Михаил Шолохов в воспоминаниях, дневниках, письмах и статьях современников. Книга 2. 1941–1984 гг.
Шрифт:
…Совсем недавно, в начале лета 1973 года, по приглашению Михаила Александровича, я снова был в Вешенской. Мы провели вместе с ним незабываемый вечер и на другой день, рано утром, отправились на машине к Дону, к тем самым местам, где происходили события «Тихого Дона» и «Поднятой целины».
Трудно забыть это утро, синеющий под ногами Дон и самого Михаила Александровича, который словно бы был погружен в воспоминания о днях ушедших, но жил интересами нынешнего дня. Невольно, и накануне вечером, и в это утро, как-то вспомнились те пять десятилетий, минувшие с тех пор, когда совсем молодой, восемнадцатилетний Михаил Шолохов привез свои первые рассказы в Москву. Время всегда наносит свои меты на людской облик. Всегда понимаешь, что слова о том, что «вы и сейчас молоды», обычно говорят юбилярам в утешение. Шолохов и сам, как от надоедливой мухи, отмахивался от одного упоминания, что будет отмечаться пятидесятилетие его творческой деятельности. От упоминаний можно отмахнуться… Но все равно непреложным фактом стало рождение шолоховского таланта, который оказал такое гигантское влияние не только на судьбы русской и мировой литературы, но и на судьбы революционного движения народов, на формирование революционного сознания миллионов людей на земном шаре, ведущих суровый бой за утверждение новой жизни на планете.
И мы, его современники, счастливы тем, что можем сказать: большое видится не только на расстоянии, но в данном случае и сейчас, в эпоху расцвета шолоховских традиций, обогащающих и нашу советскую литературу, и все литературы мира, все больше познающих и понимающих шолоховское творчество.
Шолохов всегда с нами – это главное.
А.Н. Квасов, художественный руководитель Государственного ансамбля песни и пляски донских казаков
Две встречи
Первым серьезным экзаменом для нашего ансамбля после его реорганизации стал московский фестиваль «Русская зима» 1972 года. Выступление прошло успешно. Откровением для многих явилась самобытная народная казачья песня, которую исстари отличает высокая культура хорового исполнения. Характерно, что почти ни одна казачья песня не обходится без каких-либо элементов игрового представления, чаще всего танца. На Дону редко услышишь: «петь песню», здесь так и говорят: «играть песню».
В новую концертную программу были включены героические и лирические, походные и свадебные, шуточные и печальные народные песни. Чтобы отобрать их, мы обратились прежде всего к листопадовскому наследию, в котором насчитывается 1800 шедевров донского песенного фольклора, прослушали сотни магнитофонных записей и народных исполнителей, страстных ревнителей многовековой песенной традиции.
И все-таки мы очень волновались, когда после фестиваля поехали в Вешенскую, чтобы показать свою программу станичникам и конечно же Михаилу Александровичу Шолохову. Здесь, в Вешенской, – мы знали это – живут истинные знатоки и любители казачьей песни, и, откровенно говоря, побаивались их строгого суда.
В небольшом сельском клубе к назначенному времени собралось народу видимо-невидимо; не поместившиеся в зале толпились на улице у входа. Пришел на концерт и Михаил Александрович.
Хор грянул «Эй, веселитеся, донцы», да так крепко, что стекла в окнах клуба зазвенели. Старались артисты, волновались очень – даже сфальшивили малость, но пели от души. По лицам станичников видно было, что нравится им наше исполнение, хотя кое-где и покачивали головами – мол, не так бы. Мы подглядывали в зал из-за кулис. Шолохов сидел напряженно, сосредоточенно вслушиваясь в голоса, в слова песен, но глаза у него блестели, нам даже показалось – сняли. И сразу на душе полегчало, как говорят казаки. Оправившись от первого испуга, начали петь стройнее, мягче, слаженнее. Концерт пошел в гору…
В антракте Шолохов пришел в маленькую закулисную комнатку. Познакомились. Михаил Александрович не говорил похвальных слов, все больше расспрашивал, внимательно выслушивал. Поинтересовался, из казаков ли я и кто были мои деды и прадеды. Не без гордости я рассказал свою родословную, восходящую к предкам – казакам донской станицы Александровской. Шолохов, видимо, остался доволен моим ответом, охотно завел разговор о казачьих песнях – слышал ли я такие и где. Он то вспоминал и читал на память тексты, то напевал тихонько, то увлеченно рассказывал, по какому случаю исполнялась та или иная песня. Я диву давался, сколько он их знает! И как знает!..
Второе отделение концерта прошло на подъеме. Правда, случилась беда, хоть и небольшая, но я расстроился: на тесной сцене во время танца, в рубке, мои ребята чересчур ярились и поранили клинком одного артиста. Рана пустячная, но кровь яркими пятнами выделялась на свежевыструганном полу. Раненый не ушел за кулисы, вертелся пуще прежнего, так что схватка казаков получилась впечатляющей.
Михаил Александрович, как мне показалось, был взволнован случившимся, но виду не подал. После концерта он сразу же поднялся на сцену, тепло поздоровался с артистами, поблагодарил за концерт, одобрил нашу программу и сказал, что мы на правильном пути. Мы все были счастливы, так как услышали желанный «приговор» своему коллективу, самоотверженно работавшему целый год над новой программой.
А вечером того же дня, когда мы готовились в обратный путь, в Ростов, секретарь обкома М.Е. Тесля вручил мне сложенный вчетверо небольшой лист бумаги со словами: «Это от Шолохова Михаила Александровича. Считай, Квасов, что ты получил бессрочный пропуск во все страны мира». Сказало это было в шутку, но я понял, что в письме содержалось нечто очень важное для меня и всего коллектива ансамбля. Я с волнением прочитал:
«Дорогие Анатолий Николаевич и Надежда Николаевна! [47]
Возьмите упор на лирические, «сердешные» песни верховых казаков. Разучите их, сделайте, и эти самобытные песни будут у вас коронными! Найдите местных исполнителей (на Чиру – «Разродимую»), и, ей-богу, успех будет у вас в руках.
1. «На речке было, братцы, на Камышинке».
2. «Разродимая моя сторонка…»
3. «Эх ты, зоренька-зарница».
Их (пока еще) поют в Вешенском районе старики. Запись их я не встречал и у Листопадова (кроме «На речке было… на Камышинке»).
И еще есть старинная песня Среднего Дона: «Ой, вы, морозы, вы, морозы, крещенские, лютые…» Игровая, под пляс.
16.1. <1972>
47
Надежда Николаевна Ломанова главный хормейстер ансамбля.
48
Письмо публикуется впервые полностью. (Примеч. ред.)
Я понял, что в руках у меня бесценный документ, точно определяющий творческую платформу ансамбля, направление его работы. Это была программа на долгие годы, и мы, не откладывая, принялись за ее осуществление.
Каждая встреча с Михаилом Александровичем Шолоховым врезается в память и в сердце не только потому, что тебе посчастливилось побывать в обществе великого писателя: каждый разговор, каждое общение с ним обогащают тебя лично, дают заряд твоей творческой энергии, толчок твоим мыслям и чувствам.
В том же 1972 году летом я приехал к Михаилу Александровичу вторично, чтобы показать ему уже разученные песни, о которых он писал в своем письме. Нам пришлось порядком потрудиться, прежде чем разыскали народных исполнителей, записали от них эти песни, расшифровали с магнитофонной записи и разучили их с хором. Кроме того, я нуждался в консультации по работе с текстами народных песен, которые, как правило, отличаются большим количеством куплетов, что создает определенные неудобства в концертной практике.
Мы расположились на веранде вешенского дома, я включил магнитофон. Шолохов и один из его станичников, знаток казачьего фольклора, внимательно вслушивались в звучание песен, с детства, видимо, знакомых и не раз исполняемых ими самими. Я по выражению лиц старался понять, что они чувствуют и что думают о нашем пении. Несколько минут Шолохов с приятелем слушали молча, потом вдруг заговорили разом, перебивая друг друга, заспорили; станичник неожиданно запел, потом они вместе запели – каждый хотел убедить другого, как надо петь.