Мистер Грей младший
Шрифт:
— А почему потребовалось твоё веление, чтобы они оказались на кухне? — спросил я, закинув в рот дольку лайма.
— А потому, милый Теодор, что мы играем в «правду или действие» и этот зубоскал, совершенно бесчеловечный месье Родригес удумал загадать Кейт выпечку пирога, предварительно зная, что готовка для современных девушек — хуже смертной казни, — порывисто произнесла Джеки, стремительно войдя в гостиную. Глаза полу-француженки слегка блестели, волосы были распущены и находились в лёгком беспорядке. Джеки чмокнула меня в щёку, тем самым, поздоровавшись, а затем, вырвала бокал у Макса, запрокинула голову назад и осушила содержимое до дна. — Ах… Гадость, — он стиснула зубы, — Этот виски… гадость. Разукрашенный самогон, — она пихнула бокал обратно в руки Макса, затем плюхнулась
— А где твоя крошка Данни? — она выгнула бровь, с саркастической ухмылкой.
— Её нет и он счастлив, — весело добавил Макс, наполняя бокалы и взглянув на Джеки исподлобья, — Почему ты не просишь Тео присоединиться помочь вам готовить? Он же корифей, особенно в выпечке… Печёт так печёт, мастер на все булочки.
Макс заливается смехом, затягивая за собой остальных, а я, с трудом сдерживая улыбку, даю ему конкретный шалбан. Он падает на диван, как большая панда, и, пьяно простонав, принимается отчаянно тереть лоб.
— Это же правда, — хрюкает он сквозь смех, чуть ли не плача, — За что ты меня?
— За всё хорошее, — широко улыбнувшись, сообщаю я и щипаю его за ухо.
В кругу общего смеха, откинутых в стороны раскрасневшихся лиц и трясущихся, как на вибро-машине тел, я не сразу смог расслышать звонкий, мягкий голос, который, безусловно, я не мог слышать никогда прежде…
– … Твоё желание исполнено, Макс, — я стираю обеими руками смех с лица, слыша последние аккорды чужого веселья, — Осталось подождать тридцать минут и он будет готов. И ты съешь всё. Всё до последней крошки. Я жертвовала маникюром, ага? — уже не слышно ничего, кроме этого, девичьи наивного, сладкого сопрано. И я оборачиваюсь на голос, чтобы в очередной раз подтвердить свою догадку о том, что это та самая девушка, к которой Кен приклеился ещё на свадьбе…
Однако сейчас, я вижу её в другом амплуа и в другом — в тусклом, вечернем освещении, в отличие от того: яркого и дневного, когда во всех красках виделись эти, на первый взгляд, беззаботные маленькие плечи; кажущиеся при солнечном свете бесхитростные, карие огни глаз; лёгкие струи волос, сейчас подкрученные, легко спадавшие прекрасными винными волнами. И эта фигура в роковом красном платье, подчёркивающая каждый точённый контур тела. Изгиб талии, невинно-округлый разлёт бёдер, несомненно привлекающий внимание самых слепых… И эти ноги — от бедра, спрятанного за юбкой-карандашом, до оголённого колена и лодыжек, до этих изящных щиколоток, — сплошное произведение искусства. Тонкого мастерства, на которое способны воистину талантливые скульпторы. «Она идеальна», — тут же решил я, — «Она прекрасна», — вторил снова. Я протягивал ей руку и безмолвно отвечал на дружеское приветствие, улыбаясь, пока моё не слишком трезвое сознание осыпало малышку самыми изысканными комплиментами. Когда она повернулась ко мне спиной, чтобы что-то ответить Кену, я буквально замер. Платье… чёртово платье обладало ещё одним фокусом, помимо красной ткани, действующей на меня почти что… опасно. Вдоль её позвоночника пролегла «молния», которая, как я сразу понял, не являлась обманом. Она визуально прибавляла Кейт роста, хотя, едва я встал с дивана, то возвышался над этой хрупкой девочкой почти на две с половиной головы!.. Так что иллюзия есть, но обмана нет. Я даже представил, как медленно можно расстёгивать это платье… Какой при этом звук. Какой холод под пальцами, или под зубами, пока застёжка тянется вниз. И какая, наверняка, горячая кожа под этой очаровательной оболочкой красной упругой ткани… Да, горячая… Я чувствую это в своей… в своей руке?.. До сих пор?.. О, Боже!
Я очнулся, когда понял, что она, неловко смеясь, настойчиво пытается достать свою ладонь из моей хватки. Когда она отвечала Кену, то… он спрашивал её о том, что происходит. Они все сейчас, безусловно, говорили обо мне!.. Смешки, комментарии Макса… Я понял, как облажался. Но ещё далеко не всё потеряно. И ретироваться возможно. Я опустил взгляд на её руку. На ту руку, на которую я, в ту же секунду, захотел молиться. Полу-женская, полу-детская… с миниатюрными, тонкими пальцами
— Мне приятно познакомиться, — пробормотал я.
— Я знаю, — она игриво улыбнулась, — Мне тоже.
Затем, я увидел, как Кен обвил её локоть и, практически вынудив меня оторваться от её руки, поздоровался со мной и сжал ледяными пальцами так плотно и цепко, что я против воли бросил на него полный презрения, каменный взгляд и отрывисто проговорил.
— Рад тебя видеть, — это было правдой, но звук голоса играл против меня, и я кашлянул, усаживаясь обратно на диван, принимая виски от Макса. Он посмотрел на меня странным, всепонимающим ситуацию взглядом, но не осмелился больше шутить со мной и поднимать на поверхность тему о той реакции, которую взбудоражило во мне появление этой девочки.
Мысли спутались, я выпил, чтобы не беспокоиться по поводу собственного поведения, которое в последние годы конкретизировано контролировал, которое рассматривал со всех сторон и выжигал мозг анализом каждого действия, каждого взгляда, каждого сказанного мною слова. Сейчас у меня не было сил, точно подкосило. Я сваливал вину на алкоголь, не слушая их разговоров, смешных и не смешных историй, исполненных остроумием и алкоголя монологов Яна, Джеки и Мэйсона, которые дополняли друг друга в каждой теме разговора. Почувствовав на себе пристальный взгляд, я подумал, что это Кен, которого никогда не оставлял в покое не обусловленный разумом поступок. Тяжело сглотнув, я увидел два шоколадных бриллианта… они так близко и так далеко в то же время. Это глаза Кейт. И они смотрят на меня.
Я моргнул несколько раз, чтобы проверить: не кажется ли мне это?.. И сразу понял, что нет. Эти глаза полны невинности, смешанной с живым любопытством и недоумением. Эти глаза смотрели на меня открыто и ясно, изучая и понимая. Когда я невольно приоткрыл губы, чтобы что-то сказать ей, не зная сам, что… она тут же отвернулась от меня и сглотнула, смотря в полный бокал в своих маленьких нежных ручках.
— Ну, моя очередь загадывать и я сделаю это! — произнёс басом Ян, заставив меня перевести взгляд, — Тео! Правда или действие? — он пихнул меня в плечо.
Я опрокинул стопку виски в себя, чтобы придать себе больше спокойствия и целости мыслей.
— Действие, — уверенно заключил я, отставляя фужер.
— Хорошо, — заиграл бровями Ян, — Поцелуй-ка самую молодую девочку здесь… В губы.
Я тяжело сглотнул. Джеки взвизгнула.
— Мэйс, будь спокоен, Кейтлин на год младше меня, — она заиграла бровями в сторону вдруг раскрасневшейся девушки, которая была ошарашена пожеланием Яна и, ища спасения, смотрела на… на меня. Не на Кена. Я торжествовал внутри, хотя огромный риск, огромный риск того, что это может плохо кончиться для меня, разрастался и занимал целое полушарие головного мозга. Но, к счастью, меньшее. Я уже выпил. И уже… уже посмотрел на эти губы. Посмотрел и понял…
Я желаю поцеловать эту юную женщину.
— Хорошо, — пробормотал я, встав с дивана в одну секунду с ней. Внутри созрело решение: я пойму, если она захочет прерваться и бояться ничего не надо. Плевать на Кена. Это игра. И кто я такой, чтобы упускать возможность дотронуться этих губ своими?.. Я подошёл к ней совсем близко и, не говоря ни слова, склонился над её лицом…
О, Боже… Теперь я видел всю опасность. Теперь я видел то, что раньше преступно не замечал. Теперь для меня было главным прильнуть к губам этой девушки, к губам, вступившим в сговор с моими собственными, губам порочно-невинным, требовательным, умеющим хранить тайну. «Настоящие губы», — тут же решил для себя я и приблизился к ним, очерченным, малиновым, естественным. Не знаю почему, но я сделал это немедленно. Мгновение — и соединено.