Михаил Шолохов в воспоминаниях, дневниках, письмах и статьях современников. Книга 2. 1941–1984 гг.
Шрифт:
Задумывается Андрей Андронович, вспоминая свою жизнь. Потом говорит неожиданно:
– Нет, не могу считать себя Давыдовым. С таким же правом могут себя назвать им и Шабунин, и Красюков, и многие из нас, двадцатипятитысячников. Я же, как прочитал «Поднятую целину», так, если образно сказать, «иконой» для себя Давыдова-то сделал. И по сей день стараюсь работать, как он.
Затем я спрашиваю Андрея Андроновича, поддерживает ли он связь с Михаилом Александровичем Шолоховым.
– Последнее письмо, помнится, получил я от него в 1945 году. Да вот оно.
Плоткин протягивает мне лист бумаги.
«Дорогой Андрей!
Получил
Крепко жму твою руку.
16. XI -45 г.
– Связь с Михаилом Александровичем потерял я с 1950 года, – продолжал Плоткин. – Много мне пришлось переезжать с места на место. Теперь вот думаю летом побывать у него на Дону, а также навестить своих друзей-казаков.
Наша беседа тянется до вечера. Ухожу я, унося в памяти образ простого обаятельного человека.
Вскоре я получил письмо от Андрея Андроновича Плоткина: «Хочу поделиться с Вами своей радостью: на той неделе я дважды говорил по телефону с Михаилом Александровичем Шолоховым и затем виделся с ним. Встреча произошла как встреча самых близких и дорогих друзей. Я вам даже передать не могу. Этой встрече я рад чрезвычайно. Думаю, что эта встреча не последняя».
Когда я вспоминаю А.А. Плоткина, то думаю: «День за днем встречаемся мы с сотнями и тысячами людей. А много ли мы знаем о их жизни, о их судьбах? И сколько таких вот интереснейших людей с «увлекательной» биографией окружает нас!»
Ашот Арзуманян1
На родине «Тихого Дона»
По пути в Вешенскую я остановился в Ростове-на-Дону. Прежде всего я побывал в Ростовском отделении Союза советских писателей СССР. Оно помещается в здании областной газеты «Молот». Здесь я познакомился с ее главным редактором драматургом и журналистом Александром Михайловичем Суичмезовым, благодаря вниманию и теплому отношению которого Ростов стал для меня дорогим и близким городом.
Было особенно приятно встретиться с ростовскими писателями Анатолием Калининым, Михаилом Никулиным, Ашотом Гарнакеряном, а особенно же Михаилом Андриасовым, – с ним судьба нас свела еще в суровые годы Отечественной войны.
После естественных приветствий разговор коснулся волнующей меня темы. Рассказывая о Шолохове, они с необычайной теплотой и задушевностью припоминали интересные встречи с ним.
– До войны в Ростове был кабинет рабочего автора, – рассказывал Михаил Никулин, – где состоялась памятная встреча с Шолоховым. Тогда больше всего молодых авторов интересовал вопрос отражения правды жизни, вопрос о социалистическом реализме. Как его решить? У кого и чему учиться? Запомнился простой и ясный ответ Шолохова: «Учиться надо у всех классиков, особенно у русских… Надо знать жизнь… Не зная жизни, разумеется, нельзя ее отобразить».
Невольно вспомнились мне слова старейшего русского
«Дон дает ему массу впечатлений, типов, часто неожиданных проявлений народного творчества, самобытного, оригинального в борьбе с природой. У писателя – большие знакомства и тесные дружеские отношения с рыбаками-казаками. Он у них учится, он их наблюдает, он берет от них сгустки векового народного творчества… Он часто приезжает в какой-нибудь колхоз, собираются старики и молодежь. Они поют, пляшут, бесчисленно рассказывают о войне, о революции, о колхозной жизни, о строительстве. Он превосходно знает сельскохозяйственное производство, потому что не со стороны наблюдал его, а умеет и сам участвовать в нем…»
Михаил Александрович Шолохов в высокой степени одарен и еще одним талантом – радостным, необычайно добрым отношением к труду, к успехам других, работающих в литературе всерьез, от всей души. Анатолий Калинин вспомнил, как на цимлянской стройке Шолохов вдруг сразу насторожился, потемнел лицом, когда один из участвующих в разговоре литераторов, назвав «Тихий Дон» и «Поднятую целину», сказал, что ничего другого он не может назвать в нашей литературе.
– То есть как?! – неприкрыто и как-то обидчиво возмутился Шолохов. – Что же, я одинок? Ну нет, это совсем не то. Нет, так нельзя, не годится…
И он так глубоко огорчился, что потом в разговоре еще не раз возвращался к этому и бросал на легкомысленного литератора колючие взгляды.
– «Разгром» я прочитал одним дыханием, – говорил он однажды в Ростове. – А «Молодая гвардия»?! – И сам отвечает: – Кто еще смог бы так написать о молодежи?
И он, не тая восхищения, охотно и щедро говорит о творчестве своего товарища по литературному цеху, отдавая должное замечательному таланту А.А. Фадеева.
Шолохов за то, чтобы работа писателя была согрета и освещена большим человечным раздумьем о жизни и судьбах людей и чтобы книга давала читателю широкое поле для размышлений.
Когда в начале этого года М. Шолохов выступал в Ростове перед молодыми писателями Дона, он призывал их к тому, чтобы они не торопились сдавать в печать «невыношенное». «Вы – великолепные представители великолепного народа», – любовно называл он литературную молодежь. И он сказал, что за теми молодыми силами, которые входят в литературу, великое будущее литературы социалистического реализма. «Вы – наша надежда».
Из Ростова в станицу Вешенскую ехать мне не пришлось – Михаил Александрович находился в Москве. В столице я по телефону связался с ним. Шолохов был занят читкой гранок журнала «Октябрь», который печатал главы второй книги «Поднятой целины». Поэтому он попросил заехать к нему через день, прямо к девяти часам утра.
Кабинет писателя. На письменном столе – бюсты Льва Толстого и А.М. Горького, скульптура «Собаки охотятся за кабаном», телефонный аппарат, скромный чернильный прибор, пепельница. Здесь же стопка бумаг и несколько пачек ростовских папирос «Беломорканал». На стене висит картина художника Перова «Рыболов». К стене прикреплено чучело глухаря, убитого одним из сыновей в Крыму. В его библиотеке – произведения классиков марксизма-ленинизма, советских и зарубежных писателей. Здесь же хранятся изданные на различных языках «Тихий Дон» и «Поднятая целина». Зная, что эти книги переведены на армянский язык и давно стали любимыми и популярными у меня на родине, я спросил, есть ли у него эти издания. Их не оказалось, отчего мне стало очень неловко за наших издателей.