Мне приснилось лондонское небо. В поисках мистера Дарси
Шрифт:
Надюха уже закончила с уборкой и бойко орудовала на кухне, совмещённой с гостиной, организуя чай. Не найдя в доме ни одного печенья, она ещё раз ужаснулась такой бесхозяйственности – а если в дом неожиданные гости пришли? – и решила удовольствоваться чаем с сахаром. Грузно взгромоздившись на высокий барный стул, она пододвинула Арине кружку с картиной Ренуара и продолжила свой монолог о местных дамах.
– Потом, волосёшки у них никакие. Что ни англичанка – то жиденькие белёсые волосёшки. Ну, не дано им от природы. Так они ни черта с ними не делают! Постригут под каре все как один и гордятся. Ну, никакой фантазии! Макияжа нуль, или ресницы подкрасят коричневой тушью. И так Бог красоты не дал, да ещё и косметикой пренебрегает. Туфли эти идиотские – без каблука и подошвы, аккурат, что у меня в детстве чешки были на физкультуру ходить, только с бантиками дурацкими, я бы в таких туфлях мусор выносить не пошла. В выходные джинсы и футболка, хвостик какой-нибудь на голове повяжет – какого она так мужика найдёт?
– Может, и не нужны им мужики.
– Может, и не нужны. Зачем вот моей Анабель мужик? Она сама себе зарабатывает штук пятьдесят в год, квартиру в Вест Хэмпстеде снимает, в отпуск в Испанию ездит регулярно, зимой на лыжах в Альпах катается. С подружками тусуется. Уборщица раз в неделю приходит, я то бишь.
– Что же, у неё никого нет?
– Как же! Пять лет мужик был, недавно расстались. Это у них такой прикол местный. Пять лет по субботам встречаются, кино там, ресторан, потрахаются у него или у неё, а на утро – бай-бай, дарлинг, си ю некст вик. Ни женятся, ни съезжаются. Бывает, в отпуск вместе ездят. Я её спрашиваю, мужик хороший был? Она глазами хлопает: что значит «хороший»? Ну, говорю, работа, квартира у него были? Да, говорит, ему сорок лет, у него уже дом свой был, зарабатывал хорошо. А как человек, ну, в смысле, man, спрашиваю? Она как-то захихикала странно. Да, секс был очень хороший. А чего тогда расстались? Вот, он хотел вместе жить, а я не хочу уезжать из Хамстеда. Мне здесь до работы близко. Представляешь, идиотка? Мужик предлагает переехать в отдельный дом, а она будет квартиру снимать за штуку в месяц, лишь бы свою сраную независимость сохранить. До работы ей близко! Хотя зачем она ему сдалась – непонятно! Из себя ни о чём: ни сиськи, ни письки, хозяйка никакая, питается карри индийским – десять минут в микроволновке и готово, вонища на весь дом, в квартире – такой же срач. Про детей и думать не хочет. На фига ему такая баба?
– Может, поэтому англичане и женятся на иностранках? – осторожно предположила Арина.
– Может, поэтому и женятся, – согласилась Надюха, допивая чай и в мгновение ока протирая стол до первозданной чистоты. – Есть у меня один поклонник, из клиентов. Лет шестьдесят, но крепкий такой еще, потентный. Вызывает три раза на неделе на полный рабочий день. Я у него вроде экономки. Убирать нечего – много ли одинокий мужик нагадит за неделю? Продукты купить, бельё перестирать-перегладить, иногда ужин приготовить. Платит – шестьдесят фунтов за день. Я иной раз думаю: вот женился бы он на мне, сколько бы денег сэкономил.
– Тебе-то это невыгодно.
– Как это невыгодно? Что мне, мужика в доме не хочется, что ли? А он ещё ого-го. А иной раз разговорится со мной, о том о сём, я уж всю работу переделала, а он всё разговаривает. Мне то что – лишь бы деньги платил. Чувствую по всему, не хватает ему женского участия, но на важный шаг не решается. Думаешь, мне стоит намекнуть?
Через час она уже стояла в дверях с ведёрком, полным моющих средств.
– На эту квартиру часа полтора уходит. Ей, конечно, можно и целый день заниматься – но надо ли? Хозяйка оставляет двадцатку – если считать по десять фунтов в час – то особо задерживаться не стоит, всё равно больше не заплатят. Мне за двадцатку в первую зону переться не выгодно. Да и не люблю я таких баб – мне от её жизни блевать хочется.
Второй объект – небольшой дом в Кройдоне – отличался идеальной чистотой и пустотой. По Надюхиным словам, там жил мужик лет пятидесяти, который был фанатом чистоты. На первый взгляд, там и делать нечего. Книги на полках и то расставлены по размеру, музыкальные диски пронумерованы, DVD в алфавитном порядке. Даже золотая рыбка в круглом, лишённом растительности аквариуме не оживляла интерьера, а скорее наоборот, только подчёркивала его стерильную чистоту и пространство. Арине стало жаль эту рыбку, в одиночестве проводящую дни.
«Хоть бы пару ей завёл», – вдохнула она и постучала пальцем по аквариуму. Рыбка выпучила на неё свои жёлтые глупые глаза и вяло подплыла к стеклу.
– Это один из самых лучших клиентов, – вздохнула Надюха. – У него всегда чисто. Я прихожу только бельё перестирать и пол помыть. А на следующий день погладить и по шкафам разложить. Мусор выношу, когда есть. Ванную мою. Работы почти никакой, а тридцатку исправно платит.
– Почему же ты его себе не оставишь?
– Долго торчать приходится. Пока белое бельё постираешь два часа, пока чёрное два часа. Иногда ещё что-нибудь на режиме шерсти. Делать нечего, а время идёт. Весь день ушёл, а заработок – тридцатка. Я за это время в два раза больше в другом месте заработаю. К тому же Кройдон – пятая зона, на машине далеко, на поезде дорого. А потом он ещё немного извращенец.
– Он что, к тебе приставал? – Арина округлила глаза.
– Да нет, я его, может, всего один раз и видела. Но его спальня – это нечто. Пойдём покажу, – она потащила Арину на второй этаж.
Тщательно прибранная спальня с идеально заправленной кроватью не представляла из себя ничего особенного, разве только зеркало на потолке.
«Многим мужчинам нравится наблюдать себя во время секса, это ещё не повод считать их извращенцами», – пожала плечами Арина. Но в этот момент Надюха распахнула дверцу гардероба, и взору Арины предстал чёрный кожаный костюм с заклёпками. Через минуту Надюха извлекла собачий ошейник с шипами и плётку.
– Как ты видишь, собаки в доме нет, поэтому он то ли сам в ошейник одевается, то ли любовниц просит. И сечёт их потом плёткой до крови, представляешь?
– Зачем? – похолодела от ужаса Арина. Ей как-то враз расхотелось прибираться в таком доме.
– Возбуждается лучше. Это же садо-мазо чистейшей воды. Говорю тебе, извращенец. Да не пугайся ты так, они же никого насильно не принуждают. Наоборот, некоторые специально в интернете разыскивают себе подобных. У него, вон, полно книжек с картинками всех этих порок. Я полистала как-то, пока бельё стиралось, просветилась, что к чему. DVD ещё есть тоже такого толка, но я смотреть не стала – зачем мне это?
Спускаясь по лестнице в гостиную, Арина пыталась подавить какое-то гадливое чувство, застрявшее в горле. Одно дело знать про всякие извращения теоретически, другое дело видеть перед собой человека, который этим занимается, да ещё и работать на этого человека, зависеть от него в какой-то мере. А может, он любит наряжать уборщиц в костюм французской горничной и отхаживает потом их плётками. От этой мысли её чуть не стошнило.
– Я тебе ещё одну диковинку покажу в этом доме, – как ни в чём не бывало продолжала Надюха и потащила её обратно в гостиную. – Вот вам все ароматы Франции в одном чулане, – с этими словами она распахнула дверь кладовки, и перед Ариной предстали ряды винных бутылок, уложенные горизонтально на стеллажах, где были аккуратно приклеены таблички «Франция», «Италия», «Новая Зеландия», «Чили». – Коллекционер, – пробормотала Надюха, вытаскивая из глубины стеллажа бутылку французского мерло. – Я в прошлый раз это пробовала – мне очень понравилось. Сразу видно, мужик в вине разбирается.
– Ты отсюда пробовала? – ужаснулась Арина.
– Ну да. У него этих бутылок, наверное, сотни полторы. Думаешь, он их считает каждый день, что ли? Одной бутылкой меньше, одной больше, так сказать, на чай горничной. Такая бутылка фунтов двадцать в «Теско» стоит, я уже смотрела. Но он-то их оптом покупает, ему не так дорого обходится. А то, может, из самой Франции привозит.
Арина промолчала. Надюха тянула одна сына-подростка и поддерживала престарелых родителей, живя на чужбине нелегально, четыре года прибираясь в чужих домах, скрываясь от иммиграционных властей и рискуя своей головой каждый день – говорить с ней о морали казалось неуместным, особенно ей, Арине, которую в Лондон привела скорее скука, нежели нужда.