Мир культуры. Основы культурологии
Шрифт:
Племена германцев, скандинавов, кельтов и другие были окружены не
слишком радостной природой: холодное море, отвесные скалы, часто хмурое небо.
Это были суровые люди, которые вели суровую жизнь, создавая не менее суровую
мораль. Часть этих моральных принципов дошла до нас в виде наставлений бога
скандинавов Одина в “Изречениях Высокого”. Подозрительность и осторожность —
таковы главные рекомендации бога:
"Прежде чем войдешь в дом, присмотрись ко
враг".
"Дня не хвали раньше вечера, жену — раньше ее смерти, оружия — пока не
испробовано, девушки, пока не замужем, лед похвали, если выдержал, пиво, когда
выпито" [19].
Недоверие к окружающему распространяется и на людей, и на природу.
Кругозор сельского жителя был ограничен примерно восемью километрами в
диаметре. Это — предел досягаемости, место деятельности, круг видимого мира.
Весь остальной мир представляется населенным чудищами, великанами, людьми о
нескольких головах, неведомым зверьем, в нем происходят волшебные
происшествия и превращения. Даже ближайший лес для селянина — не только
место охоты, но постоянная опасность, не только реальная (разбойники), но и
вымышленная: лес — это неизвестность, а неизвестность страшит непросвещенный
ум.
Сельский житель всегда зависел и от природы, и от общественных
катаклизмов, поэтому ему нужна была защита, чтобы спокойно обрабатывать свои
поля. Он прибегал к помощи аристократа, но за это высокородный защитник налагал
на него дополнительные поборы. Земледельцу присуще было размышлять о природе
и ее явлениях, но поскольку он не получал образования, все знания передавались из
поколения в поколение через практическую деятельность. Земледелец не покорял
силы природы — он пытался снискать их благоволение путем молитв и жертв, а на
этом пути религиозность, легковерие и суеверие шли рука об руку. На этом
основании у него выработались два различных стереотипа поведения: с одной
стороны, абсолютная покорность и даже некоторый фатализм, иногда граничащие с
349
показной или реальной туповатостью, а с другой — безудержное бунтарство,
периодически выливающееся в жестокие и кровопролитные крестьянские войны.
Позднее, когда образовались и обособились новые государства, окончательно
сложились отношения между вассалами и сеньорами, народный эпос вбирает в себя
историческую тематику, воспоминания о величии королей, походах, победах; и те,
кто вызывает к себе чувство восторга или симпатии, наделялись красивой
внешностью, добротой и другими лучшими качествами. Таковы эпические предания
о Роланде или “Песнь о Нибелунгах”. Но и здесь присутствует суровость,
пронизанная вассальной верностью, сливающейся в героических сказаниях с
верностью роду, племени, стране, государству. Герой песен — эпический король,
власть которого воплощает единство страны. Эти произведения могли быть сложены
и воинами, чей кругозор несколько богаче кругозора крестьянина, но по
определенной “однозначности” они и в крестьянском, и в военном эпосе
поразительно похожи: такой же узкий круг тем, те же сюжетные и языковые клише,
тот же однонаправленный взгляд на мир. Даже тогда, когда появились новые,
патриотические темы, традиционная для эпоса борьба “светлого” и “темного” начал
раскрывается через столкновение христиан и “неверных”.
Городской уклад жизни никогда не отличался постоянством. Горожанин,
иногда беглый крестьянин, которому нужно было продержаться в городе год, чтобы
получить свободу, должен был быстро соображать, быстро реагировать на любую
ситуацию и трезво оценивать реальность. Плутовство, хитрость, изворотливость
становились элементами городской культуры и не воспринимались как порок.
В городе жесткая иерархия со своими запретами и ограничениями выступала
особенно явственно. Например, были запрещены смешанные браки (церковь не
давала благословения), одежда горожан должна была соответствовать их
социальному положению. Даже богатым ремесленникам и купцам запрещалось
носить платье из бархата или атласа, кружева, украшения из драгоценных камней.
Нарушителя установленных правил могли подвергнуть публичному наказанию
розгами или кнутом, заключению в тюрьму и крупному штрафу.
Здесь особенно сильно ощущалась разница между роскошью вельмож и
грязью узких, темных из-за тесной застройки улиц, между жарой летнего дня и
холодом и тьмой зимней ночи, между торжественностью церковного богослужения и
разгулом веселого карнавала. Может быть, карнавальная культура была самым
ярким и специфическим явлением средневекового города. Слившись с традициями
дальних и ближних лет, она явилась не только как праздник, но и как особая форма
мышления, как способ существования, как особый мир средневекового человека
[25].
Корни карнавальной культуры уходят в глубокую древность человечества, в
земледельческие обряды, целью которых было магическое воздействие на природу,
разыгрывавшее действие с желаемым результатом. Обряд должен был “обеспечить”