Мистик Томас Свит
Шрифт:
Даниэла посвятила всей свой оставшийся путь Богу и людям, молясь за них. Был иной путь, повседневный, обыденный правильный путь многих и многих, но для одного дождь это просто дождь, для другого питательная влага, гадать о характере выбора, не стоит. Она сделала выбор не свойственный ее возрасту, идущий наперекор ее чувствам, желаниям.
Затем она начинала молиться, былое уходило, плотно закрыв за собой дверь.
Глава пятая
Странствия по окрестностям замка не то, что утомили, скорее, наскучили джентльмену. Сады, лес, не отличались новизной, заманчивостью зрительных треволнений. Посему, ответ кроется в иных соображениях, кои полностью заполнили разум горе поэта, неизведанное, как правило, примечательней, чем насущное, но это не всегда, если однажды спросят – “Если бы можно было вернуться в прошлое, сколько времени потребовалось вам?” – и ответ – “Несколько минут, та мимолетная, чарующая встреча”. Солнце нещадно жгло и поэтому ему пришлось надеть плащ, его кожа никогда не обретала загар, всегда краснела и в прошествии некоторого времени вновь обретала мраморную бледность. Геральд обходил деревья покрытые мхом, поначалу казались гигантскими растениями, но подойдя ближе, становились видны морщины погрубевшей коры, ветви виноградными гроздями нависали, прибывая на грани вульгарной пышности, и так удобно можно было спрятаться в их тени, не оказаться застигнутыми лучами звезды. До самого вечера он бродил вдоль заброшенных всеми мест, где-то он готов был последовать за белым кроликом, в ином окружении он ожидал увидеть инициалы Г.П. и М.С.. Воображение его переменно усиливалось по мере обнаружения загадочности валунов, остовов надгробий, вроде померещилось древнее кладбище с фамильным склепом в центре, двое ангелов сторожат вход в обитель рода, но столь выразительных декораций в округе не было, или они до сих пор не раскрыли себя. Время прошло незаметно, то ли сумерки, или чувство голода, приказали ему возвратиться в дом. В замке оказалось всё также одиноко и уныло, только один человек не покинул свой пост, кучер сидел на полу облокотившись спиной на дверь, голова его упала на грудь и до прихода хозяина так должно быть и не поднималась, на удивление он не храпел, не издавал никаких звуков, слившись с декором, можно было без промедлений пройти мимо, не удостоив его и взгляда, но у джентльмена была приготовлена небольшая речь.
– Удивлен вашему упорству. Правильно нарядив, вы вполне смогли бы сойти за гвардейца ее Величества…
– Вы меня обманули. – проговорил кучер не поднимая головы, перебив Геральда.
– Разве? – спросил джентльмен.
– Приказали стеречь дверь, которая на самом деле заперта изнутри, а значит это не имеет никакого смысла. – теперь же он поднял сверкающие раздраженные глаза.
– Смысл. Превосходное слово, по актерски разноплановое, устойчивое и вполне иносказательное в отдельных случаях (но случайностей не существует) и поэтому просто-напросто вы меня не так поняли. Да. Безусловно, дверь заперта, но для вас, а значит тот, а вернее та, вполне может выйти и встретить нелицеприятное зрелище, я сейчас не имею вас, ни в коем разе, в общем, весь этот сыр-бор напугает юную леди. Вы слышали что-нибудь.
– Молитвы, отчетливо разобрал псалмы.
– И песнопения о вере втянули вашу душу в сон. – пошутил граф.
Кучер промолчал, он встал и, поклонившись, хотел уйти.
– Я больше не собираюсь сидеть тут и слушать упреки.
– А больше и не требуется, поручение с благополучием вами выполнено. Благодарю. Теперь займитесь лошадьми, более привычным для вас делом. – сказал джентльмен кучеру.
Геральд таким нехитрым способом выяснил положение двери, что отделяла монастырскую келью от средневекового бала со всеми вытекающими отсюда последствиями. Да, конечно, он мог бы и сам выяснить, ему нужно было только пошевелить рукой, но если дверь не заперта, то он покажется в этот миг необузданным необразованным варваром; но она ведь находится с ним в родстве, и интерес увидеть ее, велик не до крайностей, но всё же; нет; граф решил поступить иначе, поручил эту простую роль подходящему кандидату, который не будет выглядеть глупо в любой сложившейся ситуации. И всё вышло удачно, за исключением исключительного недовольства испытуемого, впрочем, прибавка к жалованию сгладит все неровности в их взаимопонимании. Теперь стало ясно, что без отца Вильяма, он не сможет увидеться с затворницей.
Как и было оговорено в обещании, проповедник вступил в предел замка Краусвеа в прошествии нескольких дней. Без видимых помех вошел чрез никогда теперь не запертые ворота. Он одет в походную мантию, представлял собой странствующего монаха, и немудрено, ведь как именно священник пересек столь некраткий путь, не пользуясь средствами передвижения, помимо пары ног, так и осталось загадкой для графа. При нем лишь мешочек с кое-какой провизией и Евангелие. Он не озирался по сторонам и не удивлялся, всё ему знакомо, не в состоянии чем-либо заинтриговаться, шел, смотря в увеличивающуюся точку, которой был хозяин графства.
Геральду пришлось изрядно потрудиться, чтобы успокоились его нервы и навязчивые думы отошли на заслуженный отдых, как впрочем, и чересчур разгоряченные мастеровые, должно быть их сроки поджимали или иная причина способствовала трудолюбию, но все-таки джентльмену удалось уговорить их на один день сбавить обороты, остудить раскаленные молотки. А замок, в ту пору смирившись, играл роль наковальни. Стало тихо, только экономка мисс Равен, подсчитывала убытки, Геральд редко пользовался ее услугами, и потом она проводила почти всё время с семьей, пришлось и ей принять участие в споре между строгой готикой и свободным ренессансом. Достопочтенный кучер со всей пылкостью выполнял то поручение, что было ему поведано, и он ни за какие деньги не променял бы свой любимый досуг на другое странное задание, поэтому его не было видно, не было слышно. Граф Краусвеа увидев вдалеке знакомую фигуру, немедля вышел на порог, дабы встретить гостя, чье появление представлялось редким, но от того не менее занимательным.
– Доброе утро отец Вильям. – произнес Геральд со всем почтением.
– Не думал застать вас в столь ранний час, граф. Но боюсь, явился я ненадолго, еще множество людей нуждаются в подаянии и доброжелательному оберегу, однако я недостоин их общества, и тех слов благодарности, что они каждый раз произносят, даруют мне. А как ваши дела, должно быть уже уверенно обосновались? – сказал священник.
– Не хотел бы я говорить о себе, давайте-ка устремимся в сторону той, которой по праву принадлежат наши мысли.
– Граф ваши мысли не только о Даниэле. Как бы то ни было, вы связаны и поэтому не сможете оставаться в стороне.
– Что верно, то верно. Отец Вильям, вы я как слышу, обладаете прозорливостью, но пожалуйста. Закройте меня на замок, как книгу, я, безусловно, поведаю о страстях, что обуревают мою душу… позже. А сейчас пройдемте в гостиную. Предупреждаю, всё убранство в ужасном состоянии.
И Геральд приоткрыв дверь, пропустил гостя в замок, здесь подойдет слово преображенный, но в контрасте с первым взглядом, перемену было трудно не заметить. Помещение освещено, просторно, пропала удушающая чопорность, чрезмерное запустение. Граф предложил проповеднику позавтракать, на что получил уважительный отказ, не потому что тот не желал пополнить физические силы, а в том желании поскорее выполнить должное, определило отрицательность ответа. Не успел мистер Краусвеа налить себе и гостю чашечку кофе, как его и след простыл. Священник только произнес имя – “Даниэла” перед закрытой дверью, как она сразу отворилась, впустив тем самым миссионера в освещенную комнатушку. Метнувшийся Геральд чуть было не опрокинул столик, но ничего не увидел, разглядеть что-либо было невозможно. И снова он остался один, со страхом, что скоро позабудет все свои вопросы, если не произнесет их вслух.
Талантом ожидания он не обладает и не особо располагает, редко им пользовался и не часто тренировал, посему через некоторое время ему уже не сиделось на одном месте, начинала донимать некая раздражительность, если вспомнить эпизод с воротами, то неудивительно. Поразмыслив, он принимает решение приняться за довольно занятное занятие – чтение, выбор, в общем, не имел место, первая попавшаяся в руку книга, впоследствии устранила тяжбы. Роман написанный от первого лица увлек его в свои потаенные глубины, страницы одна за другой перелистывались. Трудно сказать что именно привело его в трепет, развязка произведения присланная индивидуально из Франции, или захватывающая жизнь героя чьи мысли не оставят равнодушным никого из ныне живущих читателей.
Как бы то ни было, вскоре, отец Вильям отложив свои обязанности, вернулся в гостиную, присел возле Геральда, ему пришлось изрядно подождать, прежде чем граф дочитал до следующей главы и запомнил номер страницы, на которой остановился. Оба они были удовлетворены и в конце дня со всей уверенностью, смогут сказать, что сей двадцать четыре часа, прожиты были не зря. Священник обратился первым.
– Теперь мы можем поговорить о тех вещах, что вас волнуют.
– Как поживает Даниэла? – не без интереса спросил Геральд.
– Она сильно исхудала и обессилила, но дух ее силен как никогда. Я поведал ей о вас, о той перемене, что поселилась в замке. Радость осияло ее лицо, еще более чем обычно, Даниэла не против такого соседства, но всё же покой ее не должен быть нарушен.
– Интересно. – задумчиво сказал джентльмен, смотря на книгу он продолжил. – Я всё думал, где же меня однажды заинтриговала подобная личность. И как нестранно, вспомнил. Хотя память моя подобна ситу, всё ж припоминаю, одну женщину: в юности погрязшая в грехе, получившая бесценный дар, которого она явно не заслуживала, но судьба сжалилась над распутницей и у нее вскоре родилась дочь. Этот ребенок был для нее дороже всего на свете, создавая маленького кумира, женщина будто умерла, когда ее сокровище выкрали, заменив получеловеком. Затем она стала затворницей, сохраняя одну дорогую вещь, башмачок, она сходила с ума от злобы и жажды мести. Итог жизни ее – трагедия, однако перед смертью она обрела счастье из прошлого. Именно в этой книге описана, сей история.