Миссия доктора Гундлаха
Шрифт:
Махано кивнул, приказав одному из офицеров связаться с главной квартирой полиции.
— Я глубоко сожалею о случившемся,— продолжал он.— Мы все выясним! Это не первый случай такого рода. События заставили нас резко увеличить численный состав сил безопасности, и на службу были приняты, к сожалению, люди случайные, от которых только и жди неприятностей.
— Георг Дорпмюллер во многих отношениях для фирмы человек незаменимый,— проговорил Гундлах.— То, что произошло, может заставить нас либо работать в Сальвадоре вполсилы, либо вообще свернуть все дела.
— Нет, ваша фирма должна остаться! И электростанцию необходимо достроить, и порт оборудовать... Ваш уход вызвал бы цепную реакцию среди иностранных фирм в такой момент, когда мы особенно нуждаемся в помощи Запада.
Махано по-прежнему производил впечатление человека властного и уверенного в себе, как тогда, в церкви Сан-Росарио. Но Гундлах видел, что он озабочен, видимо, опасается надвигающихся событий, понимая, что совладать с ними будет не в силах.
— Просто не знаю, от кого ждать больших неприятностей — от герильэросов, партизан, правых экстремистов? Если общий язык не будет найден, придется стрелять. А тут либо победишь, либо погибнешь, третьего не дано. Мы и с церковью ищем контакта, как вы успели убедиться.
— Полковник, а что это за женщина была там вместе с монахинями?
— Почему вы спрашиваете? Она имеет отношение к вашему делу?
— Она произвела на меня очень сильное впечатление.
— Вы правы, это необыкновенная женщина... Видите ли, мы народ маленький, интеллигенция у нас немногочисленная, поневоле знаешь почти всех,— сказал Махано с деланной улыбкой.— Это Глэдис Ортега, она архитектор: раньше участвовала в движении христианской молодежи и училась вместе с моим братом. Мне кажется, она полевела. И оказывает некоторое влияние на архиепископа. Ее мужа недавно убили в горах, он был партизаном. Вот она и ожесточилась. Изо всех угроз это самая опасная — поляризация сил, дух насилия. Если нам не помогут извне, здесь разверзнется пропасть, начнется гражданская война...
Махано заговорил о некоторых не удовлетворяющих его аспектах позиции США, страны, где он получил военное образование и которой был обязан своим продвижением по службе. Но в этот момент вернулся адъютант, доложил:
— Шеф провинциальной полиции отрицает, что их патруль был у парка Бальбоа. В главной квартире тоже нет данных по этому происшествию. Они утверждают, что там никакого контрольного пункта и быть не могло. Какая-то таинственная история.
Все. Последняя надежда Гундлаха рухнула. Но как бы там ни было, ему не придется испытать унижений, связанных с хождениями по инстанциям. Если не помог Махано, номинальный глава государства, значит, не поможет уже никто.
— Мы будем держать это дело на контроле,— пообещал полковник.— К сожалению, наше финансовое положение не позволяет нам возместить вам убытки. Но за жизнь господина Дорпмюллера не тревожьтесь. Герильеросы опять обратятся к вам, это безусловно, и с вашим другом ничего не случится. Они заложников не убивают. Чем могу служить еще?
— Если можно, полковник, пусть составят документ, по которому всем инстанциям рекомендуется оказывать нам содействие в деле спасения Дорпмюллера.
Махано снял очки, те самые, затененные вверху, которые придавали его взгляду выражение пугающее и необъяснимое одновременно. Он потирал глаза, обдумывая ответ; он как бы сомневался в ценности документа с печатью ведомства президента и его собственной подписью.
— Разумеется,— сказал он негромко.— Вы, как и все цивилизованные люди, верите еще в силу документов...
Глава 16
Для Гертеля они приобрели костариканский, а для Гундлаха французский паспорта. Еще купили кобуру с ремнями — пистолет лучше держать под мышкой, здесь не любят, когда что-то оттопыривается из-под пиджака.
Вернувшись в отель, Гундлах быстро поднялся к себе на этаж и уже издали заметил, что дверь в его номер была приоткрыта. Он чуть помедлил и резким движением распахнул створки. Меньше всего он ожидал увидеть то, что увидел,— на диване лежал Пинеро, который при его появлении поднялся.
— Что с вами, мистер Гундлах? У вас такой угнетенный вид. Полковник Махано тоже не в силах помочь вам?
— Вы за мной следили?
— В этом не было никакой необходимости. Нам обо всем сообщил шеф полиции. Знаете что, Гундлах, вы мне нравитесь. Мне вообще по душе крепкие парни! И, честно признаюсь, я радовался, глядя на вас, когда вы отняли деньги у моего приятеля Хилэри. Но видите — он взял реванш.
Гундлах сел от него подальше, чтобы успеть в случае надобности выхватить пистолет. Визит Пинеро ничего хорошего не предвещал.
— Что вам угодно?
— Сказать, например, что мне по душе ваш деловой стиль. Вы человек стойкий и предприимчивый. Но беда ваша в том, что вы не разобрались в ситуации. Вы решили поохотиться там, где егери — мы. И поэтому подставить вам ногу труда не составило. Не огорчайтесь чрезмерно, Гундлах, и забудьте об этом! Бизнес есть бизнес. Против вас лично мы ничего не имеем.
Может быть, так оно и есть. Гундлах никогда не воспринимал удары судьбы обостренно. Вполне вероятно, что детективам до него самого дела нет, хотя он и обошелся с ними не слишком вежливо: нарушил границу запретной зоны, выбил их из седла. Все американцы верят в «принцип домино»: упадет один камень, рухнут и остальные.
— Вы сели в лужу, но мы не дадим пропасть такому человеку, как вы. Такие люди всегда нужны.
— Что же вы хотите?
— Там, во встроенном шкафу, ваши сумки. Мы хотим, чтобы вы передали деньги по назначению.
Гумдлах открыл дверцу шкафа и увидел сумки, полные денег. У него перехватило дыхание.
— Мистер Сейтц поостерегся бы дать вам вторично такую сумму. Мы не столь щепетильны, мы вам доверяем. Но скажу откровенно: настоящих денег в сумках мало. Только пачки сверху. И верхние купюры в остальных. Стоп, не касайтесь их руками, иначе на несколько дней ваши пальцы останутся темно-синими; мы, разумеется, обработали деньги специальным составом. Кроме того, стоит открыть сумку, как начинает работать мини-передатчик... Видите, я играю с открытыми картами.
Гундлах промолчал. Продумано все до мелочей, ничего не скажешь. Он представляет интерес, поскольку имеет контакт с похитителями. Вот и прислали к нему Пинеро с его будто приклеенной улыбкой... Он и сам вряд ли придумал бы что-то похитрее. Только на этот раз он на их удочку не клюнет. Ему пришла в голову неожиданная мысль.
— Меня беспокоит судьба заложника. Что ждет Дорпмюллера в случае неудачи?
— Мы схватим бандитов и освободим его. Такие операции нам уже дважды удавались, можете на нас положиться. Мы предлагаем вам на первый случай десять тысяч. Пять сразу, пять после операции.— Пинеро отсчитал пятьдесят стодолларовых купюр; вполне возможно, они из предназначавшейся для выкупа Дорпмюллера суммы.— Пять тысяч чистоганом, неплохо, а? Другие на нашем месте не предложили бы вам и пяти зубочисток.