Мое обретение полюса
Шрифт:
острову море оказалось мелководным. По моим расчетам, там должна была быть пища для моржей и тюленей. Медленно продвигаясь по бугрящейся зыбью кристально чистой воде, мы вскоре убедились в правильности своих догадок.
Мы подгребли к большому стаду моржей и приготовились к схватке. Однако совершенно неожиданно усилившийся ветер поднял волнение, и нам пришлось отказаться от охоты и искать убежище на ближайшей суше.
Мы достигли мыса Спарбо на берегу пролива Джонс в первых числах сентября. Мы лишились собак.
Патроны, за исключением четырех, которые я припрятал на случай крайней необходимости, тоже иссякли. Наше снаряжение состояло из половины нарт, парусиновой лодки, изорванной шелковой палатки, нескольких чайников, оловянных тарелок, ножей и спичек. Наша одежда была порвана в клочья.
Огромные гранитные стены мыса Спарбо были от нас с подветренной стороны. Мы приметили небольшую бухту, где можно было высаживаться на скалы при спокойной воде. Над скалами было небольшое пятно зелени, где мы надеялись найти мягкое ложе для лодки, чтобы разложить в ней наши меха и таким образом укрыться от пронизывающего ветра.
Когда мы высадились, то с удивлением обнаружили, что на этом месте некогда располагалась эскимосская деревушка. Частично затопленные иглу указывали на солидный возраст поселения, потому что со времени ухода его жителей берег успел осесть по крайней мере футов на пятнадцать. Выше располагались другие развалины.
Вскоре мы отыскали удобное место, хорошо защищенное от ветра и холода, где позднее могли бы выстроить себе зимнее убежище. Дальнейшие поиски привели нас к пещерообразной выбоине в земле. Над ней когда-то из камней и костей крупных животных была сооружена крыша, которая теперь провалилась.
Приближалась долгая зима. Мы были более чем в 300 милях от Анноатока, и наступление длинной ночи вынуждало нас остановиться. Необходимо было обзавестись продовольствием и одеждой. Мы обнаружили мускусных быков и пытались добыть их с помощью булыжников, лука и стрел, сделанных из дерева гикори с наших нарт. День за днем мы тщетно преследовали добычу. И если бы не утки, которых время от времени мы с помощью силков ловили, мы оказались бы абсолютно без пищи.
В середине сентября шел снег. Часто становилось так холодно, что мы, отложив на сутки охоту, очистили от обломков пещеру и нарезали дерн, опасаясь, как бы морозы не помешали нам сделать это позже. Из костей животных, найденных на берегу, мы изготовили нечто вроде лопат. Мы медленно изымали из ямы наметенные туда песок и гравий, а также мох и траву. К нашей радости, мы нашли под этим слоем то, чего желали, — приподнятую платформу примерно шесть футов длиной и восемь шириной с соответствующими углублениями для светильников. Там было достаточно места для того, чтобы просто ходить. Все это было словно приготовлено для нас. Очевидно, жилище предназначалось для небольшого семейства. Стены высотой около двух футов почти не требовали переделки, и мы, нарастив еще один фут, вывели их на уровень земли. Мы нарезали много дерна и высушили его на солнце, чтобы использовать в качестве покрытия для крыши.
Когда мы занимались удалением камней и приведением в порядок этой подземной тюрьмы, я, приподняв какие-то обломки, неожиданно ощутил холодок в сердце — из черной земли на меня смотрели пустые глазницы человеческого черепа. Напоминание о смерти, сделанное нам сим предметом, было исключительно неприятно. Это было плохим предзнаменованием. Однако сознание того, что жилище было сооружено руками человека (неважно, что из него потом получилась могила), наполнило меня трепетным чувством родства с его строителем.
На берегу, неподалеку, мы нашли ребра кита и из них соорудили стропила для крыши. Мы ее сделали из мха и блоков дерна. Вокруг убежища возвели из камней стену для защиты от штормовых ветров и медведей. Наконец наш зимний дом был готов. Продовольствие обратилось теперь в самую насущную проблему. Животные бродили вокруг нас в изобилии. Большинство из них были крупными. На суше водились мускусные быки и медведи, в море — моржи и тюлени. Но что было делать без собак и ружей?
Первым оружием, которое мы изобрели, были лук и стрелы. С их помощью мы могли по крайней мере обеспечивать себя мелкой дичью. У нас был достаточно большой запас дерева гикори. Никакое иное дерево не могло подходить для этого лучше. У нас были жилы и кожа тюленя для изготовления тетивы, однако не имелось металла для наконечников стрел. Мы пробовали использовать кости, рога, бивни моржей, однако все это оказалось неэффективным.
Однажды Этукишук, разглядывая свой карманный нож, предложил использовать в качестве наконечников боковые лезвия ножей. Итак, лезвие вместе с пружиной было насажено на костяное древко. Таким образом мы заострили две стрелы. Когда оружие было готово, эскимосы отправились на охоту. Они вернулись через несколько часов с зайцем и гагарой. Веселье царило в нашем лагере, пока мы разделывали тушки. Мы распорядились мясом, не утруждая себя приготовлением пищи.
Сутками позже мы заметили двух мускусных быков, которые паслись вдоль ледниковой морены. Мускусный бык — миролюбивое животное, предпочитающее не вступать в бой, однако, когда его к этому принуждают, он становится одним из самых отчаянных и опасных бойцов, известных в природе. Оп способен наносить роковые удары своими рогами. Никакой испанский бык, пойманный в пампе, никакой бизон прерий не имеют такого изгиба рогов и такого ума, чтобы бодать врагов, как этот смирный обитатель ледяного мира. Если в течение некоторого времени понаблюдать за мускусным быком в разных состояниях, начинаешь восхищаться его поистине человеческим интеллектом, а также его физической силой, намного превышающей физическую силу человека.
Нашим единственным оружием был лук со стрелами. Парни подползли под укрытием камней на несколько ярдов к ничего неподозревающим созданиям. Они натянули тетивы — и стрелы засвистели в воздухе, направляясь к цели с такой скоростью и точностью, с которой их способны запустить только эскимосы. Однако шкура животных оказалась слишком прочной. Быки вздрогнули от неожиданности и повернулись к нападавшим. Каждая выпущенная стрела была разломана на кусочки ногами и зубами животных.
Когда были использованы все стрелы, мы испробовали еще более примитивное оружие — пращу (рогатку), заряженную большими камнями. Эти метательные снаряды быки восприняли довольно добродушно — они попросту сделали несколько шагов к большой гранитной глыбе, о которую точили рога, и стали ожидать дальнейшего развития событий. Нам не удалось причинить им сколько-нибудь серьезного вреда; они даже не попытались спастись бегством.
Затем мы поменялись ролями. Когда мы решили оставить место охоты, быки в ярости кинулись на нас. К счастью, вокруг было множество крупных валунов, и мы запрыгали вокруг них с крупными камнями в руках, которые метали в быков с близкого расстояния. При стремительном нападении мускусный бык не может быстро поворачиваться, и от него легко увернуться. Среди скал две ноги были лучше, чем четыре. Это и спасло нам жизнь.
Через некоторое время животные устали, и мы поспешно ретировались, выучив новый урок из учебника охотничьих приключений. По-видимому, лук и стрелы не были тем оружием, которым можно было добыть мускусного быка. Мускусный бык с берегов пролива Джонс в отличие от своего собрата, обитающего севернее, всегда готов к драке. Он нередко вынужден противостоять медведю и волку, что отнюдь не легко, и тактика, которую он применяет в таких случаях, продиктована необходимостью. Он редко становится жертвой своих врагов. Нам пришлось долго и тщательно изучать тактику защиты мускусного быка, и если бы между делом мы не добывали себе другую дичь, наша судьба стала бы плачевной.
Наконец-то были изготовлены гарпуны и копья, и, вооружившись ими, мы поспешили вернуть себе утраченную в охоте на «амингма» честь. В конце концов даже один добытый бык мог бы удовлетворить наши нужды. Неумолимо приближались зимние штормы. Мы оставались не только без пищи, но и без топлива, и без одежды. Прилагая отчаянные усилия для того, чтобы выбраться из областей, где мы были бы обречены на голод, мы побросали наши зимние меха, включая спальные мешки. Наша летняя одежда совершенно износилась. Мы нуждались в топливе и в жилах, жире и рогах.