Мир культуры. Основы культурологии
Шрифт:
считаться символистами, но у всех мы найдем близкие по смыслу идеи).
В искусстве, в той или иной форме продолжавшем традиции прошлого,
появляется и еще одна тенденция: поиск новой формы. Новая реальность в
XX веке ворвалась в жизнь всех стран мира, но с особенным размахом — в жизнь
России с ее многими неразрешенными проблемами прошлого. Новая, ежедневно (а
иногда ежечасно) меняющаяся действительность требовала иных способов ее
изображения в искусстве, этого
вписывался в эпицентр всех катаклизмов. Первый натиск новизны ощутила на себе
художественная форма. Крушение гармонии или мечты о ней, прежних привычных
норм жизни и отношений между людьми — все это “Люциферовым крылом” задело
и художественную форму. Многие поэты начали свои литературные эксперименты, а
развитие техники дало этим экспериментам научные названия: лаборатория стиха,
мастерская поэта и пр. Поиск новой формы в литературе сразу же коснулся (для
578
литературы) изменений в области литературного языка. От поисков созвучий
Брюсовым:
Мой милый маг, моя Мария,
Мечтам мерцающий маяк!
Мятежны марева морские,
Молчаньем манит мутный мрак.
Мой милый маг, моя Мария,
Мечтам мерцающий маяк!
поэзия медленно подбирается к смысловым созвучиям, дорисовывающим картину у
Бальмонта:
Вечер. Взморье. Вздохи ветра.
Величавый возглас волн.
Близко буря. В берег бьется
Чуждый чарам черный челн.
Но эти созвучия (аллитерации) были известны поэзии еще в прошлом веке
( ср.: Шииенье яенистых бокалов и пунша пламень голубой — у Пушкина). Велемир
Хлебников (1885—1922) в молодом задоре решил по-новому соединять значащие
части слов (приставки, корни, суффиксы):
Мы чаруемся и чураемся!
То чаруясь, то чураясь,
Из чарыни взор чурыни.
Здесь чарахарь, там чурахарь.
Чареса и чуреса.
И чаруйтесь, и чурайтесь!
Поиск новых слов для поэзии зашел в тупик, когда Алексей Кручёных создал
принципиально новые слова, разобрав слово до букв:
Дыр, бул, щир, убещур,
Вы, со, бу. Р, л, эз!
Смысл покинул поэзию на этом эксперименте, но поиск нового вдохновил
множество поэтов, среди которых была целая когорта талантливых людей.
Поиски в области искусства располагались между движением к классике и
Пролеткультом, который на своих знаменах начертал задачи создания
принципиально новой культуры. Пролеткульт — также явление неоднородное и
неоднозначное. В этом движении были свои крайние и свои умеренные. Один и тот
же поэт, В. Кириллов в разных своих стихах призывал к разным ценностям:
579
Во имя нашего Завтра — сожжем Рафаэля,
Разрушим музеи, растопчем искусства цветы.
Сопоставим это с другим: “Он с нами, Лучезарный Пушкин, и Ломоносов, и
Кольцов!” [159, с. 527]. Призывы к тому, чтобы сбросить Пушкина с корабля
современности, могли быть не более, чем бравадой молодых и часто не слишком
образованных людей. Умеренная часть Пролеткульта призывала к тому, чтобы
пролетариат овладел всем культурным достоянием прошлого. Это было сказано за
несколько дней до Октябрьской революции в резолюции конференции
Петроградских пролетарских культурных организаций.
Художественный поиск, осуществленный изобразительными искусствами, был
не менее стремительным. Если в прошлом веке противостояли друг другу два
направления: критический реализм передвижников и академическая живопись, то
уже следующее поколение художников создает новую линию в живописи,
представленную И. Левитаном (1860—1900) и его пейзажами, несущими не только
зрелище, но и мысль, не только восхищение вечно прекрасной природой, как во
всемирно известной “Золотой осени”, но и состояние души, как в его полотнах
“Осенний день в Сокольниках”, “Над вечным покоем”, “Владимирка”, “Русь”.
Недаром А. П. Чехов, страдающий от болезни, чувствующий себя
одиноко в Ялте, как к лучшему лекарству, прибегал к живописи Левитана, несшей с
собой самый дух средней полосы России. В это же время расцвел талант М. Врубеля
(1856—1910), пытавшегося каждой деталью своих работ войти и ввести зрителя во
внутренний мир своих образов и, одновременно, во внутренний мир автора. Возле
его работ кажется, что зритель вместе с автором тревожно всматривается в мир, то
прекрасный, то зыбкий, умирающий и воскресающий (stirb und werde!) под нашим
взором.
Живопись, как и литература, была объектом горячих дискуссий, поскольку и в