Минни
Шрифт:
Драко понимает, что люто ненавидит себя за любовь к ней. И ничего не может с этим поделать. Грейнджер нужна, как воздух. Как вода. Как волшебная палочка…
…с треском хрустит, когда он переламывает её пополам.
— Больше она тебе не понадобится!
Грейнджер лежит у ног жалкая, разбитая. Побеждённая. И это дико возбуждает. Хочется…</i>
…прижать
…надо только отодвинуть трусики и быть внутри. Чувствовать её. Испачкать эту фею, заляпать в грязи, раз уж ему не подняться до её уровня святости!.. Отец в библиотеке…
— Ну как, нравится?
Вопрос Гермионы вернул в реальность, и Драко поднял на неё больной воспалённый взгляд.
Чужим голосом попросил:
— Пить… Дай воды или… Покрепче…
— Не держу в кабинете крепких напитков, — холодно ответила Гермиона. — Мне это незачем.
— Я стёр твою память… я хотел, чтобы ты знала меня другим… Волдеморт бы всё равно тебя убил. Ох…
Воспоминание, яркое и безжалостное, накрыло его с головой так, что он невольно застонал.
Гермиона лежала под ним на ковре со связанными руками, а он вбивался изо всех сил, утверждая своё право на неё. Вымещал горькую обиду и злость. И не видел слёз на висках, и не слышал мольбы, крики боли. Ещё. Ещё. И ещё.
Драко казалось, он уничтожен. Смят. Убит. Раздавлен подошвой сапога, как жалкий флоббер-червь.
— Я не мог! — сипло простонал он. — Нет… Не мог! Это не я!
— Как видишь, мог, — сухо бросила она.
— Не мог! Я ведь тебя… — и слова застряли в горле.
Гермиона сжала губы. Она помнила, при каких обстоятельствах он сказал ей о том, что любит — в облике своего отца.
И Драко вспомнил это.
— Ты отдавалась не мне — ему! — зло прорычал он. — Всё было бы иначе, если бы ты выбрала меня! Хотя бы просто согласилась! Хоть раз!
— Ты не дал себе ни единого шанса, — равнодушно отчеканила Гермиона. — Ты сделал всё, чтобы оттолкнуть меня.
Драко, наконец, ощутил своё тело и нашёл силы, чтобы встать. Он ходил по маленькому кабинету, попеременно натыкаясь то на стол, то на диван, но не замечал их. Взгляд его лихорадочно бегал, пальцы ерошили длинные белые волосы.
— Постой-ка… — он обернулся и замер. — Дети! Твои дети! Они ведь мои? Они могут быть моими, верно?
Гермиона смотрела на него, закусив губу: столько слепой надежды было в его голосе.
— Это — дети Люциуса… — медленно ответила она.
— Откуда ты можешь знать?! — отчаянно выкрикнул он. — Ты ведь наверняка не делала никаких специальных тестов! Не принимала зелий!
Гермиона помолчала и снова взглянула на него.
— В тот день, когда ко
— Это ничего не доказывает!
— Меня постоянно клонило в сон уже в Кале. Да и аппетит, знаешь ли…
Драко подошёл близко, пытаясь схватить её за руку, но Гермиона нацелила на него палочку, и он отступил, глядя со злостью и мукой.
«Потерял. Навсегда. Навсегда!»
— И что? — какой-то ком в горле всё ещё не позволял говорить в полную силу. — Были бы мои, так избавилась бы?!
Она склонила голову набок, рассматривая его, как редкое насекомое.
— Не избавилась бы. Но безумно рада тому, что это дети любви, а не насилия…
Драко сжал кулаки.
«По-прежнему идеальная и неприступная! И не моя…»
Её слова больно ранили. Драко раньше и не знал, что может быть так больно, что больше не вынести. Так больно, что хочется поделиться своей болью хоть с кем-нибудь, чтобы просто выжить, не сдохнуть.
Он призвал палочку и направил на Гермиону.
— Что помешает мне сделать это снова?! Ты ушла от отца, так почему бы мне не занять его место? Что скажешь, ягодка?
— Попробуй! — ухмыльнулась она. — В тот раз я пощадила тебя из-за Люциуса. А сейчас не стану. Моим детям нужна мать, и меня ничто не остановит. Я не боюсь тебя, Драко. Даже если ты снова победишь меня, это ничего не изменит.
В глубине души Драко понимал: она права. Но злость не отступала. Он знал, что злится на самого себя за содеянное, но слишком привык вымещать злобу на других, чтобы признать это до конца.
— Ты меня всерьёз не воспринимаешь? — прошипел он. — Сейчас я это исправлю!
Гермиона приняла боевую стойку, а Драко уже взмахнул палочкой, чтобы снова связать её и… замер.
Он не мог. Не мог. НЕ МОГ. Перед глазами вставала картина, где Гермиона кричит и плачет, и это видение раскалывало пополам. Драко понял, что тогда, в Кале, причинил гораздо большую боль себе, чем ей. И второго раза просто не может быть. Никогда…
Единственная слеза скатилась по щеке, и на мгновение стало легче. Пришло тоскливое осознание того, что Гермиона права: он может сколько угодно домогаться её, но это ничего не изменит. Всё кончено. «Ягодка» оказалась слишком горькой.
Драко медленно опустил палочку, признавая своё поражение. И бросил последний козырь, как нож в спину.
— Он никогда на тебе не женится! Слышишь, никогда!
Гермиона тихо и отчётливо приказала:
— Вон!
И этот приказ прозвучал громом в маленьком кабинете, пропахшем пряностями и травами.
Уже на пороге Драко с ужасом понял, что она выгнала его навсегда. Не только из кафе. Из своей жизни.
Это настоящая катастрофа.
Он действительно жалел, что воспоминания вернулись. Так погано ему не было никогда.