Мир в моих руках
Шрифт:
— Не веришь?
Мужчина вдруг выпустил меня. Впрочем, до каменистого выступа я не долетела — меня тотчас же подхватили и подняли на руки.
— А ты лёгкая! Как пушинка!
Прижалась лицом к его груди. А руками продолжала вертеть кулон из зуба давным-давно сдохшего хищного зверя.
— А если будешь держать меня на руках целую вечность, удержишь?
— Тебе хочется простоять так целую вечность?
Улыбаюсь:
— Ага!
— Тебе надоест!
— Нет!
— Надоест, надоест! —
— Нет!
Замер, смотря на море, уподобившееся небу. Я увлечённо крутила в руках его кулон.
Вдруг он вздохнул и поставил меня на скалу. Точнее, попытался. И ему снова пришлось меня подхватывать.
— Кажется, я тоже слишком много выпил, — мужчина тяжело вздохнул, — Пойдём, я отведу тебя к отцу.
Вцепилась в его рубашку, лицом уткнулась ему в грудь.
— Нет, не хочу! Ты снова уйдёшь…
— И что?
— А я не хочу, чтобы ты уходил!
Его губы вдруг прикоснулись к моему лбу.
— И я не хочу, — вдруг признался он, — Не хочу уходить.
— Знаешь… — снова дёрнула его за клык на шнурке.
— Что?
— Я вот думаю… Не могу понять, что интересней: подняться в это небо или пройтись по воде? Мы сейчас на скале — и море снизу и сверху… то есть, небо… Небо сверху и снизу… Но скалы между его двумя частями… а мне интересно, каково, когда не будет этих скал? Вот если сразу увидеть небо и снизу, и сверху… то есть…
И с визгом вцепилась в него.
— Оно… оно мокрое! Небо мокрое!
Вздохнув, мужчина уточнил:
— Так это море. Небо сверху.
Задумчиво подняла голову. Ой, да…
— Так… постой…
— Мм? — передразнил он меня.
— Мы, что же, стоим на воде?
Он хулигански улыбнулся.
— Нет, скажи! Ты умеешь ходить по воде?
Кьякью продолжал улыбаться. И не отвечал.
Возмущённо дёрнула его за клык, так что он покачнулся, всплеснул руками, теряя равновесие… его губы скользнули по моему лицу…
— Мм… хорошо… — восхищённо прошептала я.
Он смотрел на меня широко раскрытыми глазами. Осторожно обвив его голову руками, потянула к себе. Мне отчего-то захотелось губами прикоснуться к его губам… у него были нежные губы… тёплые… Со вкусом местного вина. Вина, настоянного из каких-то душистых и терпко-сладких трав… каких-то ягод вроде нашей рябины… и морской соли… А море под ногами было холодное, но его руки, обнявшие мою талию, были тёплые… И его тело было тёплое… Небо… море… казалось, они в этот миг слились воедино… и оба перестали существовать…
Хьа поднялась, недоумённо посмотрела на своё тело без одежды. Взгляд её скользнул в сторону. И она с ужасом уставилась на своё отражение в воде. Она сидела прямо на воде! Словно та стала землёй. Ну, такой, мягкой. Чуть прохладной. Ровной. Она сидела на воде и не тонула! Какой странный сон…
Хьа встряхнула головой — взметнулись мои длинные густые чёрные волосы — и осторожно прикоснулась к необычной поверхности рукой. Чуть прохладная. И такое же лёгкое, нежно прикосновение к коже, как от воды в ручье, куда опускала туда руки и ноги.
— Интересно? — насмешливо осведомились сбоку.
Повернулась в другую сторону, куда раньше не смотрела. И растерянно замерла.
Кьякью, её воин, как оказалось, лежал рядом. Тоже без одежды. Смотрел на неё и улыбался.
Радостно выдохнула:
— Кьякью! — и метнулась к нему.
Ласково скользнула кончиками пальцев по его щеке.
Это был странный сон. Первый сон спустя долгое время, где он снова пришёл к ней из страны духов. Сон, где они снова были вместе.
— Кьякью…
Он приподнялся, обхватил её сильными руками, притянул к себе. Осторожно коснулся губами её губ…
Сон, который хотелось растянуть навечно…
Застонала, вцепившись в ткань над животом. Согнулась от боли. Такое чувство, словно кусок мяса выдирают из меня!
Твёрдая тёплая рука сжала моё запястье. Почему-то от её прикосновения боли стала меньше.
С трудом разлепила глаза.
Кьякью стоял возле моей постели на коленях и взволнованно смотрел на меня.
— Как ты, Надя?
— Я… кто?
Он, нахмурившись, сел с краю твёрдого каменного ложа, застланного шкурой. Помог мне сесть. Чуть подвинул, туда, где у его кровати стояла большая глиняная миска с водой. С поверхности воды на меня смотрела девочка лет девяти или десяти. Черноволосая, глаза серые, но зауженные, как у азиатов, веки однослойные.
Потом снова боль завозилась где-то внутри. Перегнулась с края. И меня вырвало. В миску и мимо. Было плохо. Очень плохо. Молодой мужчина исчез вместе с миской. Вернулся, держа другую, поменьше, со свежей водой. И чистое полотенце из простой ткани. Намочил полотенце, осторожно протёр моё лицо. Я легла почти у самого края каменной постели. Не было сил, чтоб сдвинуться с места. Он молчал, стоя где-то рядом, но я его не видела. И в просторной пещере было как-то страшно и одиноко.
— Я… отравилась? — спросила тихо, надеясь, что он всё ещё здесь и заговорит со мной.
— Хуже, — глухо ответил Кьякью.
— Заболела?..
— Нет.
Приподнялась, ища его глазами. Творец чужого мира сел рядом, помог мне сесть. Уткнулась ему в плечо лицом. Он пах какими-то травами. И моя одежда — тоже.
— Я… не больна… но… всё… плохо… Я… умираю?..
Мужчина вздохнул, потом судорожно обнял меня. Ответил едва слышно:
— Возможно, ты умрёшь, — и, чуть погодя, сдавленно, добавил: — Прости! Прости меня, что я не понял и тебя не сберёг!