Мне – 65
Шрифт:
– Родне?
– Не только. Всем, кто отговаривал.
– Ехать в Москву?
– Ехать к тебе. Ни один человек не сказал: езжай! Все говорили: пропадешь, дура. Не смей!
Я развел руками.
– Считаешь, что новой одежды достаточно?
– Ну хоть что-то. Представляешь, что обо мне в Перми рассказывают?
Я невесело засмеялся.
– То же самое, что обо мне в Харькове.
Выпустили «Трое в Песках», а затем и «Трое и Дана», вторую и третью книгу моего цикла. Уходят на улет, читатели требуют продолжения. Я встал перед трудной дилеммой, надо выдавать те книги, что хорошо расходятся, это азбука выживания, но в то же время я в первую очередь – писатель. А это значит, что я самое свободное, независимое и сварливое существо на свете, которое знает все и как, и никто ему слова поперек не скажи, не указывай, не учи, даже не намекивай, что кто-то что-то может знать лучше.
Словом, у меня две уже начатые книги совсем на другую тему, и совсем не хочется писать то, что читатель требует. А вот возьму и напишу не то, что он хочет, а то, что ему нужно!..
Еще через пару лет после колоссальной трескучей рекламы могучее и богатейшее питерское издательство «Северо-Запад» выпускает роман Семеновой «Волкодав». В рекламе роман именуется «русским Конаном», что, собственно, верно, сюжет почти полностью повторяет два американских фильма: «Конан-варвар» и «Конан-разрушитель». Правда, видеомагнитофоны пока еще редкость, а фильмы только на пиратских кассетах, так что «Волкодав» без всяких помех провозглашен первым произведением в русском фэнтези, а Семенову объявили родоначальницей русского фэнтези.
Мои читатели возмущались, как же так, я успокаивал: мол, я – марафонец, и весна покажет, кто где срал. В нашей стране и в нашей неразберихе и не то возможно. Мне, собственно, это до фени, кто есть кто, кого как назовет в угоду своим интересам финансовая группа, но пройдут годы, оглушительная реклама стихнет, дурман развеется, и читающие увидят, кто есть ху.
Уже потом, глядя с высоты опыта и прожитых лет при новой власти, понял, что моя профессия творческого человека позволила в числе самых первых создать частное предприятие… и моя же щепетильность человека свободной профессии погубила его.
Присмотревшись, в бизнес перешли люди из райкомов, горкомов, парткомов. Кто-то приватизировал типографии, заводы, склады с бумагой и картоном, кто-то – сразу даже заводы и многоэтажные здания. Они сразу начали вести дела так, как вели и раньше партийные: по трупам, по трупам, по трупам… Тогда еще не было киллеров, но конкурентов, которые у них же покупают бумагу, у них же снимают помещение под склад для книг и под офис, можно убивать и по-иному.
Их можно, что называется, подставить, их можно подвести тысячью других способов и выставить виновными, а в уже купленной ими газете купленный журналист напишет, что если не умеешь вести дела, то не берись. Человеку не важно, как и почему книга не вышла вовремя, ему дай ее любой ценой. Любой. ЛЮБОЙ. Страшноватое слово, а? Но звучит гордо, а если не вдумываться в страшный смысл, то можно лихо петь: «Нам нужна одна победа, мы за ценой не постоим!»
Прекраснодушные мечтатели, которые первыми начали как перестройку, так и бизнес, сгинули. Одни в концлагерях, других вытолкали за рубеж, а героем стал отец водородной бомбы, лауреат Сталинской, Ленинских и прочих премий, который к концу карьеры в некоторых аспектах перестал соглашаться с методами построения коммунизма.
И что же? Да ничего. Каждому свое. Может быть, и лучше, что совестливых более беззастенчивые вытеснили… даже попросту вышибли с рынка. И меня в том числе. А то и сам бы постепенно стал таким.
А так снова пишу книги.
Народец стандартен и одинаков, как доски в заборе. Слепо копируют друг друга, даже не подумают сделать шаг вправо или влево.
Более консервативного занятия, чем книгоиздательство, похоже, вообще не существует. Ну, разве что пришла иная техника. Даже дедушка Ленин не трогал книгоиздание, это дядюшка Сталин взял и приказал перевернуть корешок, чтоб у нас и это было не так, как на проклятом Западе.
Перевернули. Выросло новое поколение, и вот уже следующее воспринимает такое расположение букв как само собой разумеющееся и единственное верное, ведь все, что спускалось сверху, принималось свято. А потом недоумевающие спрашивали: а что, разве не так было?
Кстати, не так было и в России до Советской власти.
Когда мы начали выпускать книги, я сразу же велел повернуть надпись на корешках. Естественно, что все простые и даже очень простые люди восприняли как крамольное «вверх ногами», хотя именно нынешнее расположение букв и есть это самое стояние на ушах. Вот самый простой пример, как легко навязать населению целой страны что-то совсем нелепое, оправданное только идеологией и жаждой отличаться от проклятых капиталистов!
И когда мне задают вопрос: почему располагаете надписи на корешках «вверх ногами»? Я молча указываю на полочку с англо-американской фантастикой штатовских и британских изданий.
Так что те, у кого сохранились книги издательства «Равлик», могут увидеть все эти ультрасовременные новшества, которые я ввел в полиграфию. Увы, не прижились, люди очень даже консервативны. Куда пихнешь, туда идут.
Но корешков было мало. На последней страничке Сталин распорядился печатать все выходные данные: имена редакторов, корректоров, художников и пр., чтобы можно было сразу привлечь, кого надо, а кого и сразу к стенке. Тогда же начали печатать абракадабру из непонятных сокращений, означающих учетно-издательские листы, авторские листы, печатные листы, гарнитуру, сорт бумаги и пр., пр., пр.
Как пародию на эти порядки я велел печатать еще и фамилии бухгалтера, дворника, слесаря и машинистки. Читателями принято было «на ура», а когда я решил все эти уч.-изд. Лист. и пр. заменить на простое и понятное для читателя количество слов, знаков и абзацев в книге – восторгу не было предела, ибо сразу каждый видел, чем книга отличается от предыдущего издания: в самом ли деле что-то «добавлено и дополнено»! Кстати, читатели восприняли это с восторгом, а вот издатели – кисло. Тогда многие в условиях книжного дефицита старались напечатать поскорее и побольше, тексты растягивали, раздували, набирая крупным кеглем и бессовестно используя интерлиньяж, им уже никак нельзя было подхватить подобное начинание!
Несмотря на фотонаборные машины и приход компьютеров, производство книг не менялось. Мне это казалось нелепым, возникли кое-какие идеи, как все изменить, чтобы все в ногу с веком, но к этому времени интерес к изданию книг начал угасать, проще лежать на диване и сочинять романы, и я оставил реформы в мировом книгоиздании.
Святость, таинственность и гипертрофированное значение секса в прошлом было обусловлено всего лишь невежеством и незнанием, что же это такое и как с этой таинственной силой справиться. Даже опытные женщины не знали того, что узнают чуть ли не с детского садика нынешние особи женского пола. Эти прекрасно знают насчет опасных дней, а в остальное время заниматься любовью можно без предохранения.