Мир Гаора
Шрифт:
Память о словах Матухи, чтоб, если что сразу шёл к ней, и понимание, что уж Мастак никак не может его подставить, заставили Гаора выйти из-под душа, наскоро вытереться, одеться и идти к Матухе.
В коридоре он у первой встречной девчонки спросил.
– Матуха где?
– В спальне, - фыркнула она.
– Заболел никак? Давай я тебя полечу.
Объяснять ей, что он думает о её лечении, Гаор не стал: успеется, он
Как и у мужской, решетчатая дверь женской спальни до отбоя отодвинута, и Гаор остановился у проёма в коридоре с тем, чтоб его заметили и окликнули, потому что обычно мужчины проходили, не останавливаясь.
Расчёт его оказался верен.
– Тебе чего?
– сразу подошла к нему невысокая, ему до плеча, женщина с обычным узлом тёмно-русых волос на макушке.
– К Матухе я, - ответил Гаор.
– Аа, приключилось чего опять?
– женщина сразу отступила, приглашая его войти, - Матуха, Рыжий пришёл к тебе.
Гаор несмело переступил порог, боясь ненароком сделать что-то не то. Но к счастью, идти далеко ему не пришлось. Койка Матухи была сразу налево от двери, и Матуха, увидев его, кивнула.
– Сюда иди, сейчас занавешу.
И быстро двумя большими то ли простынями, то ли распоротыми тюфячными наволочками отгородила пространство между двумя койками: своей и соседней.
– Что приключилось?
– Синяки выступили, - вздохнул Гаор, - сказали, чтоб к тебе шёл.
– А сам бы не догадался?
– с ласковой укоризной улыбнулась Матуха.
– Давай раздевайся, посмотрю тебя.
Гаор снял рубашку и майку, мгновение помедлив, и штаны, оставшись в трусах.
– Всё снимай, - сказала Матуха, - и не тяни, отбой скоро.
За занавеской фыркнули, и Гаор, невольно покраснев, судорожно оглянулся. Матуха засмеялась.
– Ох, доберусь я до вас, - строго сказала она.
– А ты не стыдись. От погляда ни прибытка, ни убытка не бывает.
– Чего?
– спросил Гаор, стаскивая трусы.
За занавеской ахнули в два голоса.
– Ничего, показывай красоту свою. Ох, и расписал он тебя. Девки, цыц, поротых что ль не видели.
Её пальцы быстро пробежали по его груди и животу.
– Больно?
Гаор пожал плечами.
– Не очень.
– Спиной повернись.
Гаор повернулся к ней спиной и прикрылся руками.
– Даа, - вздохнула Матуха, - такого и я не видела. Здесь как?
– Как везде, - мрачно ответил Гаор.
– А это что?
– Это осколочное, - ответил Гаор, - зажило давно.
– А спереди у тебя?
– Два пулевых.
– Пули достали, или так и сидит в тебе смерть-железо?
Последние два слова он не понял, но о смысле догадался и ответил.
– Достали. Там у меня ещё осколочные есть и ожог.
– И всё фронт?
– А что ещё?
– горько вырвалось у Гаора.
Матуха за руку повернула его, осматривая бока, где тоже на рёбрах выступили синяки.
– Не скажи, я о всяком слышала. Перетерпеть надо, парень. Кровь из нутра мы тебе оттянули, вот она под кожу и выступила.
Гаор кивнул.
– Нутро не болит?
– Нет.
– И вот что?
– Матуха на долю задумалась.
– Есть такая штука, гимнастика, знаешь?
– Знаю, - улыбнулся Гаор.
– Вот и делай, чтоб у тебя там всё правильно зажило. Понял?
Гаор кивнул. Об этом - послеоперационная гимнастика от спаек - ему ещё в госпитале говорили, но как он при всех... И словно почувствовав его затруднение, Матуха сказала.
– А смеяться или спрашивать кто будет, скажешь, Матуха велела. Одевайся.
Он быстро как по тревоге одевался, а она, стоя рядом, смотрела на него.
– Да, а чего мне говорили, ты не разуваешься? В ботинках ноги преют.
– Знаю, - ответил Гаор, заправляя рубашку и майку в штаны, - но у меня босиком ноги мёрзнут, - и сразу стал объяснять, - застудил я их давно, в Алзоне, вот и мёрзнут легко.
Матуха кивнула, никак не показав, знает ли она, что такое Алзон, и спросила о более важном.
– Болят или немеют?
– И то, и то, - вздохнул Гаор.
– Тогда к Матуне сейчас зайди, пусть она тебе чуньки даст. Беги.
– Спасибо, - поблагодарил Гаор, выбираясь из-за занавески так, чтобы сразу оказаться в коридоре.
Ответа Матухи он даже не услышал, побежав к Матуне: коридор-то пустеет уже. И у её двери столкнулся с ней.
– Ко мне никак?
– остановила она его.
– Так время вышло. Чего случилось?
Гаор перевёл дыхание.
– Матуха велела чуньки, - выговорил он почти сразу, - у тебя попросить.
– Никак ноги повредил?
– удивилась Матуня.