Мне – 65
Шрифт:
Я со злостью подумал, что судьба дает наглядный урок. Вот что значит опоздать на один день. Всего на один день. Ведь собирались же остаться ночевать здесь уже дня три и только сегодня решили твердо. Но – опоздали. Мораль: когда решился, не откладывай на потом.
Офис обворовали полностью, вынесли все, даже утюги и всю косметику Лилии, над чем она ревела. Я жалел больше всего над потерей видеокассет. Два видеомагнитофона унесли – плевать, они теперь в свободной продаже, но фильмы пока что огромная редкость, в СССР – тогда это еще был СССР! – поступают единицами. Чтобы найти новый фильм и переписать – только переписать! – нужно приложить столько усилий, что проще прорыть подземный ход из Москвы в Бомбей. У меня насобиралось пятьдесят четыре видеокассеты, столько я сумел собрать за пять лет, и кто знает, сколько понадобится, чтобы восстановить потерю!
Через пару лет этих кассет в любом киоске стало как грязи. А в цене они упали примерно раз в сто. Любители покупали их обычно уже десятками.
С того дня мы с Лилей ночевали только в офисе, являясь днем директором и продавцом, а ночью – сторожами.
Одной из самых важных фигур издательства всегда был техред. Женщина, вооруженная толстым справочником и огромной сложной линейкой, на которой промаркированы деления и она снабжена особыми полиграфическими значками. Существует сложная система соответствия высоты букв, расстояния между ними и между строками, а также размер заглавия и расстояние от него и до начала текста, а также много-много еще чего, что просто невозможно запомнить даже самому техреду, потому он и не расстается с толстым справочником.
Все мои попытки предложить какие-то другие варианты расположения текста натыкались на железное: «Не положено!» и «По ГОСТу можно только вот так!». Наконец я, озлившись, ну не люблю рамки, не люблю! – уволил нашего техреда под благовидным предлогом: появились компьютеры, а книги стали верстать сами, ориентируясь на свой вкус, а не на устарелые нормы.
С компьютерами пришли программы для верстки, где все эти параметры уже введены заранее. Если, скажем, я задаю свое значение, то и все остальные автоматически подстраиваются, где-то уменьшая, где-то растягивая, убирая висячие строки, перебрасывая куски с одной страницы на другую.
Пришел удивительный мир, сладость которого может понять только тот, кто сталкивался с горячим набором. Что это? Не буду рассказывать, как наборщики подбирают буквы вручную по одной, а потом отливают большие металлические листы, с которых и печатают затем книги, скажу более простое, но наглядное: вы сдали рукопись, она прошла все инстанции, вы долго и кропотливо поработали с редактором, наконец она уже подготовлена в печать, получены первые оттиски… нет, не верстка, до этого были так называемые гранки, и тут редактор говорит: та-а-ак, надо сократить двадцать две страницы…
– Почему? – пугаетесь вы. – Что-то неправильно?
– Все правильно, – успокаивает редактор. – Просто лишние страницы.
– Почему?
Если он в хорошем настроении, то объяснит несмышленому автору:
– В листе тридцать две страницы. Это называется печатный лист. Если книга крупного формата, то таких страниц – шестнадцать. Но в нашей – тридцать две. Нельзя же, чтобы последние десять страниц шли пустыми?
Когда вы наконец понимаете, что книга сшивается из блоков по тридцать две страницы, а редактор может показать вам аналогичную книгу, вы робко предлагаете лучше дописать нужные десять страниц, чтобы двадцать две и десять дали нужные тридцать две, однако редактор объясняет, что издательству отпущено на год определенное количество бумаги, все уже распределено заранее на три года вперед. Добавить вам печатный лист, то есть тридцать две страницы, это урезать у другого автора.
Словом, мы застали весь тот же технологический набор, что и во времена Гутенберга. Точно так же печатали «Искру» дедушки Ленина и книги издательства Сытина.
И вот теперь…
Теперь при компьютерной верстке достаточно задать чуть больше расстояние между буквами, буквально на микрон, человеческий глаз не заметит разницу, в строке будет не шестьдесят две буквы, а шестьдесят одна, что автоматически добавит на книгу несколько страниц. Еще можно чуть-чуть увеличить расстояние между строками: не тридцать восемь, а тридцать семь – это еще несколько страниц. Есть и другие возможности: к примеру – поиграть со шрифтами, так что некогда важнейшая и востребованная профессия технического редактора ушла туда, куда ушли извозчики, трубочисты, специалисты по изготовлению карет.
Выпустили первый том, разобрали в первые два-три дня, подготовили и выпустили второй, третий… На четвертом произошел обвал: президенты России, Белоруссии и Украины решили раздробить СССР на отдельные страны.
Первую книгу печатали в Харькове: все-таки я кое-что знал в своем родном городе, потому начали с обкомовской типографии «Глобус», тем более что тамошние расценки намного ниже московских. Первый том везли с приключениями, «КамАЗы» ломались и застревали в сильнейшую метель, но весь тираж привезли в целости. Помещение под склад сняли в воинской части, объявили о раздаче по абонементам, выстроились очереди. Это был радостный день!
А через пару дней склад обворовали. Как выяснил нанятый для этой цели детектив, прибыли машины под руководством одного чернявого парня. По описанию мы узнали одного из «своих». Вывезли почти половину тиража. К счастью, подписчикам успели раздать их долю первого тома, а украли ту часть, которую мы планировали для свободной продажи.
Четвертый том тоже везли из Харькова, где печатался тираж, и… встали на границе. Это был тот решающий день, когда Украина голосовала: быть ей суверенной или же остаться в составе СССР? Сутки наши «КамАЗы» стояли, ожидая подсчета голосов, и вот… ура-ура, Украина проголосовала за независимость от проклятой России, от проклятых москалей, что постоянно ее грабят. Все книги были тут же реквизированы. «КамАЗы» вернулись в Москву пустыми, а весь тираж в двести тысяч экземпляров украинская… нет, таможни тогда еще не было, а та милиция, что исполняла роль первых пограничников, сдала в местную книготорговую сеть и деньги присвоила.
Конечно, может быть, присвоила не все, а с кем-то поделилась, но мы не получили ни копейки. Для нас это был страшный удар, так как накоплений еще не делали, все вкладывали в производство. Это был первый опыт частно предпринимательской деятельности, оглядываться не на кого, все делалось впервые, плюс в обществе постоянно менялись правила, начала бешено расти инфляция.
Но мы выжили, ибо тогда если прибыль бывала меньше, чем сто процентов, то за такое дело и не брались. А книгоиздание на первых порах давало четыреста процентов прибыли.
Работа кипит, Лилия успевает заниматься производством книг, а вечерами готовит. Ей в помощь пригласили милую такую женщину, забыл ее имя, они вместе убирали по дому, и вот однажды эта женщина очень мягко заметила:
– Лилия Анатольевна, я намного беднее вас, но я все-таки эти пакетики… выбрасываю.
Лиля, сгорая со стыда, собрала «лишние» пакеты и чуть ли не со слезами понесла в мусорку. Очень трудно примириться с конфликтной мыслью, что надо, именно надо, выбрасывать вполне пригодные вещи.