sapunov to M. A. Kuzmin // Studies in the Life and Works of M. A. Kuzmin. Wien, 1989. S. 155–156).
752
Вероятно, описка в дате (см. следующее письмо).
я приезжаю 23-го вечером, буду у Вас 24-го, если Вы в городе. Ничего не спрашиваю, ничего не говорю, оставляя все это на свиданье. Многие ли друзья в городе? дня два буду жить на даче из-за Званцевой. Особенно хотел бы я иметь в городе уже Ивановых. Писал Вам 12-го. Сережа сегодня возвращается из Москвы, куда он ездил на 3 дня [753] . Возвращаемся вместе. Целую Вас, будьте здоровы — это прежде всего. До свиданья.
753
Поездка Ауслендера была важна для Кузмина, поскольку отчасти заменяла его собственную, неосуществившуюся. Поэтому приводим дневниковые записи о ней: «Сережа получил за „Вафилла“ гонорар, но „Перевал“ мы еще не видели; там могут быть интересные рецензии. <…> Сережа вдруг решил ехать в Москву с барышнями. Это, конечно, удобней всего, покуда есть деньги и попутчицы» (13 августа); «Сережа дописывал свой рассказ <…> Я делал ему наставления для Москвы» (14 августа); «От Сережи отписка, ничего еще важного. Москва, кажется, не очень нравится. В „Сером волке“ проекты памятника мне и Ремизову, достаточно похожие. На „Вечере совр<еменного> искусства“ выведены Диотима, я и Городецкий; хорошо еще, что мои искания считаются увенчивающимися успехом, чем не хвастается Аннибал» (17 августа); «Письмо только от Сережи о его пребывании в Москве» (18 августа); «Сережа и утром не приехал; не может поймать он Брюсова, что ли, или закрутился в „Перевале“? <…> Приехал зять и Сережа, усталый с дороги. Проводив Екат<ерину> Ив<ановну>, мы еще долго беседовали с Сережей о Москве, уже лежа в темноте. Предложение „Скорпиона“ есть издание вместе „Карт<онного> дом<ика>“, „Крыльев“, „Красавца Сержа“. Москва утомила Сережу „делами“, шумом, распрями, интригами. Был одновременно с ним там Ремизов, которого он, однако, не видал» (19 августа); «Рассказы Сережи как-то смутили меня, не знаю, чем» (20 августа). См. также письмо Ауслендера к Г. И. Чулкову от 20 августа (Приложение 2).
Ваше имя продолжает блистать ежедневно на страницах, передовой печати. Сегодня читаю его сразу в двух фельетонах той же газеты — направо и налево [754] . Правда, есть примечание редакции, благоразумно убоявшейся обвинения скопом в противоестественных наклонностях. Теперь, по крайней мере, нам ясно, что в ее личном составе нет ни одного «Кузмина». Действительно, Ваше имя стало нарицательным, но не столько в смысле «третьей известности», как думают иные, а в более серьезном значении, как настоящий и необходимый протест против «стуканья лбами». Как жалки и беспомощны нападки Антона Крайнего! [755] В сущности, ему нечем кольнуть, даже такое знаменитое жало — бессильно.
Итак, у Вас два верных друга, Брюсов и Пильский, два критика и в то же время редактора (один будущий), что также не без приятности. При такой защите врагов бояться нечего [756] .
Мое письмо Вам показалось кисленьким. Немудрено. Вот уже два месяца, как я чувствую себя отвратительно. Старюсь не по дням, а по часам, и прозвище «Renouveau» звучит теперь одной насмешкой. В настоящее время занят лечением. Увидим, что из этого выйдет.
Напишите, когда в точности Вы приезжаете, чтобы я мог Вас повидать в первый же день.
Костя [757] шлет Вам привет. Он бодр, весел и, на вид, дьявольски молод.
Судя по настроению, царящему в литературных лагерях, мне кажется, что предстоящей зимой все должны друг с другом переругаться. Боюсь даже за свои отношения к Ивановым, т. е., конечно, к Лидии Дмитриевне.
Нельзя же, право, все время ломать комедию и скрывать, что в сущности согласен и с Брюсовым, и с Пильским, и с Белым, и с Антоном Крайним, т. е. со всеми, кто ее ругает [758] . А сказать это — значит вражда навеки, и, пожалуй, не только с нею, но и с Вяч<еславом> Ив<ановичем>. Просто не знаешь, как быть.
С удовольствием думаю о возобновлении «ойгий» у трех граций [759] . Зин. Венгерова [760] мне клялась, что Бэла [761] вернется и все будет по-старому. А вот Гафиза уж больше не будет. Это наверно. Но не явится ли что-нибудь «на смену». Это было бы любопытно [762] . Во всяком случае, Вам необходима новая «Прерванная повесть». Ведь это осеннее развлечение! [763]
Жду!
Ваш
754
См. в дневнике Кузмина 20 августа: «В „Понедельнике“ Пильский восхваляет меня, с оговоркой редакции, и Чуковский пишет что-то про всех нас, неясное и ловкое». Имеется в виду статья П. Пильского «О красоте и пустоте», противопоставляющая «Картонный домик» творчеству Зиновьевой-Аннибал, с редакционным примечанием: «Точка зрения редакции на г. Кузмина и Кузминых прямо противоположна взгляду г. Петра Пильского» (Свободные мысли. 1907. 20 августа / 2 сентября). Там же опубликована статья К. Чуковского «Чудо».
755
Имеется в виду все та же статья З. Гиппиус «Братская могила».
756
В. Я. Брюсов был фактическим редактором журнала «Весы», а критик Петр Моисеевич Пильский (1876–1942) — редактором газеты «Свободные мысли».
757
К. А. Сомов.
758
О критической реакции на творчество Зиновьевой-Аннибал см.: Никольская Т. Н. Творческий путь Л. Д. Зиновьевой-Аннибал // Ученые записки Тартуского гос. университета. Тарту, 1988. Вып. 813.
759
См. письмо 30, примеч. 15 (в файле — примечание № 598 — верст.).
760
Венгерова Зинаида Афанасьевна (1867–1941) — критик и переводчица.
761
Бэла — прозвище Л. Н. Вилькиной.
762
Встречи «гафизитов» осенью 1907 г. действительно не могли состояться, т. к. не возвратившись в Петербург из Загорья Л. Д. Зиновьева-Аннибал умерла. О некоторых попытках создания нового кружка см. в статье «Кузмин осенью 1907 года».
763
События, ставшие прототипической основой повести «Картонный домик» и стихотворного цикла «Прерванная повесть», происходили осенью и в начале зимы 1906 г.
Привет Ауслендеру, «Вафил» которого очень понравился Аргутинскому.
…одной книжкой [764] . Рябушинский прислал пресмешное письмо [765] . До скорого, скорого свиданья. Целую Вас. Все ли мои повести будут «прерванными»? Укладываюсь.
Ваш
764
Очевидно, имеется в виду предложение издательства «Скорпион» об издании в одной книге «Крыльев», «Картонного домика» и ненаписанного «Красавца Сержа» (см. письмо 51, примеч. 1 [в файле — примечание № 753 — верст.]).
765
См. в дневнике Кузмина за это число: «Письмо от Рябушинского, смешное до трогательности. Нувель ждет меня. Рябушинский пишет, что человек с черными глазами, духами, по всем направлениям не может делать некрасивых поступков, и вдруг бойкот и т. д.». Письмо не сохранилось в известных нам собраниях, однако понятно, что Н. П. Рябушинский уговаривал Кузмина отказаться от подписи под письмом о выходе из состава участников «Золотого руна». От подписи Кузмин официально не отказывался, однако сотрудничество в журнале Рябушинского возобновил.
Согласно списку писем Кузмина, после этого письма он получил от Нувеля еще два — 23 августа и 20 сентября.
сегодня после бессонной ночи имел удовольствие узнать, что завтра вечером я не могу быть с Вами.
Это досадно — и что не увижу Вас, и что отложится посещение Ал<ексея> Вл<адимировича> [766] ; передайте ему мой поклон и объясните, что отнюдь не мое нежелание заставляет делать эти отсрочки.
Спросите также, если уже не знаете, адрес Сергея Павловича [767] . Вам поклон.
Весь Ваш
766
А. В. Маврин — секретарь С. П. Дягилева.
767
Дягилева.
Письмо связано с событиями, описанными в дневнике. 25 сентября: «Дягилев уже в Париже, но как его адрес? <…> Маврин говорил, чтобы Нувель привел меня к нему»; 26 сентября: «У Сомова был Нувель, передавший приглашение от Бенуа, сегодня у Маврина»; 27 сентября: «Совсем не спал, читая „Fanchette“, думая почему-то о Валааме, о св. Артемии Веркольском. Я стал молиться, вспоминая не забытые молитвы. Это успокоило, но сна не привело. Опять читал „Fanchette“. Какая-то заброшенность, апатия». Датируется по списку писем.