Михаил Шолохов в воспоминаниях, дневниках, письмах и статьях современников. Книга 2. 1941–1984 гг.
Шрифт:
– Что ж, я с такой географией согласен, – засмеялся Михаил Александрович. – А коль мы родня, рассказывайте, какие у вас нынче виды на урожай. Как Целиноград строится? А то я пролетал над Акмолинском в 1959 году… Сверху вид был неважный.
Получилось так, что «интервью» брали не мы, журналисты, а он. Его живо интересовали и заботы целины, и наши дорожные впечатления. Он слушал опустив глаза, не перебивая.
Нам показалось, что Шолохов не имеет обыкновения долго глядеть в глаза собеседника. Быстрого, проницательного взгляда ему достаточно, чтобы сделать ясный «снимок», а потом он «видит» человека по голосу – и ни одна фальшивая нотка не ускользает от его слуха. Криводушия, подобострастия он не может терпеть, равно как и тех, кто идет к нему с корыстным умыслом. Об этой черте характера Шолохова в один голос говорят все, кто его знает.
Зато в доверительной беседе с ним собеседник получит истинное удовольствие от разговора, который мне хочется сравнить с костром: в нем и тепло сердечности, и быстрое пламя ума, и едковатый, с жалами искр, дымок юмора. Тягу к веселому заметишь сразу. Шолохов никогда не упустит возможности подшутить и над собой, и над собеседником. Говорят, в смехе проглядывает характер. В заразительном смехе Михаила Александровича – его искренность.
Очень позабавил Шолохова наш рассказ о том, как в Воронежском совхозе Оренбургской области один солидный товарищ принял нас за шпионов. Он долго изучал маршрут, разрисованный на люльке мотоцикла, присматривался к нашим джинсам, эмблемам и в конце концов потребовал от нас документ – куда и зачем едем. Мы пытались отшутиться. Чтобы отвязаться, показали маршрутный лист. Не помогло. «А может, вы прикончили тех, про кого тут написано. Чем докажете? Давайте паспорта!» Мы уже не знали, что делать, – паспорта заложены в багаже. «Зовите милицию», – сказали мы. Проверяющий несколько растерялся и пошел в контору, угрожая: «Я этого дела не оставлю. Вот так они разъезжают по стране эти… Эти Пастернаки!»
– Так и сказал – Пастернаки? – сквозь смех переспросил Шолохов. – А кем же он работал?
– Да счетоводом.
Все ложатся на стол. Добрый знакомец – смех. Мы уже давно забыли, что находимся у него – «глыба» Шолохова уже не довлела над нами.
Беседа вертится легко, весело, но то и дело возвращается к проблемам целины.
– Да у нас же с собой фотовыставка о целинном крае, – спохватывается Петр. – Хотите посмотреть, Михаил Александрович?
– С удовольствием.
Пока Петр ходил за фотографиями, пришел секретарь и передал Шолохову, что с ним настойчиво требует встречи учительница из Саратова.
– С чем она? Расспроси, может, сам поможешь…
– Пытался. Ни с кем не хочет говорить, кроме Шолохова…
Михаил Александрович вздохнул:
– Одолевают нас посетители. Особенно школьники. Откуда только не едут, и всем подавай Шолохова – фотографироваться.
– Мы вот тоже…
– С вами – другое дело, вы люди родственной профессии…
Михаил Александрович внимательно рассматривал большие фотографии целинных фоторепортеров. С особым интересом – снимок Анатолия Куриленко «Целина начиналась так». На фотографии первые целинники совхоза имени Ю. Гагарина разбивали палатки.
Понравился и другой снимок: уголок нетронутой степи.
– Орлы, как у нас…
Заходил разговор и про рыбалку. Мы припомнили нашу незадачливую ловлю на Хопре.
Лицо Шолохова озаботилось.
– Да, рыбы стало меньше. Какой-то заводик устроил на Хопре стоки. Никак до него не доберемся. А надо.
– Вот и Байкал под угрозой…
– Это особая, большая статья. Один высокий товарищ сказал мне, что будут ставить целлюлозный комбинат…
Михаил Александрович не сказал тогда о защите Байкала ничего. Зато потом его речь на съезде писателей, где говорилось и о сохранении чистоты Байкала, услышала вся страна. Теперь мы знаем, какие приняты меры по охране этого уникального творения природы.
Мы расставались взволнованные, взбодренные шолоховской шуткой, согретые теплотой его ясных глаз. Это на всю дорогу, надолго…
А в пути мы ощущали «вешенское тепло» и в буквальном смысле слова. Во время встречи, когда зашла речь о гостеприимстве казаков («А что казаки – добрый народ? – спросил Шолохов. – Говорят, скуповаты…»), мы с благодарностью вспомнили про стариков Сиськовых и случайно проговорились про забытые куртки. Шолохов тут же попросил секретаря послать в хутор телеграмму, а нам сказал:
– В дороге без курток нельзя. Я вас обеспечу теплушками.
Мы отказывались, просили не беспокоиться.
– Ничего, ничего. Это мой личный подарок. За ваши ласковые глаза… А эмблему казачки вышьют. Поди, холостые? Ну вот!
На прощание еще раз сказал:
– Так не забудьте: целинникам от меня – низкий поклон…
Через два года мы снова заперлись в кабинете редакции, вычерчивая новый маршрут. На этот раз – через республики Средней Азии, Кавказ и, разумеется, Вешенскую. И вот вторая встреча со станицей на донском песке, с ее тихими, зелеными улицами. Кажется, здесь все так же, как и два года назад. В садах-огородах – щедрая россыпь черешни и вишни, ярко-желтые лохматые подсолнухи глазеют у плетней на редких прохожих, а у колодцев – неторопливый говор казачек.
Мы у знакомого зеленого дома, утонувшего в буйстве большого сада. Нам не повезло. Во дворе нас встретила тихонькая маленькая старушка. Угостила яблоками (прямо с дерева), внимательно выслушала и спросила:
– Да как же вы его не повстречали? Минута, как уехал. На рыбалку.
– А в какое место?
– Этого, сынки, не скажу. Не знаю.
На счастье, секретарь Шолохова под большим секретом назвал станицу Буканскую на Хопре, куда – по всей вероятности – поехал рыбачить Шолохов.
В Буканской о приезде Шолохова никто не слышал. Нам посоветовали съездить к Валентину Ивановичу Ходунову, у которого часто гостит писатель. Валентин Иванович тоже ничего не знал о поездке Шолохова.
– Если у Крестов его нет, то ищите возле хутора Остроуховский. Иногда он там рыбачит.
Кресты – название заброшенного местечка на берегу Хопра. Здесь тихие бездонные омута, густая, в пояс, трава и дремные, с ниспадающей кроной деревья. Иные нависают над самым крутояром. Благодатное место для рыбалки. Но Шолохова здесь не было…
В хуторе Остроуховский все повторилось. Нам посоветовали проехать еще выше по Хопру, к хутору Пустовскому.
Уже вечерело, когда одна из жительниц Пустовского объяснила нам дорогу:
– Выедете за хутор – увидите кладбище. За ним – старая дорога к Хопру. Он больше рыбачит у высокого яра на глубоких местах.
Снова поиски. Тропа петляет между деревьями, то приближается, то удаляется от реки. Стало совсем темно, пришлось включить свет. Мы уже потеряли надежду, когда на песке увидели вдруг свежий след автомашины. Рванулись по нему и застряли в песке. На руках перетащили мотоцикл. Едем дальше, наугад. Из-за кустов вдруг выскочили на укромную поляну и спешно заглушили мотоцикл.