Мое обретение полюса
Шрифт:
Дерево нарт в дальнейшем пошло также на изготовление древков гарпуна и копий. Понимая, что наше окончательное возвращение в Гренландию зависело от нарт, мы использовали дерево умеренно. Древесина и кора словно сами советуют пользоваться ими экономно. Они сгибаются и скручиваются, но редко ломаются так, чтобы их нельзя было починить. Мы не располагали большим количеством этого ценного материала, однако его было достаточно для наших целей. На берегу мы нашли рога мускусных быков и обломки китового уса. Из них мы изготовили наконечники для гарпунов и копий. Часть полозьев от нарт была тоже пожертвована на изготовление наконечников для оружия. Ящичные гвозди послужили заклепками. Тюленья шкура, которую мы добыли месяц назад, была тщательно поделена на куски, из которых мы нарезали гарпунные лини и изготовили лассо. Мы надеялись использовать эти лини для поимки
25 Сражения с медведями и с моржами
Опасные приключения в парусиновой лодке. На грани голодания. Огромное животное поймано после сорока-восьми часовой борьбы. Ограблены голодными медведями
Штормовое море вздымалось тяжелой зыбью. Волны бесновались до самого горизонта. Упорно продолжая тщетные поиски пропитания вдоль южного берега залива Джонс, ранним сентябрьским утром мы огибали скалистые бухточки и мысы, где на берегу всегда можно было найти убежище, если бы с нашим хрупким суденышком, на котором мы отважились бросить вызов океанским штормам и невидимым под водой ледяным таранам, что-нибудь случилось. Мы смастерили грубое оружие и приготовились напасть на добычу, однако и суша и море были пустынны.
Мы голодали, наше положение было отчаянным. Нам часто приходилось отгребать от близкого убежища на низком берегу и проходить мимо отвесных утесов и скалывающихся ледников, которые с угрожающим видом обрывались в море. У них не было выступающих под водой поверхностей, но мы всякий раз проходили их затаив дыхание. Внезапный шквал или несчастный случай означали бы для нас смерть в ледяной воде. Но даже теперь, при всех наших страданиях и мучениях от голода, мы отчаянно цеплялись за жизнь.
Однажды мы проходили ледник, который на сотни футов вздымался ввысь из зеленого моря. Отдаленный океан злобно катил тяжелые волны. Гигантские айсберги рисовались на горизонте кораблями обреченных на гибель титанов. С громовыми раскатами волны разбивались об изумрудные стены гладкого ледяного Гибралтара. Всякий раз, когда нашу парусиновую лодку, которая словно бодала волны, подкидывало вверх и швыряло вниз, сердце уходило в пятки.
Неожиданно что-то белое, сверкающее пронзило днище лодки! Это был бивень моржа. Прежде чем мы успели сообразить, что с нами произошло, вода хлынула внутрь. Как ни тяжелы были обстоятельства, в нас мгновенно родилось сумасшедшее решение преследовать зверя. Это было влечение голодающих к пище. Однако с каждой секундой вода прибывала, минута промедления грозила гибелью. Совершенно инстинктивно Авела бросился на днище лодки и зажал коленом отверстие, частично закрыв доступ журчащему потоку. Он молча взглянул на меня, ожидая приказаний. Однако на ледниках убежища для нас не было. Осмотревшись с отчаянием погибающего, я увидел мористее, всего в нескольких сотнях ярдов от нас, небольшую блинчатую льдину. Наша жизнь зависела от нас самих, и мы стали грести к ней изо всех сил. Прежде чем мы успели вытащить лодку на скользкую поверхность льдины, ее днище покрылось слоем воды в несколько дюймов толщиной. Оказавшись на ледяном блине, раскачивающемся на волнах, мы с трудом перевели дух и залатали дырку куском обуви. Хотя мы предпочли бы обойти моржа на почтительном расстоянии, ждать было нельзя — все усиливающаяся зыбь и дрейф уносили нас прочь от опасных ледяных торосов.
Спустив лодку в волнующееся море, мы стали грести к земле. Прежде чем все наши страхи остались позади, нам пришлось, спасаясь от преследования моржей, проделать путь в четыре мили.
Наконец нас приподняло на белом гребне волны и поставило на твердую землю. Вытащив лодку, мы отъехали подальше от голодных языков волн и, совершенно обессиленные, но спасенные, бросились на траву.
Затем последовала длинная цепь неудач. Мы обыскали сушу в поисках птицы или рыбы. Исследуя на лодке пустынное побережье, мы устраивались на ночлег среди голых скал, утоляя жажду ледниковой водой до перенасыщения желудка. Приближалась та стадия
Нас разбудили отдаленные крики моржей. С помощью бинокля мы обнаружили группу животных вдали от берега на паковом льду. Наши сердца учащенно забились. Кровь бросилась нам в головы. Наша плоть словно загорелась огнем новой жизни — жизни, которая пребывала в забвении вот уже многие луны. Наверное, даже голодный волк не среагирует на подобный призыв столь быстро, как это сделали мы. Жаждущие крови, мы проворно сбросили лодку в воду вместе с охотничьим снаряжением и оттолкнулись от голодного берега.
День был чудесный, и солнце, стоявшее на западе, проливало на море и сушу щедрые золотистые лучи. Только рябь морщила маслянистую поверхность синей воды, по которой скользила лодка. Пак находился от нас милях в пяти к северу. Мы настолько спешили преодолеть это расстояние, что нам показалось, будто оно растянулось на многие лиги. [161] На целые мили вокруг нас не было ни единого ледяного поля, на котором мы смогли бы найти убежище, если бы моржи пошли в атаку. Однако мы были слепы и глухи ко всему на свете, кроме зова наших пустых желудков.
Note161
Лига — мера расстояния, принятая в средневековой Европе. Различали морскую лигу (5924 м) и сухопутную (1481 м).
Приближаясь к моржам, мы тщательно обсудили нашу тактику. Звери расположились на низкой блинчатой льдине, которая свободно болталась в гуще пака. Мы направились к небольшой полынье с подветренной стороны от животных, где надеялись высадиться и подобраться к ним под прикрытием торосов. Всплески весел не были слышны, они словно терялись в шуме дробящегося льда и трубных призывных криках моржей.
Эскимосы были настолько возбуждены, что чуть не позабыли про весла. За многие месяцы это был первый призыв дикой живой природы, который мы слышали. Мы достаточно исхудали для того, чтобы оценить по достоинству его значение для нас. Наконец лодка уткнулась в лед, и мы рассеялись по нему, выбирая подходящую позицию. Все благоприятствовало нам. Мы ни на секунду не позволяли сомнению закрасться в наши души, хотя в действительности наш план атаки был равноценен нападению на слона с перочинным ножом.
Мы сгрудились за необычно высоким ледяным шпилем всего в нескольких сотнях ярдов от стада. Десять огромных животных лениво распростерлись под теплыми лучами солнца. Несколько беспокойных малышей досаждали своим спящим матерям. К зверям тянулась великолепная цепочка торосов, за которыми мы могли подобраться вплотную к животным. Крепко сжимая в руках наше оружие — гарпуны и лини, мы начали атаку. Неожиданно Этукишук крикнул: «Наннук!» (Медведь).
Мы остановились. Наше оружие не могло соперничать с клыками медведя. Однако мы были слишком голодны для того, чтобы отступить. Медведь не обращал на нас никакого внимания. Его нос был направлен в сторону интересовавших его моржей. Медленно и расчетливо он подползал к храпящему стаду, а мы в бессильном гневе наблюдали за ним. Наше положение было безнадежным. Медведь вытянул свою длинную шею, сверкнули его клыки, и молодой морж забился на льдине. Все моржи разом проснулись, но слишком поздно для того, чтобы дать ответное сражение. В испуге рассерженные моржи плюхнулись в воду, а медведь отбежал на безопасное расстояние, где и уселся, чтобы с комфортом пообедать. Мы не интересовали ни медведя, ни обеспокоенных гигантов.
Мы еле волочили ставшие словно ватными ноги, когда возвращались к лодке. На сверкающие воды теперь словно легла тень опасности, поскольку в любой момент на нас могли напасть разъяренные животные. Мы переправлялись на голый берег кружным путем, держась спасительных плавающих льдин.
На сушу опустилась холодная, безрадостная ночь. Нам было не до сна. В лагуне мы обнаружили каких-то двигающихся тварей. После краткого изучения их стрелообразных движений мы догадались, что это была рыба. Тщательные поиски под камнями в воде позволили нам набрать несколько пригоршней крошечных, оперенных плавниками мальков. Я испытал чувство благодарности к судьбе, когда увидел, что нам было чем поужинать. Мы съели извивающихся рыбок сырыми. Стряпня была делом невозможным, потому что у нас не было ни жира, ни «дров».