Милый Каин
Шрифт:
Все эти странные события и пребывание в новом, незнакомом помещении подействовали на нее возбуждающе. Девочке совсем не хотелось спать, хотя в любой другой день она в это время уже несколько часов была бы в кровати. Кораль даже пришлось одернуть дочь и строго сказать, чтобы та шла в комнату, выделенную детям, и оставалась там.
Это скромное жилище сразу же пришлось Кораль по душе. Она почувствовала себя здесь своей. В этой квартире ей нравилось все — стены, оклеенные обоями с текстурой под пальмовый лист, льняные занавески, да и вообще мягкая, пастельная гамма, напоминающая загрунтованные холсты или голубовато-сизый дым.
Главным предметом мебели в гостиной был огромный книжный шкаф, в котором, как ей показалось, не было ни единого свободного места. Рядом со стеллажом висела репродукция какой-то картины, заключенная в рамку. Кораль сразу же обратила на нее внимание.
На холсте была изображена сцена из жизни при дворе короля Филиппа Второго. Персонажи щеголяли в ярких костюмах, все детали интерьера были прописаны тщательно, до мельчайших подробностей. С такой точностью мог бы прорабатывать эти мелочи, например, Веласкес.
Кораль пыталась успокоиться, привести в порядок свои мысли и чувства. Она с трудом приходила в себя, оказавшись в чужом доме с двумя детьми и грузом страшных нерешенных проблем. Женщина не хотела говорить о своих трудностях, но была готова вести беседу на любую другую тему, лишь бы не молчать и не возвращаться мыслями к собственным кошмарам. Картина, висевшая в гостиной у Хулио, показалась ей идеально подходящей для начала разговора.
Омедас, в свою очередь, с удовольствием поддержал беседу:
— Это репродукция одной из картин Луиджи Муссино, итальянского художника конца девятнадцатого века. Купил я ее в музее Монте деи Паски, в Сиене. Если присмотришься, то увидишь, что на столике, там, в глубине, в левом углу, стоит шахматная доска.
Кораль подошла к репродукции вплотную. Хулио подал ей лупу. Женщина присмотрелась и действительно увидела изображение шахматной доски с расставленными фигурами.
Николас услышал, что разговор зашел о шахматах, и присоединился к взрослым. Он тихо подошел к ним и стал слушать. Все, что касалось шахмат, было ему безумно интересно.
— Это историческая партия. Ее сыграли при дворе Филиппа Второго лучшие шахматисты той эпохи, Джованни Леонардо — это тот, что в коротких шароварах, — и Руй Лопес.
— Руй Лопес?.. Это он разработал испанский дебют? — не сдержавшись, влез в разговор взрослых Нико.
Омедас кивнул и продолжил:
— В то время шахматы были игрой чести. Надо заметить, что церковь не одобряла эту забаву, считая ее греховной. В общем-то, святые отцы были не так уж и неправы.
— Почему? — изумленно спросила Кораль.
— Общеизвестным является тот факт, что эту игру придумал дьявол, самый одаренный и способный из ангелов.
— Поэтому Бог с тех пор недолюбливает шахматы? — спросил Нико теперь уже с улыбкой.
— Именно поэтому. Он никак не может простить падшему ангелу, что тому первому пришла в голову эта блестящая идея.
Нико рассмеялся, а Хулио вдруг подумал, что, наверное, говорит слишком много.
Он хлопнул себя ладонью по лбу и спросил у Кораль:
— Может быть, ты хочешь чего-нибудь выпить? Извини, что я сразу не предложил. Так переволновался, что все позабыл. Тоже мне, гостеприимный хозяин.
Кораль постепенно начинала расслабляться. Она очень боялась, что ее семья станет обузой для Хулио, и несколько раз повторила, что завтра же начнет подыскивать съемную квартиру. Омедас, в свою очередь, утверждал, что они могут оставаться здесь сколько угодно. Их присутствие в доме ему ничуть не помешает.
Хулио говорил это абсолютно искренне. Он чувствовал себя во многом ответственным за то, в каком состоянии находилась теперь Кораль, хотя и нисколько не был виноват в том, что произошло.
Этот спавший вулкан рано или поздно должен был проснуться. Так уж получилось, что он оказался в курсе страшной тайны и теперь всей душой хотел облегчить страдания женщины, утереть слезы с ее щек, сделать более счастливой ее долю. Омедас прекрасно понимал, что Кораль по-прежнему осмысливала случившееся и продолжала винить себя за то, что вовремя не распознала опасность, грозившую ее детям.
Он видел перед собой не просто женщину, а мать, которая, подобно волчице, была готова защищать свое потомство любой ценой, даже отдать за него собственную жизнь. Ему было не по себе. В то же время Омедас был счастлив оттого, что любимая женщина оказалась рядом с ним, пусть и в силу странного, даже чудовищного стечения обстоятельств.
«Все же… она здесь, рядом, совсем близко».
Кораль искала убежища не столько в этом доме, сколько в человеке. Никто, кроме Хулио, не смог бы понять, что с ней происходит, только ему одному не нужно было ничего сейчас объяснять. Перед самым близким человеком нет необходимости держать ответ, вот почему она не могла представить себя рядом с кем-нибудь другим. Они с Хулио понимали друг друга с полуслова, порой даже просто по глазам. Для Кораль это было очень важно, когда она с огромным трудом восстанавливала в себе способность связно мыслить, заново выстраивала в мозгу последовательность событий, встреч и происшествий.
Эти переживания вконец измотали женщину. Она была вынуждена признаться сама себе, что сегодня ей не удастся толком ничего продумать или принять сколько-нибудь здравое решение.
«Хорошо еще, что дети пока не доставляют мне никаких хлопот», — подумала мать.
Нико и в самом деле полностью взял на себя заботу о Диане, которую позвали ужинать. Чтобы развлечь сестру, брат стал строить ей смешные рожицы. Это получалось у него на редкость хорошо и необычно в основном благодаря разбитому, все еще красному носу, из которого торчали ватные тампоны. Диана в притворном ужасе закрывала ладошками лицо, сквозь пальчики смотрела на гримасы брата и весело смеялась.