Миллионы не моего отца
Шрифт:
И он не нужен без любви.
Любовь бывает трудно запустить: приходится закрывать глаза на многие очевидные вещи, выносить их за скобку ради любви.
Но когда достиг нужной степени слепоты, можно не сомневаться – любовь придет.
Объект любви не превратится в идеал, но в твоих глазах он обретет суперспособность побороть свои недостатки. И он потонет в твоих надеждах.
Ты
Желтая тетрадь, 10 мая 2018 года
Лиза притягивала Вадима настолько, что он стал ее избегать. Странный интерес, не напоминающий Вадиму его обычные чувства к женщинам.
Обыкновенно он искал в женщинах красивый фон и легкое общение. Он любил ярких хохотушек, нарочитых оптимисток, спешащих к нему из косметического салона и предпочитавших разговоры ни о чем.
Капризные женщины были ему не по карману, умные затмевали его интеллект.
В сущности, женщина была лишь функцией в его жизни, которая требовала времени и денег, хотя бы минимальных.
Лиза не требовала денег, да и времени она особо не требовала. Она не была назойливым приложением на смартфоне, отправляющим сообщения в мессенджеры каждый час. О частых свиданиях она не просила.
И Вадим купился. Он думал, что нашел женщину по запросу. Решил, что определяет правила игры.
Но всякий раз, оставаясь с Лизой наедине, он чувствовал, как почва уходит у него из-под ног. А потом это чувство он начал ощущать и без Лизы – потому что она стала его почвой.
Лиза могла рассказать о Вадиме такие вещи, которых он сам не знал – но которым он верил, потому что Лиза стала для него зеркалом, в которое он не мог отказать себе в удовольствии посмотреть.
Как бы умна ни была, она тоже была всего лишь функцией, просто иного, более высокого порядка.
Но неподконтрольной функцией, и это пугало Вадима.
* * *
«Молитва – это разговор о себе. Никто не спросит у Господа, хорошо ли он спал прошлой ночью, как ему сегодня погода, больно ли было висеть на кресте. Нет, сразу начинают про свой дурной сон.
Придумали догмат о непостижимости Бога, чтобы от себя не отвлекаться.
Казалось бы, кто может быть интересней Бога? – Но нет, Богу определена роль слушателя, от которого в наше время даже не ждут ответа.
Бог может выйти из комнаты, и никто не заметит Его ухода – рассказчик слишком увлечен собой.
Кажется, Он уже вышел, оставив на спинке кресла свой парчовый плащ».
Синяя тетрадь, 2 сентября 2015 года
– Так значит, ты была больна? – спросил Вадим, неловко гремя чашкой кофе на блюдце. Ему было любопытно, но в то же время немного страшно услышать ответ.
Они сидели в квартире Лизы, той самой, заполненной красивыми, но разношерстными вещами, словно театральным реквизитом из разных пьес. За окном млело лето, а между ними мерзлота едва начала оттаивать. Кофе был хорош.
– В некотором смысле.
– А как это проявлялось: тебе что-то мерещилось, ты слышала голоса?
– Скорее, я никого не хотела слышать. Мне хотелось уединиться.
– Тебе не было одиноко?
– Одиноко? Мне мало знакомо это чувство. У меня всегда ощущение, что я окружена толпой.
– И сколько ты провела в этой больнице? – Полтора года?! Так долго! И что ты делала все это время?
– Сначала ничего, а потом – вела дневник.
– Ты и сейчас его ведешь?
– Временами.
– А я вот никогда не вел дневников.
Вадим чувствовал себя неуютно в разговоре о другом. Такие разговоры были для него формой благотворительности, а меценат мог позволить себе иногда быть бестактным.
Лиза не любила говорить о времени, проведенном в клинике – просто потому, что не о чем было говорить. Все, что можно было сказать, записано. А что не записано – неважно.
Опостылевшая рутина серых офисных будней сменилась на успокаивающую рутину пастельных больничных стен. И поначалу ничего не хотелось делать, рутина казалась тотальной, пока не был найден выход на кончике собственного пера.
Пока жизнь не была расцвечена вручную, придумана заново.
Были заброшены работа в банке и диплом экономиста «Вышки», и Лиза отправилась изучать философию в РГГУ. Неспешное чтение многообещающих текстов и магистерская диссертация, посвященная взаимному влиянию Фридриха Ницше и Лу Саломе. Не имея необходимости зарабатывать на жизнь, Лиза могла себе позволить этот вид добропорядочного безделья.
– Еще кофе?
– Пожалуй.
– Не знаю, была ли у меня депрессия – наверное, была, она же у всех бывает, – задумался Вадим.
– Поверь, если она у тебя была, ты бы не забыл об этом.
– И что тебя пугало больше всего в этом состоянии?
– Чужой оптимизм.
– Чужой оптимизм? Тебя пугали радостные люди? Не понимаю, обычно же боятся чего-то ужасного: смерти там, темноты, пауков, – есть множество фобий.
– Фобии – это у нормальных людей. У меня страхов нет.
– Я вот, например, боюсь воды, – продолжал Вадим увлеченно. – Открытых водоемов, и плаваю плохо. Только ты не говори никому.
– Не говорить? А почему ты это делаешь секретом?
– Просто, не знаю…
И он действительно не знал. Он не знал, почему это так важно – предстать в глазах окружающих хорошим пловцом.
«Есть смысл скрывать свои уязвимости, если ты супергерой, – подумала Лиза. – А если нет, то рассказ о них приближает к другим людям. Людей тешат мысли о чужих недостатках».
Вадим не был супергероем, но хотел им казаться. Производить впечатление, – вот чего он действительно желал. Брать улыбками, срывать аплодисменты. Он хотел ревущий спорткар, брендовые шмотки, инстаграм, вызывающий зависть и лайки. Сфотографированный успех.