Миля дьявола

Безуглый Дмитрий Георгиевич

– Это лишний раз подтверждает вашу догадку и мои выводы, Валентайн. Он проявляет умеренную осторожность.

– Умеренную?

– Но он же не сбросил тело в Темзу? Или в иное место, где мы бы ее никогда не нашли?

– Тогда почему такая открытость?

– Либо решил, что увезти подальше и бросить в темном переулке будет и без того достаточно, либо…

Крафт-Эбинг на мгновение задумался.

– …либо он для чего-то делает именно так, – завершил за него доктор Аттвуд.

– Можете определить причину смерти? Возможно ли, что она умерла естественным образом?

– Вполне, – кивнул Валентайн. – С телом следует тщательно поработать. Мне сложно ответить что-либо определенное.

– Учитывая это обстоятельство, – задумчиво произнес Крафт-Эбинг, – я бы не стал терять времени даром. Нужно искать кладбище с оскверненной могилой, где захоронение произошло в течение последних трех дней. Если повезет, то мы узнаем ее имя гораздо быстрее.

Детектив-сержант и констебль молча слушали их разговор, благоразумно решив ничего не спрашивать. Вскоре вернулись двое других полицейских.

– Нашли что-то?

– Нет, сэр. Мостовая чистая,

никаких следов.

– Сержант, – инспектор Гилмор в упор взглянул на детектива. – Я жду от вас результат.

– Да, сэр!

– Доктору Аттвуду оказывать содействие беспрекословно. Любую информацию, касающуюся этого дела, держать в тайне и докладывать лично мне!

Гален и еще двое констеблей направились прочь в сторону Аппер-стрит или к Миле дьявола.

– Мне нужен Джон Коул, – уходя, бросил инспектор. – Увидимся утром!

Валентайн и фон Эбинг еще несколько минут находились здесь, затем также покинули место преступления, оставив сержанта и констебля наедине с обезображенным трупом…

…Оуэн Палмер был сильно озабочен появлением двух новых гостей леди Уэйнрайт. Однако был сдержан и не подавал вида, что эти двое джентльменов заставили его ощутить внутреннее беспокойство. В отличие от резкого и весьма прямолинейного маркиза Рэймонда Куинси, он был терпелив и умел держать эмоции при себе. Это его особое качество характера не раз приносило пользу, а многие, знающие Оуэна близко, утверждали, что порой они не в силах определить по его лицу, что же в данную минуту чувствует их не по годам сдержанный собеседник. Сам же Палмер предпочитал расслабляться и выпускать пар наедине с собой, вдали от чужих глаз. Он таким образом избегал появления лишних сплетен в свой адрес, а также не давал повод недоброжелателям познать его ближе. К чему окружающим его людям понимать, что он чувствует? Это внешнее проявление слабости, которая небезопасна и может быть применена ему во вред. В этом Оуэн был абсолютно убежден, обладая еще одним свойством – никому не доверять. И, как заведено в природе, второе проистекает из первого. Поэтому завидная выдержка и умение владеть собой были скорее способом защиты, практическим применением инстинкта самосохранения, чтобы выжить. Даже в таком благовоспитанном и светском обществе, где улыбающихся «хищников» было никак не меньше, нежели в самых густых уличных «джунглях» Лондона.

Вскоре после неожиданного отъезда Аттвуда и Крафт-Эбинга из «Уэйнрайт-хаус», Палмер, сославшись на усталость и головную боль, также покинул замок графини. Этому обстоятельству крайне обрадовался Дуайт Додсон, а вот сама леди Уэйнрайт, казалось, была удивлена. Однако в эти минуты Оуэна совершенно не беспокоило, что об его уходе подумают оставшиеся после отъезда маркиза Куинси и его семьи гости. Плевать! Его голова была занята мыслями о том, что проникновение в крипту и осквернение могилы взялись серьезно расследовать в Скотленд-Ярде, да еще с привлечением сторонних умов. Аттвуд и Крафт-Эбинг крепко насторожили Палмера. Он уже имел честь встречать на своем пути подобные личности, способные докопаться до любой мелочи.

– С вами все в порядке, сэр? – вежливо поинтересовался Эрл Парсон, дворецкий графини Уэйнрайт, подавая Оуэну макинтош и кепи.

– Вполне, – спокойно ответил он и даже немного улыбнулся. – Благодарю, Эрл.

– Они интересовались холстами леди Моллиган, – будто невзначай проговорил дворецкий.

– Холстами? – удивленно переспросил Оуэн. – Но зачем?

– Не знаю, сэр. Однако счел нужным сообщить это вам. Краем уха слышал, как доктор Аттвуд просил графиню познакомить его с Гэбриэлом Грином.

На висках Палмера запульсировали вены от резкого прилива крови к голове. Он стиснул зубы, но промолчал, а его красивое лицо на некоторое мгновение словно окаменело. Ни он, ни дворецкий не заметили присутствие лакея Дадли Ханта, который, словно тень, стоял не шелохнувшись за углом холла и внимал каждому слову.

– Кэб ждет вас, сэр, – как ни в чем не бывало продолжал Парсон.

– Спасибо, Эрл. Приглядывайте за ней, – чуть хрипловато произнес Палмер, придавая соответствующие нотки волнения в голос. – Графине необходима поддержка как никогда.

– Непременно, сэр, – понимающе кивнул Парсон. – Можете не беспокоится.

Хант, стараясь не дышать, осторожным и бесшумным шагом удалился. Оуэн ненадолго задержал взгляд на дворецком, кротко кивнул и покинул «Уэйнрайт-хаус». Запрыгнув в кэб, он велел ехать в район Лаймхаус.

– Нарроу-стрит, милейший.

Всю дорогу он размышлял. Начал с того, что в полной мере осознал необходимость тщательно подготовиться к предстоящей беседе с доктором Аттвудом. Такой человек, как он, способен анализировать каждое произнесенное слово, и его цепкий ум уж точно сумеет отделить зерна от плевел. Посему следует проявить крайнюю осторожность в высказываниях и не произносить ничего лишнего. Первое правило – односложные ответы. Только «да» или «нет», затем состоящие из нескольких фраз. Там, где возникают сомнения – ссылаться на плохую память и пожимать плечами. Однако играть стоит убедительно. Более всего Оуэна волновали вопросы, связанные с Эдит, что и понятно в данной ситуации. Как их обойти? Как отвечать правильно, чтобы на поверхность не выплыло то, чего никому знать не положено? Вряд ли доктора удовлетворят витиеватые ответы, лишенные конкретики. Тем более от близкого к Эдит человека. В них он попросту не поверит, а это куда хуже для него. Палмер усиленно думал, прикрыв веки глаз. Еще этот хлыщ сэр Гэбриэл, учитель рисования. Мысли хаотично роились в его голове, он пытался упорядочить их, выстроить некую логичную линию поведения, однако ничего не получалось.

– К черту все! – вслух с раздражением произнес Оуэн, тряхнув головой. Его вьющиеся волосы плавно разлетелись в стороны, заново касаясь кончиками широких плеч.

Когда кэб остановился на Нарроу-стрит, Палмер ловко спрыгнул на мостовую и направился вдоль улицы к опиумной курильне, завсегдатаем которой он слыл. В этот раз чудодейственный дым был ему необходим как никогда. Расслабиться, дать волю воображению и фантазиям, что поможет

побороть волнение и принять правильное решение. Забыться. Поможет ему в этом, как обычно, улыбающийся и услужливый мистер Вэнь. Этот китаец поистине творил чудеса, смешивая чанду (специальный экстракт опиума) по собственному секретному рецепту, который принес ему невероятный успех. Его «дом» никогда не был пуст. Слава заведения, управляемого китайцем с самого его появления в Лондоне, разлетелась в мгновение ока. И Палмер стал частым гостем именно в его притоне, который к тому же обладал большим количеством отдельных номеров, где тебя никто не беспокоит. А с недавнего времени предприимчивый мистер Вэнь ввел еще одну услугу – утеха женщиной. Его проститутки были симпатичны, чисты и вежливы. Правда и цена весьма немалая, но это того стоило. Оуэн знал это не понаслышке. Тяжелая, кованая дверь открылась после того, как Палмер постучал по ней металлическим кольцом. Он тут же юркнул в полумрак небольшой прихожей, миновав которую, оказался в просторном зале. Здесь располагались удобные кушетки и большой камин, возле которого неподвижно сидел огромный китаец, сложив свои ручищи на коленях. Его глаза, были закрыты, словно он погрузился в глубокий сон. Однако, это обманчивое впечатление, потому как Оуэн знал – китаец внимательно наблюдает за валяющимися на кушетках одурманенными чанду телами, и при первой же необходимости выполнял любое пожелание курильщика. А когда у пребывающего в грезах посетителя заканчивался опиум, он мгновенно менял смесь в трубке. Во всех комнатах был полумрак, чтобы свет не давил на глаза и не раздражал зрение, а также почти полнейшая тишина. Здесь курили в основном состоятельные посетители и аристократы. Кто-то уже отключился, кто-то продолжал втягивать наркотический дым с безмятежно-глуповатой улыбкой на лице, кто-то бормотал себе под нос какую-то только ему известную чушь. Невесть откуда появился мистер Вэнь и легким движением руки коснулся локтя Палмера. Когда Оуэн посмотрел на хозяина опиумного притона, китаец не переставая улыбаться, поманил его за собой. Такая процедура уже была привычной для него, и Палмер покорно последовал за мистером Вэнем. Тот провел его по темному коридору и вскоре остановился. Отодвинул плотную ткань, застилающую вход в маленькую комнатку, и вежливым жестом пригласил войти внутрь. Оуэн выполнил пожелание китайца. Снял макинтош и повесил его на крючок у входа, затем сел на мягкий диван. Когда мистер Вэнь удовлетворенно кивнул и удалился, Палмер прилег. Тут же появился тот самый огромный китаец, который сидел у камина и, казалось, спал. В его руках была красивая опиумная трубка из резной слоновой кости с терракотовой чашей. Она была украшена позолотой, а внутри нее уже находился чанду по специальному рецепту мистера Вэня. Оуэн взял трубку в руки и поднес ее кончик ко рту. Огромный китаец мгновенно испарился, не произнеся ни слова, а Палмер сделал первую затяжку. Легкая горечь тут же обволокла рот, но она была настолько желанной и приятной, что Оуэн даже невольно улыбнулся. Вдохнул еще раз, и еще, и еще. Он почувствовал, как чудодейственная сила наркотика начинает овладевать его телом, расслабляя напряженные мышцы. В голове сначала ощущалась пульсация, но потом все предметы вокруг стали размытыми, нечеткими. Все ранее беспокоившие его мысли начали покидать разум – одна за другой, уступая место странным, разорванным и совершенно бессмысленным картинкам. Будто калейдоскоп очень ярких и цветных воспоминаний хаотично роились в его черепе, а может и не воспоминаний вовсе – фантазий. Палмер погружался в грезы. Он закрыл глаза и ощутил, что улыбается. Увидел море. Нежная, синеватая гладь убаюкивала… их корабль плыл, и он на нем… вместе с Эдит. Вдруг все пропало и прямо перед ним уже лицо графини Уэйнрайт, которая почему-то осуждающе качала головой. А за ее спиной Лондонский Тауэр. Почему Тауэр? Что она делает там? Чей-то шепот. Ласковый и нежный, теплое дыхание приятно щекочет ухо, но слов разобрать не может. Он поворачивается и видит джунгли в закате солнца. Разве в Лондоне есть джунгли? Всплеск волны, жара и сильная влажность буквально ощущается каждой клеточкой кожи. Оуэн почувствовал, как потеет. Рядом с ним Эдит… она счастлива… и он счастлив… держит ее за руку… но почему-то тяжело дышать… он вдыхает, а воздух горьковатый, но ему тут же становиться хорошо. И вдруг комната. Темно. Джунгли пропали, как и жара с сыростью. Наоборот, довольно прохладно. В комнате кровать. На ней… кто же на ней? Оуэн подходит ближе. Какая-то женщина со спутанными и влажными волосами. Ее лицо бледно-серое, измученное, вокруг глаз темные круги и морщины. Много-много морщин на лице, на лбу, словно это старуха. Но он то знает – она молода. Ее голова нервно ворочается на подушке из стороны в сторону. Вдруг громкий хохот вперемешку со стонами. От невыносимой боли. Пальцы рук женщины буквально впились в простыни, до бела, и снова припадок, от которого по ее измученному лицу потекли слезы. Оуэн не просто видел эти слезы, он сам чувствовал их болезненную влагу. Пригляделся и с ужасом осознал, что перед ним Эдит. Его Эдит – юная и красивая когда-то, но сейчас превратившаяся в старуху. Нет, нет! Не может быть. Это не она. Это просто не может быть она… однако он точно знал, что не ошибся. И вдруг совершенно четко услышал ее голос, который исходил изнутри этой женщины: «Оуэн… не бросай меня. Оуэн… не бросай меня…». Это Эдит. Слова повторялись вновь и вновь, пока боль от них не поселилась в его голове. И тогда она снова закричала, а по щекам текли слезы. Почему он чувствует их? Влажно. На губах соленый привкус. Оуэн поднес руку к лицу… вытер ею щеку. Открыл глаза и вдруг понял, что тихо плачет. Наяву…

…Она всегда была упряма и своенравна. Всегда! Маркиз Рэймонд Куинси сильно сомкнул челюсти, так, что побелели тонкие губы на ухоженном лице, а сложенные за спиной руки то сжимались в кулаки, то разжимались вновь. Он напряженно вышагивал по своему просторному кабинету и, будучи уже долгое время в собственном замке в Сити, никак не мог успокоиться. Он прекрасно понимал, что бывает вспыльчив и раздражен во многом не к месту, однако ничего не мог поделать с этой своей особенностью характера. Входя слишком быстро в раж, он порой часами не в состоянии был взять себя в руки, хотя при этом умел внешне держать себя безупречно.