Миньон, просто миньон...
Шрифт:
«Ты же помнишь, чей раньше это был сын? – говорила она.
–
Я лишил тебя единственного наследника, дуралей, я забрал его себе. А сейчас я ещё неможко проверну кинжал в твоей незаживающей ране».
– …чтоб мой сын смог заменить меня в делах государственных. Успехи Гэбриела столь велики…
– Несомненно, – ван Хорн откинулся в кресле, - особенного успеха он достигнет, заключив наконeц династический брак с ван Солами, крошка Дидиан наденет на его голову княжескую корону Дювали.
– За этим дело не станет…
Ван
– Наша драгоценная Аврора вашу уверенность разделяет?
–
быстро спросил ван Хорн, будто услышав мысли молодого человека.
– А что думают по этому поводу при доманском двoре?
–
Адэр ответил на удар молниеносно.
– И, к слову, любезный зять, вы так и не поведали мне о причинах вашего неожиданного, но бесконечно радостного для нас возвращения.
– Домания наблюдает за нашими делами с неослабевающим вниманием, - ван Хорн покачал головой.
– Некоторые вещи лучше видны из отдаления. А что же касается вашего второго вопроса…
Канцлер ван Хорн неловко встал и опустился на одо колено:
– Я тоже не молодею, Адэр, не хочу отойти в чертоги
Спящего, не испросив твоего прощения.
Секретарь удивился, но, кажется, не он один.
– За что?
– в голосе ван Харта кроме непритворного удивления появилась непритворная же сила. – За что я должен тебя прощать?
– За то, что я был недостаточно хорошим мужем для твоей сестры, за то что желал освободиться от брака с ней, не ответив в полной мере на ее чувство, за то, что был настолько глуп, что верил в то, что мне это удалось.
По лицу лорда-канцлера текли слезы. Это зрелище настолько шокировало ван Диормод, что будь он не мужчиной и не дворянином, он вполне мог бы и лишиться чувств в этот момент.
– Принеси ка нам вина, дорогой, – велел секретарю ван Харт после паузы, - и вели стражникам отойти от двери туаза на четыре.
Пока молодой человек исполнял поручение, беседа продолжалась. И хотя он очень торопился сделать все как можно быстрее, что–то из нее он упустил.
Когда он вернулся с подносом, ван Хорн уже сидел в своем кресле и говорил негромко, но быстро.
– Креспен, капитан моей стражи. Ты вполне мог его не запомнить, но долгие годы этот господин был мне самым близким слугой, практически наперcником.
– Ты велел ему избавиться от Эленор?
– Нет, клянусь, - ван Хорн набожно сложил руки перед грудью, - он был послан на разведку. Я собирался тогда просить развода,и Креспену было поручено собрать как можно бoльше информации, с которой можно было бы торговаться.
– Порочной?
– Другая мне была не нужна. Эленор с малышом Гэбриелом тогда жили в этой деревеньке… До меня доходили слухи, что она якшается с феями. Уличить супругу в противоестественном колдовстве – это все, на что я рассчитывал. Но нападение разбойников на деревню…
– Я покарал убийц.
Ван Хорн схватил со стола бокал и жадно из него отпил.
– А ты не удивился, что я не принял в этом участие? Не примчался на пепелище, чтоб собственноручно обезглавить виновных?
– Я списал это на твое равнодушие.
– Или на чувство вины? х, брось Адэр, я знаю, что ты подозревал меня. Я сам себя подозревал. Креспен вернулся из
Дювали и сообщил мне, что дело сделано. Что он предвосхитил мою просьбу, и чтo теперь я свободен.
– И ты…
– А я… – он протянул секретарю пустой бокал, который тот молча наполнил.
– Я, старый дурак десятилетия носил в себе эту постыдную горькую тайну. Клянусь, первым моим порывом, было убить мерзавца. Но ведь грех не на том, кто исполнил, грех на том, кто повелел. Я принял этот грех. И даже то, что я не смог больше иметь детей, воспринимал как искупление.
– Это как раз зря, - ван Харт пожевал губами, – от радостей отцовства тебя надежно оградила Эленор. Оа, знаешь ли, не зря якшалась с феями…
Канцлеры синхронно покачали головами.
– Я прощаю ей это, - сказал наконец ван Хорн.
– Так что же изменилось сейчас?
– Креспен мне признался, – опальный канцлер криво улыбнулся, став очень похожим на своего потерянного наследника Гэбриела. – Мы напились как–то вдвоем. В
Домании, знаешь ли, скука смертная,и если бы не прекрасное доманское вино, она была бы совсем нестерпимой… н был пьян просто в стельку и стал лепетать о своем безграничном уважении, даже о любви, которую испытывает ко мне. Любви высокой, сыновней… О том, как страдал всю жизнь мои небрежением… Я подумывал уже прoломить его тупую башку, но тут он пустился в воспоминания о том, как смотрел на
Эленор, когда ее, когда она… Просто сидел в кустах и смотрел, как убивают его леди…
Ван Хорн шмыгнул носом абсолютно не аристократично.
– И тут ты его убил?
– Я был не трезвее этого болвана, – канцлер смущенно покраснел. – Удивительно, что я сам не умер от какого-нибудь удара после таких откровений. Знаешь, оказывается, шрам на щеке нашего мальчика – это его рук дело.
– Креспена?
– Именно! В свой уродливой псевдосыновней любви и ревности мерзавец дошел до того, что пытался убить моего наследника!
– Слава Спящему, ему этого е удалось!
– Слава Спящему…
Ван Диормод отметил про себя тот момент беседы, когда юный Гэбриел из бывшего сына превратился в «нашего мальчика». Зря он списал со счетов опального канцлера. Тот тоже виртуозно вел игpу.
– Где она?
– ван Харт слегка захмелел, он цедил свое вино крошечными глотками, но ему и того хватило.
– Где голова злокозненного Креспена? Я хочу пинать ее! Я хочу помочиться на нее! Я хочу…
Секретарь, встрепенувшийся было на слово «помочиться», быстро ретировался на свое место у стены, фраза была фигуральной.