Миракулум 2

Татьмянина Ксения Анатольевна

– Послушание?
– Недовольно огрызнулась я. Мне не понравилось это слово.

– Так мне будет легче тебя вытащить отсюда.

– И каким же доводом ты меня убедил, что скажешь своему господину?

– Что я рассказал тебе про скорый приезд отца, и что для тебя это в корне меняет ситуацию, - ты согласна дожидаться его, не устраивая скандалов.

– И ты что, можешь успеть за оставшиеся дни до его проезда сделать так, чтобы я тоже сбежала?

Благодаря Илиану, Витта уже была на свободе, но вот в вероятность того, что

и со мной все случится так же легко, вызывала у меня сомнения.

– Я не обещаю, но сделаю все возможное.

– Зачем? Если не печать, то какая же тебе в этом выгода?

Он поджал и без того узкие губы, немного помедлил с ответом. И все равно от него ушел:

– С каких пор ты стала верить лишь в алчность?

– С тех пор как знаю, что каков хозяин, таков и его пес.

– Эльконн, - небрежно бросил Илиан.
– Я служу ему потому, что так мой отец отдал долг его отцу. Это не личные убеждения и преданность, это данное слово и чувство чести за спасенную жизнь.

– Красиво сказано. Но связи со мной я не вижу... ты не ответил на мой вопрос.

Он неожиданно встал, подошел к кувшину с водой. Не найдя платка, так как тот давно был на моей шее, он вынул из рукава свой и намочил его.

– Позволь?
– Илиан вернулся и предложил его мне.
– У тебя следы крови на лице.

– Спасибо.

Я приложила платок к носу. Кожа на щеках от ударов горела, и я даже не чувствовала, где стягивает кожу не стертые до конца разводы, а вот у носа и у губы чувствовалась еще теплота и соленость. В зеркало я тоже не смотрела, не подумала, что кто-то еще придет смотреть на мое лицо, да так близко.

– Когда-то я видел тебя на приеме у первосвященника. Это было лет тринадцать или пятнадцать назад.

– Хорошая же у тебя память, помощник. Я не помню даже приема.

– И я не помню приема, я помню только тебя.

– А-а, - хмыкнула я скорей от неловкости, - верно, очень скучный был бал.

– Я просто хочу помочь тебе, как давний друг.

– Мне не верится в это, давний друг. Таких как я не запоминают на тринадцать или пятнадцать лет. Но я послушаюсь твоего совета, и можешь сказать вассалу, что я смиренно жду своего отца-первосвященника.

– Почему не верится?
– В голосе Илиана заскользила даже обида.
– Это не честная игра, Рыс. Не веря мне, ты вынуждаешь меня говорить больше, чем мне бы хотелось.

– Так говори. Или возвращайся с донесением к Эльконну.

Он вдруг изменился в лице, глаза снова стали испытующими и смотрящими насквозь, словно в самую истину, чтобы отделить ложь от правды.

– А если я скажу, что влюблен. Это не достаточная причина для твоего убеждения?

– Это неправда.

– Почему?
– побелел Илиан.

– Ни один мужчина, не будет стоять и смотреть, как кто-то бьет женщину, в которую он влюблен. Спасибо за платок.

Я не удержалась от того, чтобы не кинуть эту порозовевшую от крови влажную тряпку ему

под ноги. Если он смеет тут говорить о таких вещах, как любовь, то это пусть станет ему упреком. Ибо он не знает этого чувства.

– Кто любит, тот никогда не позволит, Илиан!

Я встала и проследовала в смежную комнату. Наш разговор окончен, и я больше не намерена была оставаться там. Я поблагодарила его за побег Витты, я предложила ему печать, я не сбежала вместе девушкой, в конце концов, - моя совесть чиста. И пусть меня уже оставят в покое!

Наследующее утро, служанки не только принесли мне завтрак, но и налили ванную. Этот щедрый жест был оценен по достоинству. Кроме того, спустя время, уже ближе к полудню, пришел старый лекарь, осведомиться о моем самочувствии, а после него, - две швеи.

– Господа приказали...
– и сняли с меня мерки.
– Вам ведь не к лицу недостойная одежда...

Я потребовала платье с длинными рукавами и закрытым воротом.

– Простите, но это как будет угодно господину Эльконну.

– Нет уж, как будет угодно мне. Другое платье я не надену.

Уж не свадебный ли наряд он мне сразу приказал сшить? Все может быть. Пока новое было не готово, мне принесли вместо прежнего грязного платья такое же чистое. Одежда прислуги, как и крестьянская одежда, не оскорбляли моего тщеславия. Но раз Эльконн ждал приезда первосвященника, то ему не хотелось, чтобы столь важный человек был о нем дурного мнения. Обо мне стали заботиться, как подобает госпоже Сорс. И одета я должна быть соответственно. Знал бы все тот же Эльконн, в каком черном теле сам Лаат держал меня последнее время, то не постыдился бы вывести меня к ужину в кандалах.

День, в который он должен был объявиться, миновал. Охрану с моих дверей не снимали, и никуда не выпускали тоже. Илиан появлялся только один раз, чтобы сообщить мне, что погоня вернулась ни с чем, хотя на поиски Витты Эльконн отправлял ратников с угрозой без нее не возвращаться. Они искали долго и безуспешно. Я еще раз сказала "спасибо", с довольной ухмылкой глядя ему в глаза.

– Не за что.

– А где твоя обещанная относительная свобода? Я тиха и покладиста, а из комнаты меня все еще не выпускают.

– С сегодняшнего дня ратника у дверей не будет. Ты приглашена к ужину, все так, как было раньше.

– Почему ты тянешь с моим побегом? Говорил, что сделаешь все возможное...

Илиан вежливо поклонился, как не слышал меня, и ушел.

К ужину я пошла. До залы меня сопроводила служанка, и я заняла место, ставшее в какой-то степени привычным за этим столом. Только теперь Эльконн никого жадно не пожирал глазами, а был хмурым и недовольным, что меня радовало.

– Уж не обманул ли ты меня, Эльконн, с приездом моего достопочтимого отца?
– Спросила я вместо приветствия и пожелания хорошего аппетита.
– Уже восемь дней, вместо трех. А его все нет.