Миссия доктора Гундлаха
Шрифт:
— Останови! — крикнул он. — Взрывчатка!
— Выбрось ее, — беспечно сказал Гертель, не заметивший взрывателя, потому что не спускал глаз с дороги.
Они подъезжали к мосту, и тут же их обогнал «шевроле»», в котором сидело человек пять.
Гундлах бросил свою находку в реку.
— Останови же, тебе говорю,— там может быть еще!..
Но Гертель не решился остановиться на мосту, опасностью он как-то не проникся. Гундлах перегнулся к нему, выхватил ключ зажигания, потянул за ручной тормоз. Мотор заглох как раз на выезде с моста.
— Не нервничай так,— сказал Гертель.
Позади них затормозил «рэнжровер»» английского производства, из окна высунулся шофер-сальвадорец.
— Что случилось? — крикнул он.— Вам помочь?
Гундлах вышел из машины, силясь сообразить, что происходит. «Рэнжровер» битком набит, в нем одни мужчины, как будто на рыбную ловлю собрались — на крыше удочки.
— Что-то с маслопроводом,— сказал он, желая выиграть время.— У вас масла не найдется?
— Нет, но можем взять на буксир. Бензоколонка недалеко отсюда...
На буксир? Гундлах понял, что его беспокоит еще: довольно продолжительное время нет никакого встречного движения, будто дорога впереди перекрыта. Господи! Только бы вытащить Гертеля из машины — и тут же обратно, пешком или на автобусе, в Сан-Сальвадор! И поставить крест на этой истории, выпутаться из нее, уцелеть!
В эту секунду перед ним, как показалось, прямо из реки вырос фонтан воды высотой в несколько метров, обдал брызгами мост. Гундлах услышал звук оглушительного взрыва, инстинктивно повернулся и ощутил резкую боль в спине под лопаткой. Их машина горела, и он побежал к ней. Значит, там действительно оказалась вторая мина! В коленях появилась необъяснимая слабость, ему лишь казалось, что он бежит, в действительности он с трудом сделал несколько шагов— на это ушли все силы,— он двигался как в страшном сне. Потом кто-то схватил его сзади, потащил обратно, подальше от обжигающих языков пламени, и втолкнул в «рэнжровер».
— Его нужно спасти...— Что-то горячее наполнило рот Гундлаха. Он сплюнул, провел рукой по губам — на ладони оказалась кровавая пена. «Рэнжровер» круто объехал полыхавшую машину и помчался прямиком по направлению к одному из вулканов.
— Что спасать? — еще услышал Гундлах чей-то гортанный голос.— Разве вы не видели; ноги вашего друга лежали на шоссе! Его разорвало на куски!
Глава 5
Гундлаха оперировали в полевом госпитале повстанцев. Здесь ощущался недостаток медикаментов, инструментария, но к ранам подобного характера успели привыкнуть и диагноз поставили сразу: глубокое повреждение плевры. Кусок жести проник в ткань на шесть-семь сантиметров, как ножом взрезал кровеносные сосуды, отчего возникло внутреннее кровотечение. Крови он потерял литра полтора. Но природная выносливость сослужила Гундлаху добрую службу: после операции он пролежал в постели всего десять дней.
Гундлаху впервые разрешили встать, он спросил себя, что его ждет? Страха он не испытывал, но не задавать себе таких вопросов не мог. Конечно, медицинская помощь оказана, но он — пленник. Прогуливаться ему позволили только вокруг покрытой дерном землянки под присмотром часового.
Его опекал доктор Диас. Однажды они прошлись к кратеру вулкана. Гундлах время от времени останавливался, чтобы перевести дыхание — под левой лопаткой кололо, тугая повязка сдавливала грудь,
— Что вы намерены делать мной? — спросил он.
Врач пожал плечами. Решать будут другие, у врача свои заботы. Они поговорили о медицине в условиях гражданской войны. Этот вопрос волновал доктора Диаса больше:
— В нашем лагере мы готовим санитаров, «бригадистов здоровья», как они называются. Младший медицинский персонал — проблема с самого начала борьбы. В больницах наши раненые подвергались постоянной опасности. Скольких из них прямо с больничных коек тащили в полицию! А когда мы ушли в горы, появилась другая проблема: как оказывать помощь больным крестьянам?
— А при чем тут крестьяне?
— В освобожденных зонах мы отвечаем за всех. Кто пошел бы за нами, если бы наше движение никому ничего не принесло? В больших районах есть госпитали и опорные санитарные пункты, которыми руководят бригадисты. В каждой деревне свой «комитет здоровья»...
На обратном пути им повстречалась группа повстанцев, молодых парней и девушек, вооруженных самым различным оружием, от французского спортивного карабина «22-комбо» и старого винчестера Томсона до современного АР-10. У одного парня болтался на бедре в кобуре парабеллум — такой же, как у Гертеля, и Гундлах впервые так остро почувствовал, что Гертеля больше нет. Будто наяву услышал его голос: «Послушай, Ганс! А мы с тобой ничего, подходящая пара!»
Санчо Пансу догнала месть Пинеро, а он, Дон Кихот—Гундлах, пока жив, мучается оттого, что в этой трагедии есть и частица его вины, угрызения совести теперь вскипают в нем, как пузыри на болоте. А еще гнев и жажда мщения. Кажется, он тогда в парке не солгал, ответив на вопрос Глэдис Ортеги — «да»... Отомстить этим негодяям, и, видит бог, он наконец-то смог бы заснуть спокойно.
Глава 6
Позднее доктор Диас принес Гундлаху газеты за последнюю неделю октября. В Сан-Сальвадоре выходило семь газет, четыре в столице, две в Сан-Мигеле и одна «Диарио де оссиденте», в Санта Ане, втором по величине городе страны и ее «кофейном сердце». Санта Ана находился в западном районе, занятом повстанцами, и газеты пришли, наверное, оттуда.
Среди прочих сообщений в «Диарио латино» Гундлах нашел информацию «о кровавом столкновении у озера Ицалько». «Эль мундо» поместила комментарий РИАГ и интервью доктора Сейтца о том, что он, будучи шефом бюро, пытался удержать Гундлаха и Гертеля, настаивая на их пребывании в отеле, и что поездка «либо носила частный характер, либо предпринята по поручению третьих лиц».
Два дня спустя Гундлах получил от Дорпмюллера письмо на английском языке. Почерк четкий, разборчивый. Как у многих инженеров старой школы, оно написано было чертежным шрифтом — может быть, в свое время Дорпмюллер начинал чертежником. Желая подчеркнуть подлинность письма, Дорпмюллер упоминал их встречу на той африканской плотине. Он писал: «Можете себе вообразить, как меня потрясла смерть Петера Гертеля и сколь высоко я ценю вашу самоотверженность... Мне только что сообщили, что послезавтра меня освободят. Если это произойдет, мне, я полагаю, удастся убедить дирекцию соответствующим образом позаботиться о вас. Интервью доктора Сейтца основывается на полном непонимании происходящего и значения иметь не может. Дорогой Ганс Гундлах, не чувствуйте себя одиноким и, главное, поправляйтесь! Желаю вам этого от всего сердца. Преданный вам Георг Дорпмюллер».