Миля дьявола
Шрифт:
С этими словами Хант передал листок бумаги сэру Валентайну, который с удивлением принялся читать послание. Внезапно он нахмурился, а жевательные мышцы его лица заметно напряглись. Остальные молча ожидали, пока профессор оторвется от чтения.
– Валентайн? – подал голос фон Эбинг.
Аттвуд взглянул на него, затем на графиню обеспокоенным взглядом:
– Телеграмма от сэра Галена: «Срочно приезжайте в Ислингтон. Найден обезглавленный труп женщины. Буду ждать у почтового отделения. Гилмор»…
…Почтовое
– Долго же вы, – недовольно проворчал инспектор, когда на мостовой резко затормозил кэб, из которого тут же появились доктор Аттвуд и Рихард фон Крафт-Эбинг.
– Выехали сразу, как только получили от вас телеграмму, – парировал Валентайн. – Где она?
– Идемте. Здесь неподалеку. Констебль!
– Да, сэр!
– Веди!
Они быстрым шагом двинулись вдоль Аппер-стрит, затем свернули на узкую улочку, по которой продвигались около шестидесяти ярдов прежде чем свернуть влево.
– Здесь нет фонарей, – прокомментировал темноту в переулке инспектор.
– Долго еще?
– Вон там, видите?
Гален указал рукой вперед. Чуть вдалеке едва различимо маячили отблески «бычьих глаз» – фонарей, которыми пользовались патрульные полицейские. Их свет был настолько слаб, что в насмешку многие обитатели Лондона называли их также «темными фонарями». Дело в том, что он с трудом освещал даже того констебля, который держал его в руках. Громоздкое и опасное приспособление, внутри которого масло и фитиль, а из трубки металлического корпуса вечно валил дым. Бывали случаи, когда при неосторожном использовании такого фонаря, одежда полицейского возгоралась и случались пожары со смертельным исходом. Приблизившись к трем констеблям, фотографу и детектив-сержанту полицейского дивизиона Ислингтона, которые ожидали Гилмора, взорам Аттвуда и фон Эбинга предстала жуткая картина. На мостовой возле источающего вонь сточного желоба лежал абсолютно обнаженный женский труп: туловище выпрямлено, ноги лежали друг на друге и согнуты в коленях, руки также аккуратно сложены одна на другой и также согнуты в локтях, словно симметрично отображая ноги покойницы. Некоторые участки кожи покрыты трупными пятнами розовато-фиолетового оттенка. Головы не было. Торчащий остаток шеи имел неровные и местами рваные порезы, словно кто-то искромсал ее тупым ножом.
– Как обнаружили тело? – хмуро спросил Гилмор детектив-сержанта.
– Это я ее нашел, сэр! – подал голос один из констеблей, приподнимая фонарь чуть выше, чтобы осветить лицо. – Делал обход и вот… наткнулся.
– Неужели эта улица так безлюдна? – удивился доктор Эбинг.
– Вовсе нет, сэр.
– В этой части города обитает отребье, – фыркнул детектив-сержант. – Кто окажется здесь, то пройдет мимо, лишь бы не попасться в руки полиции. Они знают, что рано или поздно патрульный констебль наткнется на труп при обходе.
– Так и случилось.
– Что скажете, Валентайн? – инспектор внимательно наблюдал за Аттвудом, который осматривал тело.
– Умерла не здесь, – задумчиво ответил он. – Где-то в другом месте. Сюда же ее принесли.
– И замысловато уложили, – заметил Крафт-Эбинг.
– Положение тела?
– Верно.
– Принести слишком накладно, – поправил Гален. – Думаю, привезли.
– А ведь вы правы, – подтвердил Аттвуд. – Улица довольно узкая, значит здесь проехать сможет только кэб, малый фаэтон или телега.
– Ну-ка, парни! – Гилмор ткнул рукой в одного констебля, затем в другого: – Ты в ту сторону, ты в эту. Когда наткнетесь на конское дерьмо, дайте сигнал трещоткой.
Оба тут же разбежались каждый в свою сторону. Валентайн приложил ладонь к телу и сильно надавил на него, не убирая руку около десяти секунд.
– Что вы делаете?
– Пытаюсь понять, сколько она уже мертва. Посветите.
Оставшийся констебль, невольно поморщив нос от отвращения, поднес фонарь ближе. Аттвуд убрал ладонь.
– Видите?
– Цвет трупного пятна не изменился, – кивнул фон Эбинг. – С момента смерти прошло более суток.
– Как вы узнали?
– Если при надавливании на эту часть кожи она не побледнеет, это означает, что кровь по сосудам не отступила. Значит, процесс пропитывания тканей кровью полностью закончился. А такое происходит не менее двадцати четырех часов спустя после смерти.
– Получается, ее убили, затем через сутки выбросили тело здесь?
– Да.
– Но зачем? – удивился детектив-сержант. – И где голова?
– Ответ на вопрос хотелось бы знать и мне, – проворчал Гилмор, насупившись. – Вы сделали снимки?
Вопрос адресовался невысокому, плотному мужчине в сюртуке и шляпе, возле которого на штативе стоял крупный ящик с крышкой – так называемый зеркальный фотоаппарат, изобретенный Томасом Сэттоном в 1861 году.
– Жду указаний, сэр, – промямлил тот, переминаясь с ноги на ногу. Было видно, что ему крайне неприятно находиться здесь.
– Так делайте, черт бы вас побрал!
– Да, сэр!
Фотограф поспешно переместил штатив, что-то покрутил сбоку ящика. Затем стал поворачивать объектив, видимо, настраивая фокус. Громкий щелчок и ослепительная вспышка магния. Передвинул аппарат на другую сторону, вновь покрутил объектив. Щелчок. Вспышка.
– Технологии не стоят на месте, – прокомментировал фон Эбинг, пока они все вместе наблюдали за действиями фотографа.
– Изображения с места преступления значительно помогают следствию, – поддержал инспектор. – Вы закончили?
– Да, сэр.
– Рихард! Помогите мне перевернуть ее, – попросил Валентайн.
Аттвуд и фон Эбинг перекатили тело на спину. Некоторое время они молча осматривали его, а затем Валентайн к огромному изумлению детектив-сержанта тщательно обнюхал руки покойницы. Взгляды Аттвуда и фон Эбинга красноречиво встретились – австрийский психиатр лишь утвердительно кивнул головой.
– Что там? – нетерпеливо спросил инспектор, однако страшная догадка уже вовсю стучалась в его голову.
– Думаю, это Он, Гален, – ответил Аттвуд, затем обратился к Крафт-Эбингу: – И ладонь правой руки пахнет корицей, что оставляет нам единственно верную версию – ее использует наш осквернитель.