Мое обретение полюса
Шрифт:
Здесь арктический заяц играет летом со своими зайчатами. Прежде чем наступает зима, малыши подрастают, становятся взрослыми, одеваются в шелковистый белый мех. Они роют норы в глубоком снегу, прокладывая длинные туннели, поедая свои излюбленные перины из уже замерзших растений и отсыпаясь на них же. В то время как глубоко под снежными одеждами матери-земли спят зверьки, губящие все живое порывы ветра тратят понапрасну свою энергию.
Здесь добывает пропитание полярная куропатка, пасутся мускусный бык и олень-карибу, а ворон, у которого для всех найдется доброе слово, тоже собирает себе пищу. Медведь и волк время от времени посещают такие места, чтобы собрать свою дань. Сокол и песец даже во сне не закрывают один глаз, держатся настороже ради исполнения своего охотничьего назначения.
В этих крохотных, словно улыбающихся выбоинах, сделанных природой, когда солнце начинает ласкать пологие склоны, снег тает и растекается журчащими ручейками (море все еще крепко сжато железными объятиями зимы), арктический «инкубатор» работает сверхурочно, чтобы вызвать к жизни из глубины сна малышей. Таким образом, эти выбоины в скалах являются полярной колыбелью жизни.
Освободившись от всепоглощающей заботы о пропитании, теперь я часто, как завороженный, наблюдал за этими чудесами природы. Фазы жизнедеятельности, которые прежде не интересовали меня, теперь приковали к себе мое внимание. Чуть в стороне от этих мягко постланных природой лощин противостоит стихиям «пограничная зона». Дарующая жизнь природа летом расцвечивает долины и лощины словно сады, а зимой хоронит эту роскошную растительность под глубоким снегом. Таким образом, зимой мускусный бык и олень-карибу лишаются обычных средств к существованию. Однако природа-мать не забывает о своих детях. Те же самые ветры, которые вынуждают человека и более слабых животных искать убежища от их смертоносного нападения, предоставляют пропитание лучше приспособленным к холоду мускусному быку и карибу. Летом растения, подобно животным, карабкаются на скалы, пригорки, горные склоны, чтобы выбраться на простор, к свету, теплу, приносимому солнечными лучами. Однако жизнь здесь из-за ветров и морозов дается тяжело, и только очень сильным растениям. Их ткани становятся здесь цепкими, крепкими, живучими; сами растения — узловатыми и шишковатыми от затяжного конфликта со стихиями, а их корни вгрызаются в землю на целые ярды. Это заставляет дышащую часть растения принимать карликовые размеры всего в несколько дюймов высотой. Здесь зимние ветры сметают снег, открывая доступ к пище мускусному быку и карибу. Так ветер-разрушитель дает животным средства к существованию. Этот уравнительный процесс природы по-настоящему удивляет. На небольших, ограниченных участках мы чувствовали себя словно в новом Эдеме первобытной жизни.
Топография Северного Девона, однако, строго ограничивает пределы распространения живой природы. Только на узкой полосе побережья в районе мыса Спарбо, которая простирается примерно на 25 миль к востоку и на 40 миль к западу, можно отыскать признаки жизни. Остальная часть побережья пролива Джонс еще более безжизненна, чем берега полярного моря.
Несмотря на то что наши кладовые были теперь заполнены мясом и жиром, нам все еще были нужны меха и шкуры для изготовления нового снаряжения, без которого мы не смогли бы возвратиться в Гренландию. Интересующие нас животные бродили вокруг в изобилии, однако они были слишком подвижны для того, чтобы мы могли поймать их с помощью нашего оружия и теми же способами, какими охотились на моржей и мускусных быков.
Мы несколько раз пытались добыть песца, зайца, полярную куропатку и тюленя. Надо было придумать какие-то особые методы и приемы для отлова этих животных. Зайцы были, пожалуй, наиболее нужны нам, и не только из-за своего нежного мяса, которое могло бы так приятно разнообразить нашу диету из мяса мускусного быка, но и из-за их шкурки, совершенно незаменимой для пошива чулок. В поисках мускусных быков мы много раз вспугивали стайки этих зверьков. Однако их мех достигает высокого качества только к середине октября, поэтому охоту на зайца мы отложили до захода солнца, а пока лишь примечали их повадки.
Мы научились уважать этого маленького аристократа. Это самое красивое и деликатное создание Севера. В первые дни лета мы встречали зайцев, когда те паслись на зеленых лугах у подножия птичьего базара. В то время крошечные серые зайчата играли со своими мамашами около хрустальных пещер. Теперь малыши совсем выросли и, так же как и их родители, оделись в безукоризненно белые шубки. Мы распознавали молодняк только по большей активности и неуемному любопытству.
Поблизости от лагеря мы находили зайцев сначала в лощинах, где прошлогодний снег исчез совсем недавно и все поросло молодой, нежной, ароматной травой, которая пришлась им весьма по вкусу. Чуть позднее зайцы последовали за мускусными быками к берегам лагун или на подметенные ветром холмы. Еще позднее, когда зимние снега словно одеялом покрыли пастбища и жестокие ночные штормы намели безрадостные сугробы, они для добывания пищи вырыли под снегом длинные туннели, логова, кормушки и, пока свирепствовали штормы, оставались в них, как дома.
Наделенные редкими для животных умственными способностями, зайцы быстро схватывают все, что несет им выгоду или преимущества. Мы заметили, как с приближением зимы они присоседились к мускусным быкам. Этот маневр, по-видимому, связан с пищей: подле мускусных быков зайцам достается достаточно пищи.
Несмотря на то что у зайца хрупкий, подобно птичьему, скелет и тонкая, как бумага, шкурка, он приспособлен к жизни в Арктике не хуже медведя с его массивной анатомией. Заячий организм способен работать в режиме жесткой «экономии». Он тратит максимально возможное количество энергии, а восполняет ее минимальным потреблением пищи. Белизна меха сродни белизне полярного снега, и заяц обретает эту характерную окраску прежде, чем выпадает снег. В потоках малинового солнечного света он кажется красным и белым одновременно. В тени ледяного склона или в темноте ночи он обретает смягченную синеву полярного мира. Природа выбелила его мех, по-видимому, для того, чтобы защитить от жестокого холода, так как белый мех позволяет сохранять тепло гораздо лучше, чем мех иной расцветки или оттенка.
Песец — единственный враг зайца, и он может рассчитывать на успех только благодаря своей хитрости. Когда зверек чувствует опасность, он проделывает серию стрелообразных бросков, и догнать его при этом могут только птицы. Он расходует мускульную энергию настолько экономно, что может бежать почти неограниченное время. Проделав несколько сот прыжков, он поднимается на задние лапки, чтобы отдохнуть в вертикальном положении. Заяц с черными кончиками на ушах представляет собой прекрасный образчик искусницы-природы. Во сне он поджимает лапки под себя, а его вечно подвижный нос с раздвоенной губой утыкается в длинный мягкий мех на груди, который прекрасно защищает его и от холода и от снега. Заяц — это жизнерадостный пушистый комочек, который вызывает восхищение.
Лишенные обычного комфорта, мы многому научились от окружавших нас животных. Например, от зайца, необыкновенного аккуратиста, мы узнали, как надо очищать руки и лицо. Не имея мыла и полотенец, располагая небольшим количеством воды, нам с трудом удавалось поддерживать хотя бы сносный внешний вид. У зайца те же проблемы, однако природа снабдила его, так сказать, гигиеническим аппаратом. В его распоряжении для умывания — передние лапки, тогда как задние конечности служат снегоступами и поэтому покрыты жестким мехом, обладающим свойствами обыкновенной губки. Этой своеобразной губкой можно эффективно пользоваться, не прибегая к мылу или воде. С помощью заячьих лапок мы и содержали себя в чистоте. Эти же лапки служили нам салфетками. Таким образом, заменив тазик для умывания и полотенце заячьими лапками, мы запасли их в количестве, достаточном для того, чтобы поддерживать личную гигиену по крайней мере в течение шести месяцев.
Этукишук расставлял для зайцев силки, и многие зверьки пали жертвой его примитивного орудия. Авела, который так и не научился пользоваться пращой, стал великолепным лучником. Он никогда не возвращался с охоты без зайца. Но настоящий успех пришел к нам, когда мы применили еще более примитивное устройство. Рассчитывая на любопытство зверька, мы додумались расставлять вдоль регулярных заячьих троп целую цепочку ловушек. Прыгая и резвясь на такой тропе, зверьки попадались в силки.
Охота на полярных куропаток находилась исключительно в ведении Авела. Эти птицы далеко не пугливы и частенько наведывались к нашей берлоге, рассеиваясь стайкой на снегу, словно куры. Куропатка слишком мелкая цель для пращи, и только Авела умел придавать стреле точное направление. Всего было добыто 15 птиц в окрестностях нашего обиталища, и все они пошли на десерт мне. Согласно эскимосскому обычаю, молодому, неженатому мужчине или незамужней женщине не разрешается лакомиться куропаткой, или, как они ее называют, «арришша». Право на подобное удовольствие предоставляется старшим, и я не стал нарушать это священное право старейших и изменять обычаю. Обычай этот был мне на руку, потому что не только подчеркивал мой статус старшего эскимоса, но и позволял мне одному насладиться этими птицами, а не довольствоваться лишь соблазнительным кусочком.
Полярная куропатка — очаровательное создание, однако нам она показалась таинственным существом. Совершенно неожиданно опускаясь с небес на землю, она снова отправлялась в какие-то неизвестные просторы своего обитания. Иногда мы видели множество этих птиц. Иногда не видели их целыми месяцами. Летом птица имеет буро-коричневое оперение с вкраплением белого. Она держится ближе к ледникам внутри побережья, занимаясь своими делами вдоль заснеженного побережья, где нет ни людей ни песцов. В последних числах сентября куропатки появляются на прибрежных низменностях, лежащих на уровне моря.