Мир культуры. Основы культурологии
Шрифт:
движения и действия, сходные с ритуалом, настолько
они выверены, каждое движение символично, каждый
жест обусловлен. Этому способствуют и маски, при
создании которых скульптор стремится передать
наиболее существенные черты персонажа. Некоторые
маски традиционны: старец (ситэ) — непременный
персонаж древних земледельческих действ, старуха,
220
Утагава Кунисада.
Театральная
молодая женщина, воин, демонические существа. Сын Канъами, крупнейший
драматург и теоретик театра Но Кандзэ Мотокиё (1363—1443), более известный под
буддийским именем Дзэами (Сэами), считал, что каждый актер должен уметь
исполнять три роли: старика, женщины и воина. Действующими лицами спектакля
были хор (как в греческом театре), который мог выступать от лица главного
персонажа, и музыканты: флейтист и три барабанщика, задающие ритм всему
спектаклю. Сцена представляла собой “невысокий помост из белых некрашеных
досок на четырех опорных столбах под двускатной
крышей с загнутыми кверху краями” [там же, с. 14].
Декораций почти не было, все впечатление было
основано на внутренней силе актерской игры, которая
при всех своих условностях была виртуозной.
Японский театр построен на совершенно иных,
чем европейский, выразительных средствах. Голос
актера, в котором используются все возможности его
тембра и силы, скупые точные
движения,
замедленный темп. Два эстетических принципа
лежали в основе театрального исполнительства: это
мономанэ(подражание) и уже знакомый нам
принцип югэн. Дзэами говорил, что актеры так
должны воспроизводить действия героев, как сделали бы это сами герои, но такая
игра не была простым копированием жизненных моментов благодаря принципу
югэн, требующему раскрытия глубинной сути каждого движения. “...Считалось, что
воспроизведению подлежит подлинное, а подлинное и есть сокровенное” [148, с.
136]. Для Дзэами подлинное выражается в том, чтобы найти прекрасное “и в
подвиге, и в злодеянии; в великом и в ничтожном, в
величественном и убогом” [там же]. Этой цели и
Утагава Кунисада.
помогала маска, наиболее полно выражающая
Ёсия в Рёгоку. Лист из
именно глубинный смысл образа.
серии "Знаменитые
В XVII веке, как чисто городское зрелище,
чайные дома"
появился театр Кабуки, а затем театр кукол Дзёрури. В театре Кабуки актеры
выступали без масок, для создания традиционного облика традиционного героя
здесь применялся грим, который позволял изменять лицо актера в соответствии с
изменением его состояния, и каждый элемент грима был символичен. Например,
красные полосы на лице изображали гнев, резко поднятые к вискам брови —
решительность и т. д. В спектаклях Кабуки обращались к сильным человеческим
страстям, рассказывая зрителям о подвигах героев и страданиях любви, в них
соединялись друг с другом фарс и трагедия.
В театре кукол, как ни покажется это удивительным, японские актеры
достигали необыкновенной выразительности. Куклы были большими, больше
половины человеческого роста, “кукловоды с открытыми лицами, в церемониальных
костюмах или в черных капюшонах управляют куклой на виду у публики” [215, с.
26]. В кукольных спектаклях используются и пение, и речь, и музыка, и пантомима.
221
Так же, как и в других направлениях театрального искусства, здесь не было
разделения на комедию и трагедию — они дополняли друг друга в каждом
спектакле, создавая у зрителя необходимый эмоциональный отклик.
Уже в XVII веке театральные представления стали частью не только народной,
но и официальной жизни в Японии. Приход к власти правителя или другие события
государственного масштаба (а в провинции — местного масштаба) непременно
отмечались спектаклями. Спектакли шли целый день, а иногда и несколько дней,
приглашение на них считалось большой честью. Как и многое другое в восточном
искусстве, японский театр требовал особого вчувствования в мир, в глубинное
состояние героев, слияния с ними, поиска скрытого смысла событий и персонажей.
Именно в этом заключались и сила эмоционального воздействия на зрителя, и
эффект соучастия — главная цель спектакля. “Вплетенные в ткань пьесы стихи..,
стилизованные движения актеров, звуки музыки, выкрики, световые блики — все
это увлекает зрителей, события прошлого становятся для них настоящим, ...легенды
оказываются чем-то близким, родным” [252 с. 186].
Если сделать попытку сформулировать некую общую идею японского
искусства, то окажется, что это нежное и глубокое чувство любви к своей родине. В
поэзии Отомо Якамоти это звучит так:
Когда ночами, полные печали,
Звучат у моря крики журавлей
И дымкою туман
Плывет в морские дали, —
Тоскую я о родине моей![137, с. 656]